Как мне было объяснить Кострову, что мои отношения с Леной тем и отличались, что в них не было лжи, игры, фальши. Мы знали, чего хотим друг от друга. Не всегда при встречах мы занимались любовью. Иногда мы просто засыпали вместе, обнявшись, как уставшие путники, нашедшие наконец приют. Мы отдыхали в объятиях друг у друга. Мы наслаждались тем, что мы друг у друга есть. Мы, парочка наивных чудаков, крепко вцепившихся друг в друга и медленно опускающихся на дно собственных заблуждений.
– Вы считаете меня законченным идиотом?
– Нет, ничего подобного. – Руки Кострова еще крепче схватились за руль.
– Если хотите знать, я был бы рад услышать от нее обо всем, что ее мучило, волновало, что ее расстраивало, я готов был помочь ей во всем! Но между нами существовала договоренность. Если бы она рассказала мне, тогда и я тоже должен был бы рассказать ей о себе, о своих детях. А я не хотел, не хотел!
Вот и сейчас, когда судьбе было угодно посвятить в нашу тайну третьего, я испытывал страшную неловкость, потому что не мог передать словами суть наших отношений с Леной. Быть может, причина этой неловкости еще и в том, что я сам уже не верил в то, что говорил? Одно могу сказать: я был искренен с Костровым, когда признавался, что готов разделить с Леной ее судьбу, стать ее спутником, защитником, освободить ее от трудностей, которые в ее жизни наверняка были. Иначе все между нами было бы проще. Как у всех.
Очень хорошо помню тот вечер. Мы с Костровым куда-то мчимся, а у меня нет сил спросить, куда он меня везет. Ведь ясно же было после разговора с Неустроевым, что, как бы мы ни просили, Лену тем же вечером никто не отпустит. Даже если бы я вывалил на стол перед самым главным начальником мешок золотых слитков. Юридическая машина по вечерам приостанавливает свой ход. Все, кто днем занимался моей Леночкой, вернулись в свои дома и вычеркнули ее из мыслей. Только мы с Костровым и думали о ней: я – потому что любил, он – потому что привык честно отрабатывать свой гонорар.
Вдруг я вспомнил, что сразу после того, как мы расстались с Неустроевым, Костров отошел от машины на несколько шагов и кому-то позвонил. Разговор длился довольно долго, Костров сухо кивал на каждую реплику невидимого собеседника. Это было похоже на обычный деловой разговор. Он явно о чем-то договаривался и, судя по его удовлетворенному виду, договорился. Мне показалось, что после этого разговора он стал точно представлять себе цель. Да и двигались по Москве мы теперь намного быстрее.
Мы долго ехали, мне даже показалось, что он забыл обо мне, что у него помимо моего дела есть и другие, связанные с проблемами других клиентов. И что он, увлекшись, помчался как раз туда, где его ждали по чужому зову.
Мы остановились напротив мощных металлических ворот, выкрашенных ярко-красной краской. Ворота соединяли высокий кирпичный забор и четырехэтажное здание с решетчатыми окнами – тюрьму или следственный изолятор. Это был центр Москвы, напротив мрачного здания я вдруг увидел купол небольшой часовни.
– Не думаю, что цена будет слишком высока, да и человек, с которым я договаривался, обязан мне лично. Но пятьсот евро точно надо будет заплатить. Не сейчас, можно завтра.
Я ничего не понимал. Костров улыбнулся одними губами.
– Завтра уладим все формальности, внесем залог. Если у вас нет суммы, которую они запросят, сможете взять у меня взаймы.
– У меня есть деньги! – воскликнул я. – Неужели я ее сейчас увижу?
– Конечно, увидите. Это не место для женщины.
С этими словами он вышел из машины, поднялся на крыльцо, открыл дверь и скрылся.
Я разволновался. Неужели сейчас, после всего, что было между нами, я увижу ее совершенно новой? Мою другую Лену, другого человека, настоящую, естественную в своем отчаянии? Я всматривался в дверь следственного изолятора и представлял себе ее, но прежнюю: в красивом пальто, с нежной улыбкой на губах, с аккуратно уложенными волосами, на каблучках.
Сколько часов она провела в изоляторе? Не так уж много. Но перед тем она натерпелась, пережила страшное потрясение. Какая она? И готов ли я к встрече? Как мне себя с ней вести? Я вдруг понял, что совсем ее не знаю.
Дверь открылась, в освещенном проеме показались две фигуры. Сердце мое застучало, я дрожащими руками открыл дверцу машины, вышел и медленно двинулся им навстречу.
Лена
– Львова! С вещами на выход!
Я только пригрелась под одеялом и даже задремала. Понимала, что уже поздно, но представление мое о времени было самым смутным. Слышала, как женщины в камере (их помимо меня было шестеро) еще переговариваются, позвякивают посудой. К счастью, в камере было не так страшно, как это выглядит иногда в кино. Не было уродливых беззубых баб, готовых унизить, ударить. Женщины разные: и молодые, и старые, у каждой своя история, но все считают себя невиновными. Как и я. Откуда-то они уже знали, что я убила мужа. Смотрели на меня с настороженным уважением, идти на сближение явно боялись.
Там все было странным. Меня знобило, я не могла есть, часто бегала в туалет, где тошнило от запахов.
Когда меня вызвали, в камере произошло какое-то движение, прокатилась невидимая волна. Мои соседки зашептались, кто-то сказал: «Куда это ее на ночь глядя?»
С вещами. Смешно. У меня не было вещей. Меня взяли в черном вязаном пальто, в которое я куталась, когда бродила по улицам не в силах осознать, что произошло. И хорошо, что оно было, что спасало, укрывало, как если это было живое существо. Я сама связала его себе, словно знала, что когда-нибудь оно пригодится и согреет не только тело, но и душу. Так было до тех пор, пока я не встретила Игоря. Живой человек, ласковый и нежный, он был теплее и милее вязаного пальто.
Те часы, что я провела между задержанием и этим пробившим тишину «с вещами на выход», я думала только о нем. Теперь, когда у меня не было мужа, который обязательно вытащил бы меня из СИЗО, несмотря на наши сложные отношения, мне и надеяться было не на кого.
Игорь никогда не увидит меня такой, не узнает обо мне ничего. Может быть, будет переживать, что я не пришла в «Геро» в назначенный час, не оставила записку. Наверное, подумает, что я бросила его. Какое-то время будет изводить себя вопросами. Станет искать причину в себе, решит, что совершил что-то, из-за чего я его бросила. Возможно даже, попытается узнать мои имя и адрес, заплатит администраторше, купит информацию.
Только что это ему даст? Разыщет меня, приедет ко мне домой, а квартира наверняка опечатана. Соседи скажут, что я убила своего мужа. Как поведет себя Игорь? Что предпримет? Подумает, что связался с сумасшедшей, что я опасна? Или станет разыскивать меня и дальше?
А что бы я сделала на его месте? Думаю, сразу бросилась бы к адвокату и поручила найти его. Даже если он убил жену.
Господи, что только мне не лезло в голову! Ведь я его совсем не знала. Совсем. Просто любила его за то, что он есть, что дарит мне свое время, себя, любовь и тепло. У него наверняка есть жена и дети. Не может у такого мужчины не быть семьи, это совершенно исключено. Другое дело, что с женой у него не все гладко, раз он приходит на свидания ко мне с этой нерастраченной любовью и нежностью. Мужчина, рядом с которым есть женщина, так себя не ведет. Во всяком случае, мне хотелось так думать.
Сколько раз я мысленно рассказывала ему о себе, о своих сложных отношениях с мужем. Делилась, излагая в подробностях, что мне пришлось пережить. Как меня чуть не посадили в тюрьму, но не потому, что я какая-нибудь преступница. Просто я не разбираюсь в финансах и доверилась своему бухгалтеру.
Это было в самом начале, когда у меня работала всего одна аптека, и на меня чуть не завели дело. Вот тогда мой муж просто спас меня: выправил все документы, взял дела в свои руки, а потом расширил наш бизнес. Я охотно пошла на это, доверилась ему, отдала все деньги, оставшиеся после продажи родительской недвижимости. И ни разу об этом не пожалела.
Не скажу, что меня очень уж расстроило, что Коля стал отдаляться от меня. Я понимала, что бизнес, которому он отдает всю жизнь, требует сил, времени, даже любви. Да, он любил свою работу, свою сеть «Фарма-Гален», и ему нравилось, что вложенные усилия приносят неплохую прибыль.
Теперь он стал увереннее и многое уже мог себе позволить. Правда, его отношение ко мне было скорее отеческим, хотя он старше меня всего на десять лет. Я догадывалась, что у него есть другая женщина. Но и у меня к тому времени появилась собственная личная жизнь – красавец Тагир. Можно даже сказать, что я совершенно потеряла с ним голову, не настолько, однако, чтобы окончательно порвать с Колей. Мне нужен был дом, вернее, это ощущение дома, надежного тыла, куда всегда можно вернуться и найти там близкого человека. Не задавая вопросов, он просто посидит с тобой за компанию на кухне и нальет тебе чаю или чего покрепче.
И потом, Коля содержал меня. Нет, конечно, без моих денег, без средств, доставшихся мне от отца, он бы так не поднялся, и скорее всего мы бы давно с ним разошлись. Но все сложилось так, как сложилось.
Тех денег, что переводил Коля, мне вполне хватало. Больше того, вполне допуская, что Коля может все-таки оставить меня, чтобы завести другую семью, и отлично представляя, что случится, если все мои средства будут к моменту развода на моих счетах, я хранила их в надежном месте наличными, и это придавало мне определенную уверенность. Но время шло, Коля внешне был вполне доволен своей жизнью, и ни малейшего намека на то, что он хочет развестись, не было. Да, время от времени мы не ночевали дома, путешествовали по отдельности, но возвращались всегда домой и даже радовались нашей встрече.
Главное, что нас обоих все устраивало. Такое положение вещей стало для нас обоих стилем жизни, который позволял существовать комфортно и, что не менее важно, свободно. У нас был общий дом, была наша дружба, мы были богаты.
Все бы так и продолжалось, если бы Тагир не бросил меня. Он женился на молоденькой татарочке. А я не была к этому готова. Быть может, если бы я ничего не знала о нем, вот совсем ничего ни о его семье с их традициями и обычаями, ни о его свадьбе, да просто ничего, кроме того, что он любит меня и что нам хорошо вдвоем, мы бы так и продолжали встречаться. Да и он ничего не знал бы обо мне, о том, что я замужем. Мы бы встречались где-нибудь на съемной квартире или в гостинице, и наша параллельная личная жизнь, связанная с обязательствами перед другими людьми, не мешала бы нашей с ним любви, не отравляла обоих ревностью.