– Стас, чего ты от меня хочешь? Как я могу помочь в растаможке, ответь? Приехать самой груз доставить или танкер толкнуть? – снизу, через пролет, слышится голос Елены Александровны. Наклоняюсь через перила. Она выглядит очень уставшей, к стене спиной прислонилась, голова запрокинута, глаза закрыты. – Тебе платят за организацию этого процесса, а мне за документооборот. Так какого, – она выдыхает, явно мат удерживая. – Ты мне звонишь в десятом часу? Готова поспорить из дома, а я, блин, только поднимаюсь к себе. В подъезде стою. Если не справляетесь, давай на общем собрании рассмотрим вопрос, может посоветует кто-нибудь выход.
Не надо иметь семи пядей во лбу, чтоб понять куда она клонит. Интонация свидетельствует о том, что «Стас» не справляется с возложенными на него обязанностями, так бы Лёха сказал.
Прятаться от неё не хочется, как и подслушивать, поэтому шумно продолжаю спускаться, намеренно делаю топот погромче.
Елена Александровна меня замечает – прощается с собеседником быстро.
Здороваюсь первым.
– Здравствуй, Стёп, – отталкивается от стены, выпрямляясь. С виду можно подумать, что и она балетом занимается. Для своего возраста выглядит прекрасно: можно легко десяток лет скинуть, только цепкий взгляд выдает. В нём много всего собралось с годами. – Ты к нам в гости приходил? – Киваю в ответ, она продолжает. – Агаты дома нет, она уехала с друзьями, – по выражению лица понятно: ей эта поездка не по душе. – Они в Лагонаки уехали.
Вспоминаю, точно! Слышал же сам. Забыл. Проблемы родителей сбивают с ритма.
– Я ей говорила, что ты заходил, и за разблокировку, и за Евгения тоже, – приподнимает уголок губ. Её сдержанность даже не удивляет, скорее покоряет. Моя бы мама в такой ситуации уже верещала, что происходит немыслимое! Недопустимое! – Еды дома нет, могу чай предложить, – слегка наклоняет голову в ожидании ответа
Ей же домой хочется – я задерживаю.
– Агата говорила, что вы не любите готовить, – произношу с улыбкой. Каждый раз, когда приходил в гости, она меня угощала чем-то вкусным – мамой приготовленным. При этом рассказывала, что мама не горит этим делом.
– Неблагодарные дети, – резюмирует она, по-доброму усмехаясь. —Месяц будет исключительно сама готовить. Спасибо за информацию, – заканчивает, уже начиная подниматься.
– Спасибо Вам за предложение, я поеду лучше. Давайте помогу, —только сейчас замечаю в её руках толстую папку с документами. Она отдает молча. – Домашняя работа?
– Да, не моя. Цыплят своих проверять буду.
Общаться с ней было всегда легко. Хотя «общаться» громко сказано. Виделись мы не так часто, в гостях у них так и вовсе дважды встречались. Она почти каждый день поздно возвращается, да и у меня не много свободного времени.
***
Дорога до Лагов занимает от силы часа три, количество штрафов волнует не сильно в этот момент. Тем более тачка Алексея: мою отец отобрал за то, что я Олю обидел – выгнал из своей квартиры за очередную истерику после того, как Агата сбежала.
Теоретически можно было спросить у Елены Александровны, что их с Лёхой связывает. Только вот я уверен: послала бы она меня далеко. Мама Агаты за словом в карман не полезет.
Абсурдно, конечно. Если бы Агата была дочерью дяди, Елена Александровна не стала бы ко мне хорошо относиться, фамилия-то одна. Но не зная, какие у них взаимоотношения, провоцировать не хочется.
Через знакомых девчонок – тоже балеринки – узнаю точную геолокацию. Уже на подъезде к базе слышу: музыка из домика орет сумасшедше. Пздц. Скоро час ночи. По классике – всё как я не люблю. Шумно. Темно. Бухой народ. И моя Агата там.
Дежавю.
Как бы парни не хорохорились, найти её труда не составляет: мало кто хочет со мной связываться. Весовые категории у нас – два к одному, не в их пользу.
Агата сидит поодаль от остальных, на качелях, почти у самого леса. Вздыхаю. Умница. Забралась. Инстинкт самосохранения напрочь отсутствует?
– Поехали, – стараюсь сдержаться, но не выходит. Голос грубо звучит. Агата вздрагивает, как только говорить начинаю. Подскакивает. Оборачивается испуганно. – Поговорить надо, – слова растягиваю, чтоб хоть как-то контроль держать. Противоречия разрывают. Соскучился адски и бесит ужасно своим поведением. – Задолбала бегать уже, – добавляю, когда уже тащу её к машине, почти что силком.
– У меня вещи в комнате наверху остались, – первое, что произносит, оглядывается в сторону домиков.
Начинается. Забежит в комнату и закроется.
– Подружек попросишь забрать, – обрубаю.
Не хватало ещё тут за ней бегать.
Глава 12
Агата
Как только хлопает дверь за спиной, приходит осознание: маму обидела почем зря. Она и слова мне плохого не сказала, просто поинтересовалась, чего я так рано вернулась. С улыбкой.
Заведённый общением со Стёпой мозг решил, что она с ним сговорилась. Будто специально про Женю мне рассказала – по просьбе.
Метаюсь по морю мыслей и переживаний. На пол сажусь, голову руками обхватываю. Очень хочется верить, но первая любовь часто бесследно не проходит… Тошно от мысли, что он меня сравнивать с ней будет.
Каждый из вариантов ужасным кажется. Ощущение безысходности, подпитываемое страхом не вернуться к балету. Вдруг фигура слишком испортится. Даже если через год вернусь, пропасть разделять будет. Жертвенность сейчас вообще в цене? Сроки поджимают, нужно что-то решать. По-хорошему пора со Стёпой всё обсудить. А мне жутко. Смолчала сегодня, он зол был и так. Зачем только приехал?!
– Мам, – медленно на кухню вхожу.
Мама головы не поворачивает.
– Агат, ты кушать хочешь? – её голос звучит ровно, без негатива.
Отрицательно отвечаю.
– Я тогда позавтракаю в тишине, малыш. Скоро ехать, – смотрит на часы, она уже собранная, только пиджак на плечи накинуть осталось. Без каблуков штанины брюк пола касаются.
Понимаю: она хочет, чтобы я вышла. Но продолжаю стоять в дверном проеме. Мне так жаль.
– Мамуль, я не хотела тебя обижать. Не сдержалась, прости.
– Хорошо, доченька, – спокойно забирает свою кружку из кофемашины, подходит к столу. Под глазами патчи, выглядит уставшей, хотя сейчас всего лишь семь утра.
Мама не ругается, голос на меня не повышает. Но если я веду себя неприглядно, всегда просит оставить одну.
«Агата, выйди из комнаты», – фраза, способная на место поставить, пыл охлаждает мгновенно.
Первые месяцы после того, как мы снова в Краснодар вернулись, я позволяла себе многое. Мелкая бестолочь. Насмотревшись на бабушку, вольности в разговорах с мамой допускала частенько. Потом осознала. Мне ведь неприятно самой слышать обидные слова – ей точно так же.
За последние девять лет фразу «отстань от меня» сегодня утром впервые произнесла. Прокричала.
– Ты поздно вернешься сегодня? – сажусь напротив.
По утрам мутить начинает. Засада.
– Сегодня нет. Постараюсь во всяком случае. Завтра мне надо в Темрюк, в порт. Осмотр будет проходить. На обратном пути к бабушке заеду. У тебя репетиции есть? Если хочешь, поехали, завезу тебя к ней сперва.
– Тренировка, – не вру. – Нас на открытие «ЭКСПО» пригласили выступить. В пятницу. И к международке готовимся.
– Надо к врачу записаться, точно узнать допустимые тебе нагрузки.
Как же неловко. Отстраненный тон ранит, напоминая – сама виновата.
– Я запишусь. Ты со мной сходишь? Мне страшно.
– Конечно, – отпивает кофе и на часы смотрит. – Скажешь, когда и во сколько.
– Мамуль, я правда не хотела. Прости, – подхожу к ней, присаживаюсь на корточки рядом, коленями в пол упираюсь, голову ей на колени кладу.
Она руку мне на голову опускает, поглаживает легонько.
– Агатушка, всё хорошо. Завтра вернуться не успею. Бабушке помогу с уборкой как раз. К Дине, может быть, завтра с ночевкой поедешь? Я буду переживать, если дома одна будешь.
– Ты тёте рассказала? – Дина – старшая сестра мамы, у них пять лет разница.
– Пока нет. Мы с ней не виделись. По телефону не хочу.
Понимаю её, сама я точно не решусь.
– Я подумаю ехать или нет. Чувствую себя нормально.
Уже в дверях она снимает патчи – после моего напоминания. Прощается и уходит. А я остаюсь в прихожей стоять. На дверь смотрю. Такой измученной она выглядит редко. Бесследно не прошла моя новость. Совесть с новой силой вгрызается в меня.
В комнате забираюсь под одеяло, с головой накрываюсь. Ещё есть часик, чтоб поваляться. Раньше от всех невзгод можно было укрыться – сейчас не выходит.
Чувствую себя самой несчастной на свете… и неблагодарной. Память тут же подкидывает воспоминания о словах Стёпы, брошенные в раздражении, мол, устал перед нами оправдываться.
Кто эти «мы» понятно без объяснений. Не хочу с ней в один ряд! Хочется, чтобы он её напрочь забыл. Приезжает ко мне и напоминает о ней. Боль в области сердца нарастает с каждой минутой, в итоге по всему телу расходится.
Он хотел поговорить – спокойно не вышло. Я себя за эти полтора месяца накрутила до такой стадии, что всё кажется несущественным оправданием. Захотел бы, нашел как связаться. Или хотя бы по возвращению ко мне приехал, а не с ней дома закрылся.
Метания души неприкаянной так бы и продолжались, если бы ближе к восьми тошнить не начало резко.
Твою же мать! Мама о вот этом вот говорила? У неё токсикоз был до родов. Как она меня за восемь месяцев токсикоза не возненавидела, я не знаю.
Ровно сорок минут у меня отняли обнимашки с унитазом. Кошмар! В такси запихиваю в рот сразу несколько леденцов мятных, сижу как хомяк и пытаюсь носом дышать. Тошнота отступила, а ужас остался.
Рабочее утро начинается с класса. Сегодня десятилетки, любимчики мои. Люблю их, потому что сама именно в этом возрасте начинала погружение в балет, только мне тяжелее было, происходило вливание, а они уже много лет занимаются.
После легкой разминки переходим к прыжкам.
– Начнем с маленьких прыжков, они ваши стопы разогреют, – девочки в первом ряду смотрят во все глаза, трое новеньких. Повторяют беспрекословно, пальчики тянут. Очень гибкие и прыгучие.