е уже было кончено. Они только принимали под белы рученьки залетных гопников да паковали их в автозаки. Кто не мог идти сам, того аккуратно складывали около автобусов – чтобы потом их осмотрели врачи. Полиция собрала щедрый урожай брошенных бит и кастетов и предложила Мирославе и всем, кто пострадал от нападения шпаны, проехать вместе с ними написать заявление. Однако строителям ну очень не хотелось завершать свадьбу на такой ноте. И в результате Боцман договорился со стражами порядка, что завтра у дежурного обязательно будет целая стопка заявлений, а пока пусть народ еще погуляет.
– Ну что ж, смотрю, у вас тут все по традиции, – пошутил полицейский. – А то что это за свадьба без драки?
Пока он поздравлял молодых, его подчиненные растащили все узбекские лепешки, а кто успел, тот ухватил и горсть плова. Мирослава предложила завернуть с собой, но командир мужественно отказался – нечего расслабляться на службе!
Вскоре полиция уехала и забрала с собой в наручниках все побитые неприятности этого вечера. Те из рабочих, кому тоже досталось в драке, приводили себя в порядок, женщины суетились вокруг героев, оказывая им первую помощь. Мирослава достала аптечку и все никак не могла решить, к кому первому подойти – то ли к Боцману, то ли к Волкову, но, в конце концов, выбрала Сергея. За столом эти двое уже сидели вместе. Совместная драка, она, знаете ли, сближает…
После драки Адъян снова оказался в центре внимания, но теперь уже не как жених. Рабочие окружили его и донимали вопросами. Как это так, буддист, философ, сколько времени с ними жил – ни в каких конфликтах не участвовал, даже не ссорился ни с кем. И вдруг на тебе, кинулся в драку, да такое месилово развернул, Брюс Ли по сравнению с ним просто младенец. Где он так научился, не по кино же? Адъян долго отмалчивался, пытался уйти от этого разговора, но его все-таки вынудили расколоться.
– Я ведь не всегда убежденным буддистом был, – признался жених. – Вера – дело непростое, до нее дозреть нужно. Я тоже долго к ней шел. Только после армии все понял.
– Так ты в армии был, – кивнул бетонщик Василь. – А в каких войсках?
– В разведке, – не слишком охотно сообщил Адъян.
– Да ну?! – тут же оживились слушатели. – Ну-ка рассказывай!
Но отвечать на дальнейшие вопросы жених отказался наотрез. Пришлось разочарованным гостям оставить его в покое. Что поделаешь-то? Не хочет человек говорить – его право. Может, военная тайна. А может, просто не хочет вспоминать о том периоде своей жизни. Это на стройке было понятно многим, не одному только Сергею Волкову.
Так что завершился тот день более или менее благополучно. Самой значительной потерей для обитателей «Неваляшки» стало нарядное платье Чуни, которое безнадежно испортили грязные пятна от сковородки. Обнаружив это, девочка в первый момент сильно расстроилась, но потом махнула рукой. Вряд ли ей еще когда-нибудь представится случай так нарядиться, ведь больше никаких свадеб на стройке не намечалось. Но платье все равно было жалко.
Глава девятнадцатаяПоследний месяц – май
Отшумела, отплясала свадьба, и жизнь на стройке вошла в свою привычную колею: работа, смены, ежедневные проблемы, авралы… Авралов больше всего, потому что сдача «Неваляшки» была назначена на июнь, а до июня оставалось всего ничего – чуть больше месяца. С каждым днем Георгий уходил с работы все позже, а приезжать старался как можно раньше, еще до начала первой смены.
Обычно он ездил от своего дома в Люберцах до объекта в Вешняках одной и той же дорогой, но однажды утром ему не повезло: улицу, уже практически на самом подъезде к «Неваляшке», перегородили – велись какие-то ремонтные работы. Чертыхнувшись, Боцман прикинул обходной путь и сообразил, как можно проскочить дворами. Как же все-таки хорошо, что он ездит на байке – никакие клумбы и бетонные блоки, которыми перегораживают дворы от автомобилей, мотоциклу не помеха. Сбавив скорость и стараясь, чтобы его верный железный конь издавал как можно меньше шума, Георгий отправился срезать углы.
В этот ранний час во дворах было еще совершенно пусто – ни собачников, ни родителей, ведущих малышню в детский сад, ни школьников, лениво бредущих на уроки. Только в одном из дворов, поодаль от подъездов какой-то старик копался в моторе допотопного драндулета, и Боцман, подъехав поближе, узнал активиста Иннокентия Федоровича.
Лидер движения «Скажем НЕТ! незаконной стройке!» разглядывал свою старенькую «Волгу» и пребывал в великой печали.
Снег уже давно стаял, дороги подсохли – можно и за руль. Иннокентий Федорович относился к той категории автомобилистов, которых именуют подснежниками за то, что они выводят машины на дорогу только летом. Вернее, ездят с весны до осени. Обычно к сезонному передвижению склонны неопытные водители, но здесь был совсем не тот случай. Иннокентий Федорович за баранкой был больше тридцати лет. Он бы ездил и зимой – да не мог позволить себе такую роскошь, приходилось беречь «волжанку» от зимних дорог. Старушка, чего там скрывать, дышала на ладан. Потускневший кузов, «лысая» резина, чихающий двигатель, треснувшее лобовое стекло… Легче было сказать, какими хворями не страдала четырехколесная подруга пенсионера. Наверное, здоровых «органов» у нее, пожалуй, и вовсе не было. Тем не менее она пока, пусть и неторопливо, пусть дребезжа и постанывая, но все же ездила – точно лошадь Маруська в песне извозчика, которую пел Утесов. И Иннокентий Федорович был абсолютно убежден, что такая живучесть автомобиля не результат бесчисленных ремонтов, а исключительная заслуга советского автопрома, еще одно доказательство, что при советской власти все было лучше. Вот машина так машина! Сколько ей уже лет, а все бегает, разве сравнить с этими нынешними лощеными иномарками…
Но в этом году, глядя на свою любимицу, которую он с превеликим трудом выкатил из гаража, пенсионер сильно засомневался, что «волжанка» побежит по улицам в этом сезоне. Уж очень непрезентабельно выглядела гордость советского автопрома под лучами весеннего солнца. Она осела на все четыре колеса, тускло глядела глазами-фарами, мутное и треснутое лобовое стекло было покрыто пылью, на корпусе проступили зловещие пятна ржавчины. Можно даже не открывать капот, – и так было видно, что престарелая «волжанка» находится в предынфарктном состоянии.
– Ничего, ничего… Здесь перебрать, там подкрутить – и опять можно до зимы ездить, – неуверенно бормотал Иннокентий Федорович, с жалостью разглядывая свою любимицу.
Он провозился с автомобилем до позднего вечера. Вроде все привел в порядок, пусть и с горем пополам. Но мотор заработал, тормоза были в исправности, фары горели тусклым желтым светом. Иннокентий Федорович поставил машину в гараж и устало побрел домой.
На другой день вовсю светило солнце, ярко голубело небо – самое время прокатиться с ветерком, прогреть мотор, проверить все системы автомобиля. Да и наконец-то съездить в «Ашан», который находился не очень близко, но там все было подешевле – существенное обстоятельство для пенсионера. Можно будет накупить всего, чего давно хотелось – насколько позволяли средства, конечно, и на машине все это доставить домой. В руках-то не натаскаешься!
Но на этот раз машина упорно отказывалась заводиться. Двигатель попыхтел-попыхтел и заглох. Все попытки реанимировать его оказались тщетны. И этот день Иннокентий Федорович провел со своей старушкой, копаясь в двигателе. Он то ворчал на «ржавую железяку», то ласково ее уговаривал. Старик давно уже считал свою «волжанку» живым существом, правда, с довольно капризным характером. Но раньше им все же удавалось ладить, а сейчас все его старания оказались тщетны. Машина упрямилась и абсолютно не хотела заводиться.
Ночью, ворочаясь на узкой, по-спартански жесткой тахте, Иннокентий Федорович еще надеялся, что назавтра все наладится. Ну, просто день выпал такой неудачный, бывает… Спал он плохо, встал чуть ли не с рассветом, едва попив чаю, направился, полный надежды, в гараж… Но увы. За ночь ничего не изменилось, старушка-«Волга» все так же не слушалась своего хозяина. Иннокентий Федорович совсем пал духом. Мало того, что два дня мучений в гараже не принесли желаемого результата, но теперь и все его летние планы, связанные с поездками в магазины, на дачу и на рыбалку, оказались под угрозой.
Главное, посоветоваться не с кем, все знакомые мужики-автомобилисты кто уехал, кто и того хуже – помер. Машин-то в доме много – да владельцы у них такие, что обращаться к ним за помощью не было никакого желания. Да и не даст это ничего, только на смех поднимут старика вместе с его «помойкой». А автомехаников вызывать или доставлять каким-то образом машину в мастерскую вылетит в такую копеечку, что никакой пенсии не хватит. Да еще неизвестно, найдешь ли механика. Машина-то старая, с таким древним агрегатом никто и связываться не захочет. Вот задачка-то…
Иннокентий беспомощно обвел взглядом пустынный в это время двор. Никого, кто мог бы ему помочь. Только тарахтит, все приближаясь, мотор мотоцикла. Старик пробормотал себе под нос нечто нечленораздельное, но явно нелестное, в адрес байкеров. Как большинство обывателей, он мотоциклистов недолюбливал. Ну а за что их любить-то? Как лето – так от них вообще житья нет. Врубят музыку на всю катушку и давай гонять-грохотать по улицам, что день, что ночь глубокая – им все едино.
Мотоцикл тем временем приблизился, и старик, к своему удивлению, увидел, что едет на нем не кто иной, как прораб с ненавистной стройки. И ведь не промчался мимо на всех парах, наоборот, сбавил скорость, остановился рядом, вежливо поздоровался.
– Доброе утро, Иннокентий Федорович! Случилось что-нибудь? Может, помочь?
«Ишь какой! – фыркнул про себя старик. – Даже имя-отчество помнит, помощь предлагает, задобрить хочет. Ничего, ничего, вы у меня еще узнаете, как людям свет загораживать!»
Иннокентий Федорович попытался разжечь в себе прежний боевой дух. Но вместо какой-нибудь воинственной тирады вдруг неожиданно для самого себя сказал упавшим голосом: