– По локти в крови? – усмехнулась я.
– Ты дослушай меня до конца. Пожалуйста. Хотя бы сейчас я хочу быть откровенным с тобой и открыться тебе полностью. Лена, ты должна знать, что если бы ты рассказала мне о серьгах…
Игорь судорожно вздохнул и отвернулся от меня, словно ему было невыносимо смотреть мне в глаза.
– Словом, ты правильно сделала, что молчала все это время. Думаю, мы все, кто находились вокруг тебя – я, Костров, Неустроев, – ухватились бы плюс еще и за этот мотив, не считая основного, связанного с наследством, и тогда следствие завертелось бы так, что уже никто не в силах был бы тебе помочь. Так, Лена. Я не достоин тебя. Вижу, что у тебя не хватает силы и решимости сказать мне, чтобы я ушел, но я и так все понимаю… Ты прости меня, прости…
Он поднялся и ушел. Я услышала, как хлопнула дверь. Я сидела потрясенная. У меня даже не было сил плакать. Да и слез не было. Просто шок.
Ну вот и все, пронеслось в голове, я свободна. Но свобода эта, как отрава.
Что теперь делать? Почему он ушел? Потому что все эти дни, что был рядом, в душе считал меня убийцей мужа? И что теперь? Почему я должна его за это осуждать, если он на самом деле не знал меня, да и обстоятельства все складывались против меня? Или он прав и между нами все кончено? Как раз сейчас, когда он мне так нужен, когда я снова стала свободной и уже не видела себя без него? Разве такое вообще может быть? Что мы за люди такие, любя, не можем оставаться вместе? Как он мог оставить меня? Что вообще произошло?
Я продолжала сидеть за столом, оглушенная биением сердца, звеневшего, как поминальный колокол. Да уж лучше бы меня осудили и посадили за убийство, которое я не совершала! Мне все равно было бы легче, чем сейчас, когда Игорь оставил меня. И не важно, что им двигало, раскаяние или желание просто все забыть и вернуться к своей прежней жизни. Ушел, закрыв за собой дверь. Оставил меня совсем одну.
У меня не было сил пошевелиться. Кухня быстро наливалась сумерками, вокруг все предметы приобрели холодный лиловый оттенок, меня словно окунули в самую глубь гигантского сапфира.
И вдруг ослепительная, ясная и какая-то радостная мысль, как вспышка, озарила все вокруг. Сапфиры! Какое счастье, что мне не надо больше проверять, на месте ли они, висят ли на шторах. Теперь ими будет заниматься Костров.
Я слизнула с губ слезы, которые и не заметила. Костров – вот он человек, человечище! С ним бы уж точно не приключилась такая история, как с нами, и он никогда бы не стал жить вполовину. И если бы встретил женщину, влюбился в нее, то сразу же начал бы заботиться о ней, выяснил бы о ней все, чтобы понять, чем она живет, в чем нуждается, и начал бы строить с ней нормальные отношения. Да что там говорить? Я последние месяцы, встречаясь с Игорем, каждый раз ловила себя на том, что завидую тем людям, которые живут обыкновенной, нормальной жизнью. Да, у них проблемы, возможно, много проблем, но они и решают их вместе, это и называется жизнью!
Я сидела в темноте и представляла себе, как Игорь возвращается домой, где его ждет Катя. К счастью, она не ушла, осталась с детьми. Когда она встретила нас у порога с чемоданом, собранная, чтобы уйти, и заявила, что сильно виновата перед нами, мы о чем только не успели подумать! Вплоть до того, что это она убила Колю! Ну или, во всяком случае, была сообщницей настоящего убийцы. Оказывается, она просто испугалась, что впустила в дом чужого человека, приняв за его бывшую жену, и посчитала, что Игорь сам не захочет оставить ее.
Как она рыдала, когда все разрешилось, и она, успокоенная, отправилась к себе спать! Всем стало сразу легко и спокойно.
Катя. А может, она действительно больше меня заслуживает того, чтобы быть женой Игоря? Они давно уже живут вместе, воспитывают его детей. Зачем ему я?
Уже перевалило за полночь, а я продолжала сидеть за кухонным столом, словно меня парализовало. Я вслушивалась в звуки ночного дома, слышала, как шумит лифт, где-то льется по трубам вода, работает телевизор, раздается женский смех…
И когда двери лифта раскрылись где-то совсем близко, я вдруг выпрямилась на стуле и замерла, вслушиваясь в незнакомые мне мужские голоса. Было очень поздно, и шум наводил на мысль, что это явно не гости какие-нибудь, а взрослые мужчины с громкими голосами, гулкими шагами, звук которых раскатывался по всему подъезду, и серьезными намерениями. Может, где-то авария? Или на верхнем этаже кто-то неожиданно умер?
Я наконец встала и, не чувствуя ног, подошла к двери, заглянула в глазок. Голоса раздавались откуда-то сверху. Я открыла дверь и высунула голову, чтобы попытаться кого-нибудь увидеть. И увидела лишь мужские брюки, ботинки – мужчины стояли на лестнице между моим и этажом выше и курили. Как же и мне тогда захотелось закурить! Я вдруг вспомнила Лучано и улыбнулась. Спросить, не найдется у них огонька? А если это бандиты?
Вдруг один мужчина стремительно спустился, и я увидела прямо перед собой Геннадия Неустроева. Или его призрак?!
– Елена? Вы здесь? – удивился он.
– Что вас так удивляет? – усмехнулась я.
Вот это гости, ничего себе! А может, мне все это снится?
– Вообще-то я здесь живу.
– Да нет, ничего такого… Просто я думал, что вы живете совсем по другому адресу.
– У меня были здесь кое-какие хозяйственные дела.
– Чаю согреете?
Я пожала плечами. Конечно, согрею. Хотя бы для того, чтобы узнать, что привело его и кого-то из его людей сюда, ко мне.
– Я с помощником, его зовут Виктор.
– У меня есть, чем вас угостить, – сказала я. – Пожалуйста, зовите своего Виктора.
– Витя, спускайся! – окликнул он коллегу.
Спустя полчаса я уже знала, что на верхнем этаже за моей любимой пальмой, точнее, за кадкой были обнаружены мужской плащ, забрызганный кровью, и белое кашне, также в крови.
– Вам известен этот плащ? – спросил меня Неустроев.
– Да нет… Но если вы хотите меня спросить, не Колин ли он, отвечу сразу – нет. Вы обратите внимание на его размер! Этот плащ носил какой-то молодой человек, франт. Плащ очень дорогой, я знаю эту марку… Вы здесь по другому делу или считаете, что эта находка может быть связана с убийством моего мужа?
– Хороший вопрос! – Неустроев поднял кверху указательный палец.
Выглядел он, надо сказать, неважно. Бледный, с запавшими глазами, уставший, измотанный, нервный.
– Ваш муж не делился с вами своими планами относительно переезда в другую страну?
– Нет, а что? Неужели собирался?
– Возможно.
– Куда, в Италию? Францию?
Мне стало как-то не по себе, что даже после смерти Николай словно продолжает отдаляться от меня.
– Нет. В Латвию.
– Латвию? Вот это новость!
– Еще один вопрос, если позволите. Карлис Оттович Лацис – вам это трудно выговариваемое имя ни о чем не говорит? Вы знакомы с этим человеком?
– Точно нет.
Я напряглась.
– Геннадий Васильевич, кто этот человек и какое отношение он имеет к моему покойному мужу?
– Ох, Елена, а как я бы хотел это узнать!
– Может, расскажете мне что-нибудь?
– Всему свое время. Когда-нибудь вы сами все узнаете.
Я уже второй раз за день провожала гостей после чаепития, когда раздался звонок. Захлопнув дверь за Неустроевым, который чуть было не заставил мой мозг закипеть от невосприятия латвийской и очень неожиданной для меня темы (не говоря уже об окровавленном итальянском плаще!), я бросилась на кухню, где оставила свой телефон.
Нет, это был не Игорь. Какой-то незнакомый мне номер. Я ответила и сразу же услышала голос Кати. Она говорила шепотом:
– Лена? Это ваша няня, Катя. Вы уж извините меня, не мое это дело, но Игорь вернулся просто больной. У него температура тридцать восемь и пять! Я дала ему жаропонижающий порошок, но что делать дальше – не знаю. Может, «Скорую» вызвать? Может, я лезу не в свое дело, но, по-моему, у него что-то случилось. Я спросила его про вас, но он отвернулся, уткнулся в подушку и, кажется, заплакал… Судя по тому, что вы сейчас взяли трубку, значит, вы… как бы на свободе, а то я уж подумала самое худшее…
– А как он сейчас, Катя?
– Ему очень плохо. Я не знаю, может, конечно, это вирус, и у него лицо было мокрое от пота, но я приняла это за слезы… Лена, вы слышите меня?
– Да-да, слышу.
– Я никогда не видела его таким. Что-нибудь случилось?
– Я сейчас приеду, вы только ему об этом не говорите, хорошо? В дверь звонить не стану, пущу сигнал по телефону, когда буду уже перед дверью.
Я вызвала такси, быстро оделась и поехала. Дверь мне открыла Катя. В квартире было жарко, пахло подгоревшим молоком. Так пахнет по утрам в детских садах, такой далекий запах детства.
– Он спит?
– Думаю, что да. Я оставила там, на кровати, чистую пижаму, думаю, что та, что на нем, уже мокрая. Где он так простыл?
– Это нервное, Катя, – сказала я, испытывая вину перед Игорем за то, что когда-то, обезумев от одиночества и отчаяния, принялась расклеивать на заборах дурацкие объявления о желании сменить партнера. Господи, ну какая же я была дура! Хотя, мало что изменилось со мной с тех пор, такая же глупая и никчемная и… Одинокая? Я уже и не знала, одинокая я или нет. Но страх потерять Игоря затмил все остальные страхи, даже страх смерти.
Я тихо приоткрыла дверь спальни, увидела освещенную мягким оранжевым светом кровать и зарывшегося в одеяла Игоря. Я подошла к нему, откинула одно одеяло – его волосы на голове были такими мокрыми, словно он только что принял душ.
Я заплакала.
– Игорь, ты как? – Я присела рядом с ним и принялась гладить его по голове, мокрой пижамной куртке. – Игорь, милый, ты прости меня…
Он медленно перевернулся на спину, открыл глаза.
– Что-то мне совсем худо, – сказал он, – и ужасно жарко.
– Давай наденем все сухое, а?
Он кивнул, я помогла ему сесть, и он переоделся.
– Не уходи, – он поймал в какой-то момент мою руку и прижал к своему лицу, принялся целовать. – Знаю, что ужасно виноват перед тобой…