– Вот будет ей сюрприз! – говорит папа,
насвистывая
и продолжая шкурить. –
Как ваша ночевка?
Я знаю, он ждет, что мы все обрадуемся,
ведь это Его Поступок,
и мне правда хочется его подбодрить.
Но.
Типпи покашливает, прикрывая рот.
– Надо было сперва спросить у мамы.
Папа перестает свистеть.
– Это сюрприз, – повторяет. –
Слыхали такое слово?
– Ага, – отвечает Типпи, –
вот только
я не люблю сюрпризы.
Я люблю, когда мне делают приятно.
Похмелье
Мы ложимся в кровать,
даже не переодевшись после ночи
на улице.
Я пытаюсь читать,
но слова
бегают по страничке,
не находя себе места,
поэтому я включаю аудиокнигу
и кладу голову
на плечо спящей сестры.
Везучее авокадо
Бабуля идет на свидание
с дедом, которого повстречала в боулинге.
Я не знала, что бабуля играет в кегли.
Я не знала, что в боулинге можно
знакомиться.
И я не могу поверить,
что человеку
с морщинистым лицом,
похожим на спелое авокадо,
больше везет в любви,
чем мне.
Партнеры
Когда мистер Поттер велит нам разбиться
на пары
для очередного проекта по философии,
Джон хлопает меня по руке
и спрашивает:
– Хочешь со мной?
На что Типпи фыркает:
– Мы с Грейс вообще-то уже пара,
если ты не заметил.
Джон цокает и притягивает меня к себе,
барабаня пальцами по моим ребрам,
словно по клавишам фортепиано.
– А я думал, вы два человека, –
дразнится он.
Типпи поворачивается налево
и хлопает по руке Ясмин.
– Тогда я с тобой.
Позже она задает мне вопрос:
– Если бы тебе пришлось выбирать
между мной и парнем,
кого бы ты выбрала?
– Это же всего лишь задание! – говорю.
– Да знаю я, – отвечает Типпи,
смеясь.
И ни с того ни с сего
бьет меня кулаком по руке.
Жить вечно или умереть в один день
На английском
Марго Гласс
зачитывает свое стихотворение
под названием «Любовь».
Оно про девушку,
которая так влюблена,
что хочет одного:
лечь и умереть
рядом с любимым.
Наши одноклассники вздыхают и хлопают,
восхищаясь глубиной и талантом
Марго.
Однако.
Для них мы с Типпи
навеки вместе – а значит,
навеки прокляты.
И когда мы говорим,
что вовсе не хотим расставаться,
не хотим просыпаться по утрам в одиночестве
и годами искать человека,
с которым можно будет разделить жизнь,
наши одноклассники думают,
что мы – больные на всю голову.
И все же
Знакомство с Джоном
заставило меня на миг задуматься:
каково это –
разлучиться с Типпи,
чтобы он увидел меня
одну,
как есть,
мою независимую душу,
а не
придаток
другого человека.
Разлука
– Мне иногда хочется увидеть себя
твоими глазами, – говорит Джон.
Мы разливаем фиолетовые химикаты
по пробиркам,
чтобы зажечь под ними огонь и услышать
хлопок.
– Моими глазами? – переспрашиваю я,
уже зная, как бы ответила,
если б могла.
– Когда ты смотришь на меня,
ты видишь цельную личность?
Он быстро разрубает рукой синее пламя
горелки.
– Цельных людей не бывает. Мы все – лишь
части.
Джон морщится
и кривит губы.
– Платон говорил, что
все мы когда-то были соединены с кем-то еще.
Мы были двуликими людьми с четырьмя
руками
и четырьмя ногами,
но при этом такими могучими,
что едва не свергли Богов.
Поэтому они разрубили нас пополам
и обрекли на вечные поиски
второй половины.
– Обожаю Платона, – говорит Джон,
а потом добавляет: –
То есть вам с Типпи
повезло,
хочешь сказать?
– Может быть, – отвечаю,
боясь признаться,
что со дня нашей первой встречи
моя душа
не на месте.
Не по карману
Тетя Анна родила ребенка –
мальчика весом семь фунтов и две унции.
Я примерно знаю, о чем она думает:
Боже,
где мне взять деньги
на еду, одежду и образование?!
Шестнадцать лет назад моим родителям
пришлось пережить то же самое
за одним исключением:
они сразу поняли,
что мы им не по карману
и без пожертвований добрых людей
мы все помрем с голоду.
– Для детей никаких денег не жалко,
они стоят каждого потраченного цента, –
говорит мама сестре по телефону,
открывая счет от доктора Мерфи
и глядя на баланс
в самом низу.
Ну, не знаю.
Не знаю, во сколько
окружающие
оценивают наши жизни.
И особенно –
страховая компания,
которая каждый божий день
задается вопросом:
куда нам столько
медицинских услуг?
Сокращения
Мамина фирма
сегодня утром сократила десять человек:
бах-бах-бах.
К полудню мама решила, что чудом уцелела
в этой резне,
и спокойно пошла на обед:
купила сэндвич с колбасой
и гигантское овсяное печенье –
свои любимые лакомства.
Когда она вернулась,
мистер Блэк вызвал ее к себе в кабинет
и сообщил плохую новость.
Она ни в чем не виновата, конечно,
просто она теперь – лишний кадр.
Такие уж времена пошли,
что поделать.
Потом охранник Стив проводил ее до стола
и следил, как она собирает вещи,
словно она – преступница и хочет
прихватить с собой офисный степлер.
Мама попрощалась с подругами –
точнее, с теми, кого она считала своими
подругами, –
а те даже не взглянули на нее,
когда она шла по коридору,
а потом сквозь стеклянные вращающиеся
двери
на улицу.
Теперь мама лежит в кровати и плачет.
Она безутешна.
И очень скоро,
разумеется,
нас ждет нищета.
Не вразумить и не задобрить
Я скидываю обувь,
а Типпи – нет.
– Ты же знаешь, он терпеть не может,
когда мы ходим по дому в уличной обуви.
Ничего не могу поделать:
голос у меня строгий, как у училки.
Типпи тащит меня к дивану.
– Да брось, что он сделает? – спрашивает она
и закидывает ногу на журнальный столик.
– Не знаю. Взбесится… Начнет…
Я умолкаю,
нагибаюсь,
скидываю со стола ее ногу.
– Да он набухается в любом случае, Грейс!
Когда ты уже поймешь?
Его не вразумить
и не задобрить.
Она трогает мой амулет,
кроличью лапку на шее.
– Ты разве не обсудила это
со своим личным мозгоправом?
– Не понимаю,
что ты несешь, – бурчу я,
отстраняясь
и пряча кулон
под рубашку.
– Еще как понимаешь, – говорит Типпи
и демонстративно
кладет ногу
на стол.
Два часа ночи
Хлопает дверь. Звенит посуда.
Радио начинает орать,
слышна ругань
и крики.
Папа готовит себе еду,
пока все остальные
пытаются спать.
– Да что с ним такое?! – вслух
возмущаюсь.
Типпи фыркает.
– Небось, узнал,
что я не разулась.
Пояс потуже
Начинается с малого: больше никаких
кинотеатров,
новой одежды и ужинов в кафе.
Это все ерунда,
которой мы
почти и не замечаем.
Но.
Вскоре у нас уже нет денег на газ,
на мясо,
на вкусняшки
и вообще ни на что,
кроме врачей,
поскольку на этом
мама
не готова экономить.
Кто чем может
Бабуля продает несколько старых колец
и ценных вещей
на eBay –
нам не хватает даже на жизнь.
Мама сутками гладит белье,
но зарабатывает сущие гроши.
Дракон два раза в неделю
сидит с соседским ребенком.
Все тянут лямку,
кроме отца.
И нас.
– Мы должны помочь, –
говорю я Типпи.
– И что же ты предлагаешь? – спрашивает она.
Я убираю длинную челку
с ее глаз.
– Ты прекрасно знаешь,
что мы без труда можем заработать кучу денег,
ничем не жертвуя.
Типпи вздыхает.
– Если мы пойдем на ТВ,
то пожертвуем своей честью, Грейс, –
говорит она. –
Я этого не допущу.
Но что толку от чести и достоинства,
когда у тебя нет
всего остального?
Вот что я хотела бы знать.
Отсрочка
Папа помогает маме написать резюме и
они громко смеются,
сидя рядышком за компьютером,
держась за руки.
Быть может, это означает,
что они снова друг друга любят.
Быть может, мамино увольнение –
на самом деле дар свыше,
а не беда,
как мы думали.
Но потом
мама уходит.
Ее нет всего два часа,
однако за это время папа успевает
отыскать спиртное и
надраться.
Мы с Типпи прячемся в своей комнате,
разбирая домашку и готовясь к предстоящим
контрольным,
жалея, что Дракон все еще на танцах
и у нас нет товарища по несчастью.
Но в доме тихо.
Мы выползаем на кухню,
где мама сидит за столом
и режет салат.
– Все хорошо? – спрашиваю.
Мама поднимает голову
и тут же
вскрывает палец острым ножом.
Кровавые пузыри стекают на стол,