Рая вырывает себя из диалога и строго на меня смотрит.
– В смысле сейчас? Я думала ты до воскресенья останешься! Лена, так не пойдет. Отдыхать ведь тоже необходимо!
– Я и отдохну, не переживай.
– Мама, что ли? Нет, ну в этот раз я точно тебя отпрошу. Что за дела? Ты мне обещала: как Агате исполнится восемнадцать, ты начнешь развлекаться. И где? Я была на её восемнадцатилетии. Меня не проведешь, – шутя, грозит мне указательным пальцем.
– Мама? Вас у мамы надо отпрашивать, Елена? Я так и думал, что вам лет совсем мало, – ох, уж этот пикап местного разлива.
В ответ лишь усмехаюсь.
Рая, в отличие от меня, пила не газировку. Поэтому начинает рассказывать мужчине о том, как ей тяжело с подругой такой живется. Ничего не скрывает. Рассказывает, как ещё десять лет назад порывалась меня отпросить «погулять», когда я с наступлением темноты оставляла честную компанию и ехала домой, хотя дочка моя в то время у тети гостила. Причин особо не было, только одна – не расстроить маму, которая начинала с девяти часов вечера мне звонить.
Мужчина поддакивает ей, местами стараясь меня защищать, мол, дочка я хорошая от этого и послушная. Лиц я их не вижу, в заведении очень темно, ещё и лучи эти слепящие, а так уже интересно взглянуть на рыцаря.
В какой-то момент, «экземпляр» выдает слишком громко. Коньячок в диалог вступает:
– Я не пойму, как ей могло десять лет назад быть почти тридцать? Даже сейчас поменьше будет, я отвечаю.
Вздыхаю. Ему для убедительности только икнуть остается.
Его друг, рослый широкоплечий мужчина с излишней растительностью на лице, наклоняется и что-то говорит пьянчуге на ухо. Тот в ответ кивает, как-то слишком низко, затем поднимает взгляд на меня, смотрит вопросительно.
– Елена, для Вас – Александровна. Тридцать девять лет. Есть дочка. Не замужем, чему несказанно рада, – протягиваю над столом руку в сторону общительного, но её его друг перехватывает.
– Очень приятно, Елена. Владимир.
Киваю в ответ на приветствие и тут же вырываю руку из крепкого теплого захвата.
– Понятно, да, почему мы её замуж так и не выдали? Но я надежд не оставляю, – снова отзывается Рая. Она чистая противоположность моей матери. Дай волю – нахватила бы Агату и себе забрала, лишь бы я только почаще гуляла, с мужчинами.
– В темноте шансы есть, – добавляет Наташа тихонько, так чтобы только нам с Мариной слышно было. – Они хотя бы твой уничижительный взгляд не видят, – Марина так звонко смеется, что и я от улыбки не могу удержаться.
Судя по всему, Владимира друг тоже утомил. В первом часу он прощается за них обоих и уводит его, сопротивляющегося, в неизвестном направлении. Но там без шансов, больно уж он внушительным вырос, Володя, во всех возможных смыслах.
Я отвожу девочек к Рае домой, обещая приехать с ночевкой до конца года. Какого именно года – не уточняю.
Глава 3
Агата
Мама молчит. Смотрит на меня и молчит! Понять, о чем она думает,
в этот момент невозможно. Не выдерживаю – опускаю глаза, разглядываю свои руки, крепко сплетенные пальцы. Страшно снова смотреть ей в глаза. Вдруг там осуждение будет? Как это возможно пережить?
Я думала со Стёпой всё плохо прошло. Нет, конечно, там тоже… Хуже я себе представить не могла. Но сейчас мне явно не легче. Давлю в себе желание руку к груди прижать, попридержать сердце, которое так и норовит из груди выпрыгнуть.
По ощущениям в моей жизни момент хуже был только раз. Когда я маме истерику закатила, мол, жить с ней не хочу. Лучше с папой. А потом, спустя пару недель, нашла в её старой почте письма с угрозами от папы. Сама она мне о нём плохое не говорила никогда. У нас вообще не принято было о нем вспоминать. Я не знала, как тяжело они расстались, и через что ей пришлось пройти. Стыдно перед мамой было очень. Сейчас точно так же.
– Ну, иди сюда, обниму тебя что ли, лялька моя, – голос мамы звучит спокойно, без укора и раздражения. Это ранит даже сильнее, чем если бы она злилась. Слёзы сами собой начинают катиться. Подрываюсь и несусь в её распахнутые объятья. – Ну и чего ты разрыдалась? Не хотела мне говорить?
Не знаю как, она сама догадалась о беременности. Спросила в лоб. Как тут наврать?
Пару месяцев и станет видно, потом объясняй, зачем обманула. Естественно, я хотела рассказать. Но не так же!
Сдерживаться не получается, прижимаюсь сильнее к маме и всхлипываю несколько раз, остановиться не могу! И стыдно, и больно, и плохо.
– Я не хотела тебя расстраивать, мам, – выдавливаю из себя позорнейшим образом. – Не знаю… не знаю, как так получилось. Мы предохранялись, честное слово. Я видела, как он… – обрываю себя, потому что из мамы вырывается нервный сдавленный смешок.
– Малыш, не уверена, что готова к подобного рода подробностям, – мама гладит меня по спине. – Я тебе верю, – целует в голову. – Пойдем позавтракаем для начала. Я оказалась не готова к положительному ответу. Воистину, не задавай вопросы, на которые в действительности не хочешь знать ответы.
Я в замешательстве. Представить себе не могла, что мама так спокойно отнесется к известию о том, что скоро бабушкой станет. Ей ещё сорока нет. Совесть колет в самое сердце. Она никогда, но бабушка часто говорит, мол, мама всю свою жизнь посвятила мне, а я по итогу…
– Дочь, рано радуешься. Я просто ещё не осознала, – она будто мысли читает мои.
Заходим с ней вместе на кухню. Угрызения совести не позволяют глаза от пола оторвать. Стараюсь быть полезной. Бросаюсь к чайнику. Набираю воду. Включаю. Затем в холодильник ныряю. Открываю его и смотрю, не могу сконцентрироваться, что доставать? Чем мы завтракаем обычно? Холодильник начинает пищать, извещая – ему не нравится открытым стоять. Звук режет перепонки ушные. Закрываю его и снова открываю.
– Агат, сядь ты уже. Не мельтеши, – мама мягко меня отстраняет. – Тебя не тошнит? Как себя чувствуешь?
Сажусь на край кресла, спина прямая, руками колени сжимаю.
– Пока что нет. Скоро начнется? – интересуюсь.
Читать в сети особо не хочется, на форумах ужасы пишут. Несколько раз заходила, и каждый раз в слезах закрывала.
– О да, – мама стоит спиной ко мне, но готова поспорить, сейчас морщится как от лимона. – Самые яркие воспоминания у меня именно с токсикозом связаны, – она оборачивается. – Возможно, тебе повезет больше, но это не точно, – в своём репертуаре, поддерживает с легким сарказмом.
Словно камень с души упал – она не кричит, не ругается. Ей не плохо! На тех же форумах читала, что зачастую родители на аборт отправляют таких как я, несамостоятельных молодых матерей. Там такие истории, волосы дыбом! Вспоминаю и мурашки по коже бегут.
Мама заваривает нам чай. Достает из бумажного пакета булочки – мои любимые. Когда успела? Раннее утро ещё.
Забота бесценна.
Пекарня, в которой их продают, с семи утра открывается, а она после дороги всё равно умудрилась попасть?
– Ну что, дружочек, рассказывай, каким образом я в список внеочередных «бабуль» попала? – усаживаясь напротив меня, мама спрашивает.
Глава 4
Агата
Ситуация неловкая. Хочется верить, что мама поймет. Что делать, если нет – я не знаю.
– Ну же, малыш, я настроилась. Ругаться не буду, обещаю тебе.
Мама говорит искренне, доверие безграничное.
– Я хочу оставить ребенка, – выпаливаю самый беспокоящий меня факт. Глаза опускаю резко, скатерть разглядываю, так нервничаю, что аж дурно становится. Кровь к лицу приливает. – Он от Стёпы, – добавляю тише, ком к горлу подходит.
Маму мои слова нисколько не удивляют, по энергетике чувствую. С ней всегда так, она не скрывает чувств. Радость, бодрость, усталость как на ладони. В этом вся мама.
– Даже не сомневалась в этом, – первую часть сказанного мной она пропускает, от чего я нервничать начинаю. Злится? – Он в курсе?
Слезы к глазам подступают мгновенно.
Головой качаю, видимо, слишком активно: резинка слетает, пучок рассыпается, волосы на плечи падают.
– Он с Олей снова, – шепчу надрывно, захлебываясь горечью. Снова боль невыносимая одолевает. И без повода плакать хочется всё время, а тут… – Я ходила. Поговорить не удалось, она у него была. Душ принимала, – заканчиваю говорить уже в объятиях мамы.
Ошиблась. Только сейчас чувствую, как учащенно бьется её сердце. За внешним спокойствием мама скрывает своё волнение.
– Ну всё, крохотуль, не рыдай. Тебе вредно. Позавтракаем и начнем собираться.
– Мы всё равно поедем? Несмотря на то… – договорить не получается, слова в горле застревают, прижимаю ладони к животу.
– А почему нет? Мы с тобой договорились уже, по дороге обсудим в приятной, так сказать, обстановке.
– Я тебя подвела. Неприятности тебе создаю. Не хотела, чтоб так вышло. Он говорил, они с Олей точно расстались. Говорил-то, на этот раз стопроцентно, – роняю голову в ладони.
Мама слабо вздыхает и прикрывает глаза.
Боже ты мой, ну какая же я дура! Повелась. Знала же: Стёпа много лет её любил. Любит. Только её. Когда мы познакомились, они уже встречались. Я куклы себе покупала, а у них уже отношения были. Он дрался из-за неё постоянно, защищал ото всех, даже когда Оля сама виновата была, задирала без разбору всех окружающих.
Больная любовь, Стёпа так говорил. Говорил, что хочет поскорей излечиться.
Ну что, побыла таблеткой? Понравилось? Как в историях про психологов, которые после ведения пациентов с тяжелыми жизненными историями суицид совершают.
Неужели я думала, что хоть один из парней скажет: «Да, детка, я с тобой только пару раз переспать хочу. А люблю я другую. И буду любить». Никогда.
– Агат, – мама берет меня за руку. – Ты мне не создаешь неприятностей. Это взрослая жизнь. Дети – это ответственность. Так вот, когда ты у меня только появилась, – она опускает взгляд на мой ещё плоский живот. – Я понимала: придется трудиться. За твою жизнь несла и несу ответственность. Готовясь стать мамой, надо осознавать, что это уже до конца твоих дней. Рядом быть надо в любой ситуации. Даже в такой, – неприязни в её голосе нет. – И я буду. Только ты тоже сейчас должна понять, что ответственность за него – за ребёночка, будет не моя, а твоя. Это тебе придется ночами не спать. Зубки, животик… да много чего. И чем он старше будет, тем забот больше. Я не могу тебе давать указания в этом вопросе. Твоя жизнь, и принимать решения только тебе, потому что жить с этим тоже тебе. Если спросишь совета, я дам. Единственное, могу сказать: никогда не жалела о том, что ты у меня появилась. Дети – это не неприятности, – снова я не выдерживаю. Эмоциональный фон нестабильный. – Ну, ты чего, не рыдай. Я тебя понимаю, как в сказке не получилось. Но эт