сказал:
— Большой.
— Вот и я так думаю, — сказала мама. — Понимаешь, какое дело, — продолжала она, — мне нужно на три дня слетать в отряд. Сегодня прилетит вертолёт, и я с ним улечу. А через три дня вертолёт прилетит снова, и я вернусь. Три дня ты побудешь один. Не один, конечно, с папой и с ребятами на заставе. Но всё-таки папа ведь иногда приходит домой поздно, и тебе придётся ложиться спать одному. Можешь не тушить свет.
Жека слушал маму и думал, хорошо ли это, что он сказал: «Я большой». Может быть, если бы он сказал: «Я маленький», мама не улетела бы и не оставила его одного. Но теперь уже поздно. Придётся остаться на три дня без мамы. А мама продолжала:
— Всего три дня. Ты и не заметишь, как они пролетят. Завтракать, обедать и ужинать будешь на заставе. Ты ведь любишь есть в столовой. Сегодня кино. Так что ты и не заметишь, что меня нет. Вернёшься и сразу ляжешь спать. Завтра вечером посидишь с ребятами. Послезавтра, может быть, папа пораньше придёт домой. А потом уже и я вернусь. Да, вот ещё что: покорми, пожалуйста, кур и Мурку.
На этот раз Жека не так уж сильно обрадовался прибытию вертолёта, хоть и хотелось отправить поскорее письмо про Малыша. Правда, настроение у него поднялось, когда дядя Серёжа разрешил влезть внутрь. Сгрузили продукты и почту. Жека сидел в вертолёте и представлял себе, что летит высоко в синем небе, но всё равно продолжал думать: «Сейчас, вот ещё немного, и мама улетит». И правда, дядя Серёжа высадил его на землю и протянул руку маме, помогая ей подняться в вертолёт.
— Ну, не грусти, сынок, — сказала мама и поцеловала Жеку.
Следом за мамой в вертолёт взобрался очень довольный Юра.
— Жди меня — и я вернусь! — весело крикнул он стоявшим у вертолёта солдатам.
— Вафель!
— Печенья!
— Конвертов не забудь! — кричали ему.
— Заказ принят, — сказал Юра и вдруг посмотрел на Жеку: — А ты чего нос повесил? Тебе что привезти? А, знаю. Я тебе цветные карандаши привезу. Хочешь?
Жека кивнул головой, а сам смотрел на маму. Ему были видны только её руки и кусочек платья да ещё большая сумка у маминых ног. Почему-то у Жеки стало щипать в носу, и он отвернулся. Папа, стоявший рядом с ним, громко говорил:
— Не волнуйся. Счастливого пути! Всё будет хорошо. Передавай привет. Через три дня мы с сыном будем тебя встречать.
Мама наклонилась, и Жека увидел её лицо. Лицо у мамы было грустное, и Жека постарался ей улыбнуться. Отец обнял его за плечи, и они отошли от готовившегося взлететь вертолёта.
Днём Жека, скучая, сидел возле дежурного.
— Тёзка! — окликнул его Женя.
Он отсыпался после ночного наряда и теперь вышел из умывалки. В руках у него была небольшая консервная баночка.
— Пошли, — поманил он Жеку и спустился с крыльца.
Жека побежал за ним. Женя что-то поискал на дороге и поднял соломинку. Сунул один её конец в баночку, потом вытащил и подул в другой. И вдруг из самой обыкновенной соломинки полетели по воздуху шары. Да какие! И побольше, и маленькие. Они летели стайкой, отливая розовым и голубым, синим и зелёным, и алым цветом. Они отлетали от соломинки, пролетали вверху над Жекой, а потом словно растворялись в воздухе. Женя ещё раз поболтал соломинкой в баночке, ещё раз дунул в неё, выпустив целую стаю разноцветных шаров, а потом протянул баночку и соломинку Жеке:
— Держи!
Жека осторожно взял из рук Жени баночку, словно опасался, что она растает в воздухе, как таяли шары. Даже забыл сказать спасибо за такой прекрасный подарок. Набрав побольше воздуху, он дунул в соломинку и радостно засмеялся — шары летели не хуже, чем у Жени. Жека уже хотел бежать обратно к дежурному, но Женя сказал, что пускать шары в помещении нельзя. Жека пожалел об этом, потому что, если у тебя радость, хочется поделиться ею с друзьями. Но всё равно это было замечательно! Жека даже пообедал побыстрее и опять побежал к оставленной на крыльце баночке. Так и пускал он шары чуть ли не до самого ужина. А после ужина вдруг вспомнил: «Куры!» Ведь он забыл их покормить. Он побежал домой. Остановился на ступеньках, почему-то не решаясь открыть дверь. Нет, он никого не боялся. Кто же чужой может быть у них на острове? Жека и сам не мог понять, почему ему страшно открыть дверь в собственный дом.
Раньше он никогда не задумывался об этом. Иногда мама уходила на огород или в сопки за ягодами или стирала в банном домике, а Жека и не думал, есть кто в доме или нет. Сейчас ему надо было взять оставленное в коробке зерно и позвать кур. «Может быть, они ещё не совсем заснули. И в доме ещё не темно, — сам себя уговаривал Жека. — А коробка с зерном стоит почти что у самой двери на кухонной полке». И всё-таки у него не хватало духу отворить дверь. Откуда-то неслышно появилась Мурка и потёрлась о Жекины ноги. И Жеке сразу стало веселей.
— Пошли, Мурка, — сказал он и толкнул дверь.
Мурка первая скользнула в дом, за ней вошёл Жека. Вот и коробка с зерном. На столе кувшин молока, а под табуреткой Муркино блюдечко. Заставляя себя не торопиться, Жека налил Мурке молока, взял коробку и вышел на крыльцо.
— Цыпа-цыпа-цыпа! — звал он кур, как мама, но их нигде не было видно.
Жека заглянул в сарайчик — куры сидели на жёрдочках. Петух встревоженно забормотал, а куры молчали. Глаза у них были закрыты. Они не открыли их и не спрыгнули с жёрдочек, хотя Жека громко звал их и даже сыпал на пол зерно. Ни одна даже не глянула на Жеку. Может, они обиделись, а может… Жека поставил коробку возле сарая и побежал на заставу.
— Где Володя? — крикнул он дежурному Саше.
— Володя? Наверное, на лавочке, где Женя с гитарой.
— Нет, там его нету!
— Значит, в Ленинской комнате. А что случилось?
— Я забыл покормить кур, и теперь они умерли с голоду. — И Жека вдруг заплакал.
— Постой, постой, — сказал Саша. — Каких кур?
— Мама велела кормить их утром и вечером, а я забыл, — сквозь слёзы говорил Жека.
— Да ничего с ними не станется, — пытался успокоить Жеку Саша. — Хотели бы есть, сразу бы прибежали.
Но Жека продолжал всхлипывать.
— Сейчас мы всё устроим, — сказал Саша.
Через минуту с Сашей подошёл Володя.
— Да накормил я твоих кур, — сказал он Жеке. — Ещё перед ужином, пока солнце не зашло.
— Правда? — всё ещё не верил Жека.
— Честное солдатское. Пошли в кино.
В кино
В кино, как известно, люди сидят. Покупают билеты, на которых обозначены ряд и место, и садятся на свои места. Но на заставе кино показывали в физкультурном зале. Здесь же в сторонке лежали маты. Перед началом фильма солдаты расстилали маты почти по всему полу и укладывались на них. Это ведь очень здорово — смотреть фильм с плацкартным билетом, как говорил Женя.
Фильм ещё не начался. Алёша, всегда исполнявший роль механика, возился с аппаратом, что-то налаживая. Гена лежал, заложив руки под голову и прикрыв глаза, наверное, думал о Лиде. Жека прилёг рядом с Геной, подождал немного, а потом как ткнёт его пальцем под бок. Ткнул он тихонько, а завизжал Гена на весь физкультурный зал. Всем было известно, что Гена до смерти боится щекотки. По другую сторону от Гены лежал Женя. И как только Гена перестал визжать, Женя ткнул его под бок с другой стороны. Отчаянный визг потряс стены физкультурного зала. Смеялись и Жека, и Володя, и Женя, и остальные ребята, даже дежурный Саша заглянул в физкультурный зал.
— Кого тут режут? Начальник заставы работает, а они визжат! — сказал он.
А начальник заставы, Жекин отец, сидел в канцелярии и тоже смеялся… «Мальчишки ещё совсем, и повозиться хочется, и похохотать», — думал он о своих солдатах.
После фильма Гена сказал:
— Пойдём, провожу тебя.
— Я и сам не боюсь, — сказал Жека, хотя, по правде говоря, очень хотел, чтобы Гена проводил его.
— А я и не думаю, что ты боишься, — сказал Гена. — Чего тут бояться?
Небо было тёмное и звёздное.
— Вон Полярная звезда, — показал Жеке Гена.
Жека не сразу увидел её — Полярную звезду. А потом, когда разглядел, закрыл глаза, открыл и уже сам нашёл её на чёрно-бархатном небе. Она и правда, как сказал Гена, светила ярче всех звёзд. А ещё Гена сказал, что Полярная звезда всегда указывает на север. Показал он Жеке, пока они шли домой, и двух Медведиц — Большую и Малую.
Жека очень смеялся, услышав, что на небе есть две медведицы. Вспомнил огромный медвежий след, который он увидел на прибрежном песке, когда они с Женей и Юрой относили на лежбище Малыша. Но звёздные медведицы, видимо, ходили по небу, не оставляя следов.
С отцом
Утром Жека проснулся и, по обыкновению, выбежал из маленькой комнаты, чтобы поздороваться с мамой, и только тут вспомнил, что мама улетела. Отец уже ушёл. Но теперь Жеке совсем не было страшно одному. В окошко ярко светило солнце, посреди кухни лежала Мурка.
В столовую Жека пришёл очень удачно: за столиком сидели Володя Кольчугин и старшина Костя. Они дружно кивнули Жеке, а Гена вынес и поставил на стол перед Жекой тарелку каши.
— Как спалось? — спросил он.
— Хорошо, — сказал Жека. — Мне даже сон про тебя приснился.
А Володе Жека сказал:
— Кур я покормил и Мурку тоже.
— Порядок! — похвалил его Володя.
Жека посмотрел в окно и увидел, что к заставе подошёл вездеход. Жека помчался к нему. Прибежал он как раз вовремя: отец вышел на крыльцо и собирался сесть в вездеход.
— Ты на пост технического наблюдения? — спросил Жека.
Отец кивнул. Жеке давно уже хотелось побывать там. И теперь он подумал, что лучше всего попросить отца взять его с собой именно сейчас. Мамы дома нету. Отец же понимает, как трудно Жеке без мамы. И ведёт он себя хорошо. Ну конечно, сейчас лучше всего попросить.
— Можно я с тобой? — спросил Жека.
Отец посмотрел на него, подумал и согласился:
— Ладно, давай!
Радостный, Жека влез в люк и сел рядом с отцом.
На вездеходе Жеке ездить приходилось. Но недалеко — возле заставы, когда Алёша разрешал ему забраться на сиденье рядом с собой. Они мчались по берегу, переезжали речку и поворачивали обратно. А сейчас уже давно позади остались и речка, и заросли бамбука, по которым Жека пробирался вместе с Юрой и Женей, когда они относили на лежбище нерп Малыша. Даже огромная, нависшая над океаном скала и та осталась позади, верней, сбоку, потому что вездеход свернул от берега в глубь острова. Здесь Жека никогда не бывал, и теперь всё вокруг ему не нравилось. То ли дело у них на заставе! Там и океан с широким песчаным берегом, и покрытые цветами сопки, и хотя и низенькие, пригнутые ветром, но всё же весёлые, зелёные деревья, упрямо карабкающиеся от самой лощины вверх по сопкам. А здесь вокруг простирается одно только болотистое поле с буграми кочек да синеет небо. Жека хотел было сказать об этом отцу, но в вездеходе стоял такой грохот, что отец всё равно бы ничего не расслышал.