В холле гостиницы никого, кроме нас двоих, не было. Светлана Жарова молча кивнула, вышла ко мне и, тихонько вздохнув, направилась в сторону ресторана. Я шел следом, пытаясь понять, как можно вот так спокойно лгать в глаза официальному представителю правоохранительных органов, следователю?! Разве она не понимала, что своими лживыми показаниями может уничтожить Лену? Или вообще – нас двоих? У нее мозги вообще-то есть или нет?
На ней была белая блузка и серая, обтягивающая бедра, юбка. Она шла, слегка покачиваясь, на каблуках, прекрасно понимая, что я просто вынужден смотреть на нее, что мне просто ничего другого и не остается! Мой мужской взгляд оценил ее формы, но желания ударить ее или вообще выпороть, как нашкодившего ребенка, не проходило.
– Светлана, вы зачем это сделали? – спросил я ее, когда мы расположились за столиком, и официантка отправилась за кофе.
– Вы, Игорь, ослепли от своей любви и ничего не замечаете, не понимаете. А у меня большой опыт наблюдения за такими вот дамочками. Вам еще повезло, что она не втянула вас в свои делишки. Это же она убила мужа, всем это известно, а вы все никак не можете в это поверить.
– С чего вы взяли, что это она убила мужа? Ведь вы же сами придумали этот якобы подслушанный вот здесь, в этом ресторане, наш с ней разговор. В то время как нас и в ресторане-то этом никогда не было, и ничего подобного вы слышать не могли!
– Да, придумала, ну и что? Пусть уже она отстанет от вас!
– Вы же совершили преступление! Вы мало того, что обманули следствие, так еще и оклеветали человека! И теперь сидите здесь передо мной и спокойно признаетесь в этом. Я не понимаю, зачем вам все это?
– Да просто не могу больше смотреть на то, как она губит вас, вашу жизнь. Разве вы не чувствуете, какая она фальшивая, ненастоящая?! Она же эгоистка страшная, и все эти годы, что вы с ней здесь встречались, она думала исключительно о своем удовольствии. Ей не было дела ни до ваших детей, ни до вашей жизни, ее не волновали ваши проблемы, она использовала вас, ваше тело…
– Замолчите!
– Но почему вы, взрослый мужчина, не хотите взглянуть правде в глаза? Это же так очевидно! Разве нормальная женщина могла бы вести себя так? Разве женщина, которая любит, могла бы встречаться так долго с мужчиной, ничего не желая о нем знать? Да она извращенка! Моральная уродина!
Я смотрел на нее, и множество очевидных вопросов готовы были сорваться с моих губ. Но в какой-то момент я понял, что все это бесполезно, что она все равно не поймет, что нельзя вот так активно вмешиваться в чужую жизнь и тем более судить кого-то. Что она знала о нас, о наших отношениях с Леной, о том, в каком измерении мы жили и как нам было хорошо, и о том, наконец, что мы сами придумали себе эту жизнь, эти свидания, и любили мы, несмотря, быть может, на внешнюю странность наших отношений, по-настоящему. Быть может, были излишне осторожны в своем желании сохранить наши чувства и боялись все испортить, позволив реальности проникнуть в нашу любовь.
Хотя сейчас, когда эта реальность накрыла нас с головой, как черным одеялом, мне, признаться, показалось в какой-то момент, что все мои доводы по защите нашего прежнего образа жизни проигрывают с ее доводами. Что Светлана Жарова, явно испытывавшая ко мне симпатию, была тоже по-своему права. К тому же она была женщиной, а это подразумевало некоторую сумбурность и непредсказуемость поступков, а иногда и вовсе отсутствие логики. Ну и последний аргумент, который не позволил мне отлупить ее прямо там, в ресторане или холле гостиницы (хотя руки прямо-таки чесались!), она, пусть и не самым достойным способом, пыталась завоевать меня, боролась, по сути, за свою любовь! И знала ведь, что за ее поклепом на Лену последует моя незамедлительная реакция, знала, что я приду и спрошу с нее за эту клевету, и все равно наговорила следователю всю эту чушь о якобы готовящемся покушении на Львова, пытаясь поскорее засунуть свою соперницу за решетку. Дралась за меня, что называется, всеми доступными средствами. Дурочка.
– Светлана, что плохого сделала вам Львова?
– По-моему, я и так уже все сказала, – она нахмурила свои брови и отвернулась от меня, сощурив в презрении и обиде глаза. – Она не любила вас и держала просто как мужчину для удовольствия, я же уже говорила!
– Но что в этом плохого?
– А вы не понимаете?
– Нет.
– Жизнь-то проходит мимо! Вашим деткам нужна мать, нужна материнская любовь. А вам – нормальная адекватная жена, а не эти легкомысленные свидания.
– Но при чем здесь, извиняюсь, вы?
– А вы не догадываетесь, да?
– Нет.
– Уходите.
Принесли кофе, но мы к нему даже не притронулись.
– Скажите, откуда вам известно о моих детях?
– Известно, и все.
– Вы следили за мной? Вы нашли мою квартиру по адресу и следили?
– Да, ну и что? Хотела узнать, есть ли у вас кто. Сначала приняла вашу няню за жену, но потом быстро разобралась. А когда поняла, что вы как бы отец-одиночка, подумала, что вы совсем с ума сошли от страсти. А страсть, она, быть может, вы еще не осознали, это – разрушающая сила. Она способна погубить человека. Запутать его мозги. Одурманить рассудок. Вы тратили себя на какую-то дамочку, которая просто бесилась с жиру, в то время как вам нужно было строить настоящую семью. Я, к примеру, была бы просто рада заменить вашим детям, Анечке и Сашеньке, мать. И могла бы стать вам хорошей, преданной женой.
Вот теперь она сидела передо мной полыхающая, как раскаленный уголь. По вискам ее струился пот. Думаю, этот короткий, но яркий, эмоциональный монолог дался ей с трудом.
– А как же моральные качества? Вы думаете, что женщина, способная вот так запросто оболгать другого человека, чтобы только достичь своей цели, может стать хорошей женой и матерью? Вы серьезно?
– А вы зачем пришли? Чтобы наказать меня? Или с угрозами? Что вы хотите? Я, кажется, вас-то лично никак не задела. Наоборот, я хотела вам только добра, счастья.
– Скажите, Светлана, если вы следили за мной, то могу предположить, что следили и за Леной? Можете не отвечать, потому что и так все ясно. Скажите, у Львова была женщина?
– Понятия не имею, – как-то уж очень поспешно и легкомысленно ответила Жарова.
– А если вспомнить?
– Знаю только, что он редко бывал дома, что главным для него была не семья, не жена, а просто квартира, жилище, место, куда бы он мог возвращаться после своих приключений.
– Каких приключений?
– Не знаю. Но где-то он пропадал. Куда-то же он уезжал, разряженный, напомаженный, благоухающий духами. И возвращался, уставший, в свою норку. Счастливый и довольный.
– Света, его убили, и тот человек, который это сделал, может быть опасным и для Лены. Быть может, вы все-таки поможете мне и расскажете все, что вам известно о Львове? Быть может, вы видели его с кем-то?
– Нет, он всегда уезжал и возвращался один. А Лена, как клуша, сидела дома. И это вместо того, чтобы поехать к вам, познакомиться с вашими детьми, жить с вами!
Она разговаривала с видом обреченного человека, который и так понял, что проиграл, что планы его необратимо порушены, а потому как бы и нет смысла продолжать что-то скрывать. Однако и помогать мне особенно-то она не стремилась.
– Скажите, где вы были 29 октября вечером? – спросил я ее на всякий случай.
– Здесь, на своем рабочем месте.
– Есть свидетели?
– Да все! Я была на своем рабочем месте. А что? Думаете, это я пришила Львова? Да? Чтобы освободить вашу Лену и позволить ей стать вашей женой? А потом придумала эту фишку с подслушанным разговором в ресторане? Неужели я произвожу впечатление такой отчаянной дуры?
– Вы можете хотя бы связаться с Геннадием Неустроевым, следователем, и признаться ему в том, что никакого разговора не было? Что вы придумали все это из ревности?
– Могу, конечно. Да только что мне за это будет?
– Что вы хотите? Денег? Сколько?
– Свидания с вами хочу.
Она подняла на меня свои глаза, и они стали темнеть, наливаться каким-то странным лиловым светом. Я даже почувствовал, как кожа моя покрывается мурашками. Дьяволица.
– Вы серьезно?
– Вполне. Причем в вашем номере.
Я вдруг отчетливо представил себе Светлану, входящую в наш номер после того, как там побывали мы с Леной. Как она разглядывает все то, что осталось после нашего свидания, – оставшиеся фрукты в вазе на столике, коробка с конфетами, недопитое шампанское, какой-то милый женский сор из сумочки (забытая помада, носовой платочек, салфетка, фантик)…
Возможно даже, она ложится на постель, вдыхая в себя аромат подушки Лены, слабый аромат ее духов. Закрывая глаза, представляет себя на месте своей соперницы.
– Света, – повторил я, отгоняя от себя фрагменты назойливой картинки, – Львова убили! И вы, человек, активно интересующийся жизнью этой семьи, могли заметить что-то очень важное, что помогло бы найти настоящего убийцу.
– Я не то, что заметила, я знаю что-то очень важное, – внезапно сказала она, при этом как-то не очень красиво, криво, точно ее свела судорога, усмехнувшись. И я подумал еще тогда, что вся жизнь этой молодой женщины в последнее время искрит током нервозности и неспокойствия и что она уже, может, и рада бы все остановить, да не в силах, и продолжает двигаться вперед, к становящейся все туманнее и бессмысленнее цели, и знает, что выглядит глупо, но все равно летит в пропасть. Вот и сейчас – что еще она придумала? Каким следующим будет обман?
– И что же вы знаете?
– Вы же мне все равно не поверите, – и снова эта усталая усмешка.
Я промолчал, предполагая, что она все равно не выдержит и заговорит.
– Он бывал здесь, – наконец выпалила она на выдохе.
– Кто?
– Муж ее, кто же еще? Львов, конечно!
– В каком качестве? – спросил я, допуская вариант посещения Львовым «Геро» в качестве посетителя в компании тайной любовницы. Хотя такое совпадение уж точно попахивало бы ложью со стороны Жаровой.
– В качестве обманутого мужа, вот! Да-да, а вы как думали? Вероятно, он проследил за своей женой или нанял кого-то, потому что точно знал наш адрес. Во всяком случае, первый раз он заявился еще полгода тому назад с видом человека, занятого поисками своей знакомой. Искал он, понятное дело, Елену Львову. Я сказала ему, что у нас такая не проживает, не останавливается и все такое. Проигнорировала я и предъявленное им фото Львовой. А как иначе? Если бы мы выбалтывали все тайны наших посетителей, то мы бы их всех и растеряли! И «Геро» бы закрылась.