а прав и она сама иногда чувствует себя говорящей куклой из неизвестного магазина. Потом Никита сказал, что они с Витьком выйдут, а девчонки пусть подбросят дров в камин, разденутся догола и посмотрят, нет ли у Аи каких отличий от нормальных людей. Витёк хотел было стукнуть Никиту по шее, чтоб не борзел, но девчонки (даже Капризка!) неожиданно и сразу согласились. В сенях Никита шёпотом предложил Витьку подсмотреть в щёлочку. Витёк даже обрадовался предложению и с наслаждением стукнул-таки детектива. Реакция у Никиты оказалась хорошей, и он, несмотря на потёмки, почти увернулся. Снова одевшиеся девчонки в один голос утверждали, что на вид Аи совершенно такая же, как обычные люди.
Капризка, сдвинув набок смешную шапочку с ушками, смотрела в окно, Маринка в белой куртке дремала, держа на коленях ужастик с сиреневым привидением на обложке. Вид у привидения был глупый и удивлённый. На остановке вошла толстая тётка в ботах и села через проход. Угнездившись на скамейке, она огляделась, достала из сумки большой, полурастаявший брикет мороженого крем-брюле, развернула фольгу и начала есть, откусывая большие куски и время от времени облизывая толстые пальцы. Витёк поморщился и отвернулся, но тётка, поедающая мороженое, почему-то снова и снова притягивала его взгляд. Отчего-то вспомнились дворняги из детства, в один кус проглатывающие объедки пирожков и мороженого, потом Аи, как она ела сырую печень из холодильника… Витёк сглотнул горькую слюну, и на какое-то мгновение ему захотелось, чтобы ничего этого не было — девочки Аи, похожей на синичку-лазоревку, возобновившихся отношений с Капризкой, Никиты с его расследованием, тётки с мороженым в вечерней электричке — ничего. Решать задачки, ходить в школу, болтать с Борькой… Капризка оторвалась от созерцания заоконных пейзажей (тем более что в темноте почти ничего не было видно), поправила шапочку, осмотрелась и тоже заметила тётку с мороженым, которая, шумно хлюпая, уже почти доедала брикет. Капризка облизнулась.
— Мороженого хочется… — голосом мультфильмовской кошки промурлыкала она.
«Жизнь невозможно повернуть назад»[54], - цитатой из старой песни урезонил себя Витёк. А задачки — это как раз можно устроить прямо сейчас. Витёк попросил у Никиты листочек из тетрадки, забрал у Маринки книжку с привидением, достал из кармана куртки ручку. Пристроил всё это на коленях, быстренько набросал условие и восстановил ход решения задачи до того момента, где он вчера запутался, потерял нить. А если попробовать преобразовать через логарифм? Витёк с удовольствием задумался, глядя на такие понятные и родные значки и подгрызая колпачок ручки.
Когда и как появились в вагоне эти странные ребята, Витёк не заметил. Сразу услышал голос — шепелявый и какой-то невыразительный, словно его носитель не очень хорошо владел родным языком:
— Ой, мальчик задачки решает! Ты посмотри, Мокрый, какой хороший мальчик! Наверное, отличник. Ты отличник, мальчик, да? И девочки какие хорошие. Тоже, наверное, хорошо учатся… И в какой школе вы учитесь, дети? И вот объясни, мне, Мокрый, что это такие хорошие дети в нашем поезде делают? А?
Витёк растерялся, закрутил шеей. Мальчишек было четверо, все на вид старше их. И это «на вид»… У одного — засохшие зелёные сопли под носом, у другого вообще нос ощутимо свёрнут на сторону, у третьего — сандалии на босу ногу, а ведь ноябрь, вчера лёг первый снег… Откуда они такие взялись?!
— Ребята, чего вам надо? — стараясь говорить рассудительно, спросил Витёк. — Мы вас не трогаем.
— Не по-онял, — чернозубо улыбнулся старший. — Это мы тебя, шибздик, пока не трогаем. А захотим — тронем. Это наш поезд.
— В каком смысле — ваш? — поинтересовался Витёк (парадоксально, но, несмотря на явную опасность, ему действительно стало интересно — каким образом эти странные пацаны считают своей пригородную электричку).
Вожак безошибочно, по-звериному, уловил в Витьке подлинность интереса и отсутствие страха.
— Ты у меня щас доспрашиваешься… — прошипел он. Один из младших пацанов (тот, у которого нос на сторону) вырвал у Витька книжку с листком и швырнул на пол в проход.
— Подожди, Вонючка, узнать надо, — пробормотал сопливый.
Витёк проводил взглядом так и нерешённую задачу и оглядел вагон. Семья у входа поднялась как по команде. Ага, вот и команда:
— Петя, пошли отсюда! Куда, куда, в другой вагон! Покоя нет от этой шпаны!
Интеллигентного вида дядечка с интересом склонился над газетой. Тётка доела мороженое и теперь вытирала руки огромным клетчатым носовым платком. Никита побледнел в прозелень, тетрадка в руках трясётся. Капризка смотрит сквозь стену, куда-то за пределы вагона. Маринка от страха просто закрыла глаза.
— Отстаньте от нас, пожалуйста, — Витёк всё ещё старается быть вежливым, старается не злить парней.
— Сейчас я от тебя отстану, сопля! — заводится Вонючка.
— Ну кто бы говорил про сопли, — Витёк неожиданно улыбается, подмигивает носителю зелёных соплей и сразу лишается единственного защитника, который предлагал не драться, а что-то узнать.
— Ну, с-сука, щас я тебя порешу! — визжит сопливый и сверху бросается на Витька, тянется к его шее. Витёк успевает вскочить, но тут же падает, и пацаны, сцепившись, катятся в проход. Вонючка пинает клубок ногой, ещё один пацан сбивает шапку с Никиты. Маринка по-прежнему сидит с закрытыми глазами, похожая на статую в Летнем саду[55]. Капризка визжит и, выставив вперёд когти, бросается сзади на Вонючку, потому что он стоит ближе всех. Старушка в резиновых сапогах пробирается к краю вагона, волоча за собой букет и сетку с котом. Кот стукается о сапоги и оглушительно вопит.
— Милицию! Милицию мне! — шепчет старушка в переговорник, пробиваясь сквозь визг Капризки и вой кота. — Мальчишки вусмерть передрались! Скорее! Да почём я знаю, какой вагон! Где написано? Я без очков не вижу! В начало я садилась, не успевала. Идите скорее! Вусмерть, говорю! Да кот это мой вопит! Люди вы или кто?
Виктор Трофимович отложил подписанную характеристику на Кононова Алексея Геннадьевича, взял пирожок с капустой и подтянул к себе вчерашнюю сводку. До оперативки оставалось ещё сорок минут. Андрюша за столом заполнял какие-то бумаги. Внезапно что-то остановило тренированный милицейский взгляд. Несколько секунд Виктор Трофимович туповато пялился на листок, стараясь сообразить, потом — вспомнил.
— Андрюша, пропавшая девочка из какой у нас школы была? Ну, у которой папа и икра…
— Так нашлась девочка-то!
— Посмотри, милый, посмотри…
— Сейчас, в журнал гляну… Это когда ж было-то? А — вот: двести тридцать девятая гимназия, класс седьмой «А».
— Ясненько-колбасненько! — Виктор Трофимович от волнения положил пирожок на только что подписанную характеристику. — Я и гляжу, что-то знакомо. Эти вчерашние — та же школа, тот же класс.
— Какие вчерашние?
— Ты сводку смотрел? Питерские дети с нашей вагонкой[56] передрались. Наши, ясненько-колбасненько, смылись, растворились, яко тать в нощи[57]. Велят найти. Если на месте не словили, где ж их теперь найдёшь? А питерскому пацану пришлось помощь медицинскую оказывать. Вот: Савельев Виктор, двести тридцать девятая гимназия, седьмой «А» класс. Чего это они сюда повадились-то, а?
— Так девочка-то ещё неизвестно где была…
— Знаешь, не верю я в такие совпадения… Кто там был-то? Линейные? Набери-ка мне номер, я их поспрашаю. Должен же я по эпизоду реагировать, предупреждать рецидивы… Але! Здравия желаю! Капитан Воронцов из Северного округа. У меня тут вопросики имеются… Записываю номер. Але!.. Ага, ага! Здравствуй, лейтенант. Ребятишек в электричке ты вчера разнимал? Вот, вот. По всему выходит — мои ребятишки… Да понял, что не заметил… Ты мне вот что скажи: чего эти, питерские, там делали? Что говорили? Что?! На лыжах катались?.. Лейтенант, а у них лыжи были? Так. Та-ак. Ясненько-колбасненько. Спасибо, лейтенант… И тебе тоже.
Виктор Трофимович постучал карандашом по столу, встретил вопросительный Андрюшин взгляд:
— Что-то тут нечисто, Андрюша. Чутьё старого мента подсказывает. И девочка с икрой где-то здесь была, и эти… В общем, если из этой школы ещё кто-то засветится, дай мне знать…
— Хорошо, Виктор Трофимович, обязательно дам знать. Вы что думаете, наркотики? Так дети ж совсем…
— Ничего я пока не думаю. А только нечего им здесь осенью по вечерам-ночам делать. И про лыжи врут явно, даже не стараясь. Надо поглядеть — вот что я думаю.
— Хорошо, Виктор Трофимович, поглядим. Пойдёмте сейчас, люди уже собрались.
В коридоре, раздвигая беседовавших участковых, к Виктору Трофимовичу рванулся огромный мужик с татуировками на обоих кулаках:
— Виктор Трофимович!
— Вам чего? — удивился Виктор Трофимович. Мужик был колоритен, но не припоминался. Могучие кулаки с восходящими солнцами были похожи на две пачки давно канувших в Лету[58] папирос «Север» (их пятьдесят лет подряд курил Трофим Игнатьевич, и сыну они, естественно, запомнились).
— Кононов я, Алексей Геннадьевич. Мне характеристику надо, для работы, по месту приписки. Участковый сказал: у вас!
— А, да! — Виктор Трофимович вернулся в кабинет и тут же болезненно сморщился. Поднял с листка-характеристики огрызок пирожка и долго смотрел на большое масляное пятно, под которым синие буквы стали блекло-голубыми. — Ёшкин кот! — наконец выругался он и с виноватым видом шагнул в коридор навстречу могучему Кононову, который уже протягивал за характеристикой клешнястую руку…
Глава 7Математические гении
— Слушай, а зачем ты ему про сопли-то сказал? Он же сразу на это… ну, взвился? — Никит