Я нахмурилась: вопрос не показался мне хорошим. Более того, я не знала на него ответ.
Он рассмеялся и поднял вверх руки.
— Прости. Я спросил, потому что некоторые отели здесь расположены в бывших шахтерских бараках. Если ты живешь в гостевом доме «Шпицберген», к примеру, то во всех его зданиях когда-то жили шахтеры. Знаешь, с ними плохо обращались. Жили они как в аду. Они шли на работу в долины под снегом, по льду, в тумане, зимой, в темноте. Раз в месяц им давали ведро воды, чтобы помыться, «нуждались они в этом или нет».
Он снова рассмеялся и посмотрел на меня. Я тоже рассмеялась.
— Это не слишком приятно.
— Да уж.
К бару подошли другие люди. Я заплатила за пиво и отнесла три стакана на столик, за которым сидела. По-моему, один стакан я уже прикончила.
— Вот вы где, — обратилась я к женщине (Эги! Эги-Эги-Эги) и к мужчине с большой бородой и густой шевелюрой, стоявшей дыбом. Они взяли пиво и поблагодарили меня, но вид у них был встревоженный.
— Найдем мы сегодня вечером Дрейка или не найдем, — заговорила Эги, — мы собираемся позже позвонить твоим родителям. Им нужно будет приехать и забрать тебя.
Я покачала головой.
— Нет! — крикнула я. Они не должны этого делать. Они не могут. — Когда мы найдем Дрейка, он сумеет поговорить с ними вместо меня. Он сможет объяснить…
Меня напугала мысль, что Эги могла позвонить и все разрушить. Я смотрела на нее во все глаза. Она глянула на мужчину и скорчила гримасу.
— Я не дура, — мой голос зазвучал еще громче. — Я вижу, как вы переглядываетесь. Думаете, какая я никчемная. Знаете, вы не мои мама и папа. Я взрослая. Я ведь приехала сюда, так? Как бы ни пришлось добираться до этого места, я это сделала. И у меня есть деньги, чтобы купить вам обоим пива. У меня есть пальто, есть сапоги, и мне нужен только Дрейк. Только Дрейк. Мне нужен Дрейк, потому что он заставляет меня помнить. Мне не нужно, чтобы вы говорили моей маме. И это место — не ваше. Оно мое! Вы здесь только потому, что я вас придумала!
Я взяла стакан и быстро выпила пиво. Вкус был ужасный, но я давилась им, глоток за глотком. От пива меня затошнило. Я отошла от столика, спотыкаясь, но стараясь сохранить достоинство. Я не знала, куда идти, но в моей руке был толстый, наполовину полный стакан, поэтому я не могла убежать из комнаты. В конце концов я вернулась к бару и села на стул, чтобы снова поговорить с мужчиной за стойкой о шахтерах.
В комнате воцарилась полная тишина. Все глазели на меня. Они даже не притворялись, что не смотрят.
Я словно взлетела к потолку, потому что все стало невыносимо. Там, наверху, мне ничего не грозило. С потолка я видела, как кричу. Мой голос звучал так громко, что я его слышала даже с той высоты, на которую поднялась.
— Перестаньте на меня смотреть! — крикнула я. — Со мной все в порядке. Я нормальная! Нормальная! И мы не должны ехать во Фламбардс! Мы не должны. Не должны.
Потом я заплакала и повернулась к бармену. Я спросила у него о чем-то, он покачал головой, вышел из-за стойки и подошел ко мне. Из-за ближайшего столика поднялась пожилая женщина, которую я, наверное, не знала, и обняла меня за плечи. Фигура, которая была мной, повернулась к ней, уткнулась головой в ее плечо и заплакала.
— Не плачь, Флора, — прошептала я себе и вернулась вниз, в собственное тело. Я посмотрела на руку. «Флора, будь храброй» — было написано на ней. Я все смотрела и смотрела, пока не вобрала это послание в себя. Я Флора. Я должна быть храброй, иначе ничего не получится. Я должна перестать говорить о Фламбардсе.
Я отодвинулась от милой женщины, которая пахла мылом и сигаретами.
— Простите, — сказала я ей, шмыгая носом и вытирая лицо бумажным носовым платком, который мне протянул бармен.
— Все в порядке, дорогая, — ответила она. — Это суровое место. Никогда не приезжай сюда зимой. Ты меня не помнишь, но это я продала тебе сапоги. Ты удивительная юная леди.
Я кивнула.
— Спасибо за сапоги.
Возможно, зимой я по-прежнему буду здесь. Все говорили, что зимой хуже, но я не знала почему. Куда еще холоднее, куда еще больше снега? Возможно, зимой тут не так волшебно. Возможно, тогда это место перестанет излечивать меня.
— Она с нами. Простите, — раздался голос, и я подняла глаза. Это была женщина, Элли, Энди, Эбигейл, Элли. Не Дрейк. Женщина в очках взяла меня за руку.
— Идем, Флора, — позвала она. — Мы отведем тебя в твою комнату и уложим в кровать. Думаю, тебе не следовало пить.
Рядом с ней стоял мужчина с бородой и густой шевелюрой. Он заговорил на другом языке, бармен и пожилая женщина отвечали ему на этом же языке. Они все говорили обо мне, используя слова, которых я не понимала.
Дверь была рядом. Бармен вернулся за стойку, чтобы налить пива другому посетителю. Борода, милая леди и Элли говорили обо мне. Люди вернулись к своим разговорам. На меня больше никто не смотрел.
Я слезла с барного стула. Никто этого не заметил. Я осторожно повернулась, когда между мной и дверью никого не оказалось.
Путь был свободен, я метнулась к выходу и выбежала из комнаты. Передо мной оказались ступеньки, ведущие вниз. Не ожидая этого, я пролетела по лестнице вниз, подскакивая. Оказалось, это самый эффективный способ спускаться. Когда я встала, у меня ничего не болело.
Я оказалась на площади. По одной стороне там стояли рестораны, отель и закрытый супермаркет, по другой — проходила дорога. Я побежала к ней. Я не знала, нужно мне направо или налево, поэтому повернула направо.
Пошел снег. Возможно, скоро стемнеет.
Но в этом месте никогда не темнело. Все время было светло, потому что это место существовало только в моем воображении. И днем, и ночью здесь было светло. Женщина посоветовала мне никогда не приезжать сюда зимой.
В конце дороги я заметила фигуру и побежала к ней так быстро, как только могла, потому что даже сквозь снег я видела, что этот мужчина похож на Дрейка. Когда я подбежала ближе, он стал еще больше похож на Дрейка. С ним был кто-то еще. Женщина. Я проигнорировала ее и сосредоточилась на Дрейке. Это был мой Дрейк. Он любил меня, и я его нашла. Однажды он заставил меня помнить, и сделает это снова.
На мужчине были очки Дрейка. На нем были джинсы Дрейка. У него были волосы Дрейка. Парочка повернула и начала удаляться, потому что не видела меня сквозь снег.
Я поцеловала этого мужчину на пляже. Я знаю, что сделала это, потому что все сохранилось в моей памяти. Я должна догнать его. Он спасет меня.
Я не взяла пальто, но согрелась на бегу. Я продолжала бежать мимо зданий и редких машин, припаркованных на стоянках возле дверей домов. Я пробежала мимо каких-то людей, не остановившись, потому что не они были нужны мне. Я пробежала мимо старого механизма с рычагами, тросами и огромными ржавыми ковшами. Я вспомнила мужчину, который говорил мне о шахтерах и о том, какая ужасная у них была жизнь.
Я помнила.
Я помнила.
Дрейк шел впереди меня, и я все запоминала. Дрейк заставлял меня помнить.
Повалил такой густой снег, что я перестала видеть парочку. Я остановилась возле черной глади воды с лодками у берега. Тихо кружился снег, а я стояла и смотрела по сторонам, когда облако сомкнулось вокруг меня и все исчезло. Осталась только я в своем вымышленном мире. Только что Дрейк был здесь, но он исчез.
На воде я увидела слабый свет и услышала плеск весел отплывающей лодки. Я села на пирсе прямо в снег, потом легла и свернулась калачиком. На меня падал снег, превращаясь в теплое белое одеяло.
Я закрыла глаза.
Я знала: когда снова открою их, буду лежать в розовой кровати, в спальне на втором этаже в нормальном месте.
Глава 19
Подушка под моей щекой была прохладной. Я потянулась. Ноги у меня оказались голые, ступни доставали до края кровати, где была подоткнута простыня. Я посмотрела по сторонам. Я лежала в односпальной кровати, в голове у меня стучало. Мне не хотелось открывать глаза, потому что каким бы ни было это место, оно было неправильным.
Я дотронулась пальцами до лица. Кожа была неровная, с выпуклостями и впадинами. Я приложила пальцы к вискам и почувствовала, как сильно бьется пульс.
На руке были написаны слова, выведенные огромными черными буквами: «Я ВИДЕЛА ДРЕЙКА В ЛОДКЕ». Буквы были неровными и «шатающимися».
Я видела Дрейка. В лодке. Я хотела это запомнить, но не запомнила. Я этого не помнила, но в это верила.
Я открыла глаза.
Это была комната с двумя кроватями. На другой кровати кто-то спал. Нас разделяло узкое пространство, девушка лежала лицом ко мне и выглядела так, будто крепко спит. Ее глаза были закрыты, и кожа у нее была лучше моей. У нее были красные щеки и темные волосы.
Вероятно, я знаю ее, иначе мы не спали бы в одной комнате. Возможно, она — Пейдж. У Пейдж гладкая кожа и темные волосы.
На стене за ней висела карта с изображением нескольких островов и большими участками голубого моря. Между нами стоял маленький столик со стопкой книг на странном языке — я не могла начать их читать. Одна из книг называлась Neljäntienristeys[22]. Или я утратила способность складывать буквы в слова, или это был чужой язык.
Я снова закрыла глаза. Я понятия не имела, сколько времени проспала, но за окном было светло, вероятно, наступил день. Я посмотрела на окно, но жалюзи были опущены, и я могла видеть только солнечный свет, пробивавшийся сквозь них.
Я посмотрела на руки. На одной было написано: «Флора, будь храброй» и «Дрейк», на другой — «Эги» и «Холодное место в моей голове», и «Я ВИДЕЛА ДРЕЙКА В ЛОДКЕ». Выше на коже проступало слово «Дрейк». Оно не было написано ручкой. Казалось, моя рука сама создала надпись.
Эги — это женщина в очках. У женщины в кровати не было очков, но она спала, значит, они были ей не нужны. «Людям, — сказала я про себя, — не нужны очки, когда они спят». Это прозвучало разумно. Я села и огляделась: на большом столе возле кровати, на которой спала Эги, лежали очки, вытянув дужки, и смотрели на дверь пустыми глазницами.