Но это ничего. Во Флэше копилась определенная доля злости, которой требовался выход – в безобидной форме.
…Примерно в тот момент он осознал, куда направляется. Он снова улыбнулся, по-волчьи оскалившись. Его подсознание понимало, что делает.
Кимберли Энн Кордейн Мэдоус Гудинг оторвала взгляд от журнала. Снаружи ее пентхауса парил человек, постукивая пальцем по стеклу.
Она открыла рот от удивления. Кимберли потянулась и запахнула плотнее свой синий халат, прежде открывавший взгляду сиреневую ночную рубашку. Жестами он показывал, чтобы она скорее открыла окно. Она прикусила губу, покачала головой.
– Оно не открывается, – сказала она.
– Черт, – беззвучно произнес он. Он отлетел метра на два назад, поднял ладонь вверх, будто приветствуя следующего гостя на вечернем ТВ-шоу. Яркий огонь вырвался из его руки и брызнул в окно.
Кимберли отскочила. Едва не закричала. Едва. Окно дрогнуло и растаяло в виде неровного овала. Внутрь ворвался поток теплого, с запахом выхлопов, ветра. В комнату вошел мужчина в красном.
– Прошу прощения за окно, – сказал он. – Я заплачу. Мне надо поговорить с тобой.
– Мой муж – богатый человек, – ответила она. Ее голос обволакивал, словно шелк.
– Я Джей Джей Флэш.
– Я знаю, кто ты. Я видела тебя в «Насесте сокола».
Не спрашивая разрешения, он уселся на белоснежный стул.
– Ага. И ты видела те фотки, которыми сверкал твой ублюдок-адвокат. Какая-то несчастная девчоночка, поджаренная психом из городка, в котором я никогда не бывал.
Она посмотрела в сторону окна. Ветер трепал ее волосы.
– Может, тогда вам стоит посетить мистера Леттема, а не меня.
– Нет. Мне нужна ты. Зачем ты дурачишь Марка Мэдоуса?
Она подпрыгнула.
– Как ты смеешь так со мной разговаривать?
Он засмеялся.
– К чему возмущаться, детка. Всю жизнь… сколько вы знакомы, все одно и то же. Ты манишь его, а потом ускользаешь. Он, конечно, дурак во многих смыслах, но заслуживает лучшего.
Он наклонил голову и стал еще больше похож на лису.
– Или ты просто хочешь подставить парня?
На мгновение ее брови превратились в изящные изгибы ярости, а глаза стали тусклыми, как талая вода. Она встала и отвернулась, сделала несколько шагов. Он смотрел, как ее крупные ягодицы двигаются под тяжелой тканью халата.
– Должно быть, он много о себе рассказывает, – едко сказала она.
Лицо Флэша перекосила ухмылка. Он поднял скрещенные пальцы.
– Мы вот так близки. – Его ухмылка стала резче, замерла. – Отвечай на вопрос, детка.
Она остановилась у расплавившейся дыры в окне.
– Думаешь, это легко для меня?
– Отсюда, – ответил он, – кажется самой простой вещью на свете.
– Я люблю Марка. Правда, – сбиваясь, сказала она. – Он самый добрый человек из всех, кого я знаю.
– Или самый большой придурок. Потому что для тебя добрый – значит слабый, разве не так? – Теперь он поднялся и смотрел ей прямо в глаза.
Заплакав, она отвернулась. Он схватил ее за плечо и заставил повернуться лицом к нему. Вокруг его кулака плясали крохотные огоньки.
– Слишком многие женщины, – сказал он, – боятся самих себя. Они покупаются на это старое иудейско-христианское учение о том, что они нечисты, испорчены от рождения. И поэтому ищут мужчину, который будет с ними жесток. Будет наказывать их так, как они заслуживают. Как тот качок, который сначала переломал нос Марку, а потом и тебе. Таков твой выбор, миссис Совершенство?
Она открыла рот от удивления. Облачко дыма закружилось около ее носа, и вдруг ее халат загорелся. Кимберли закричала, попыталась убежать. Флэш держал ее. Свободной рукой, с невероятной силой, он отдернул горящую ткань. Халат и ночная рубашка порвались.
В ужасе она упала на пол, всхлипывая. Флэш методично скомкал догорающую одежду, будто омывая ей свои руки. Огонь утих, исчез. Он бросил полурасплавленный комок в угол и наклонился над ней.
Она схватилась за него. На пару секунд он обнял ее, неосознанно поглаживая ее волосы. Затем оттолкнул от себя.
– Давай-ка посмотрим, в какой ты форме, пока я все еще могу тебе помочь.
Не обращая внимания на ее запоздалые попытки показать себя скромной и возмущенной, он осмотрел ее. Кажется, с ней все в порядке, кроме небольшого краснеющего пятна между левым плечом и грудью. Он накрыл ожог рукой и начал убирать его.
Она попыталась отпрыгнуть.
– Какого черта ты вообще делаешь?
– Вытягиваю из него энергию, – задумавшись, сказал он. – Это вроде как приложить лед к небольшому ожогу. Если я сделаю это достаточно быстро, то все пройдет.
Она посмотрела на него.
– Я думала, ты владеешь только силой огня, – сдавленно произнесла она.
– Все верно. – Он положил руку ей на грудь. Там, где проходила его рука, кожа становилась белой, без отметин. – Просто небольшой фокус.
– С вами рядом опасно находиться, мистер Флэш. – Большим пальцем он поглаживал ее сосок. Замерев, она тяжело дышала. Сосок напрягся. Она не отводила от него взгляд. Его губы увлажнились.
– Я не больше принадлежу к восьмидесятым, – хрипло проговорил он, – чем Марк. Он добряк из шестидесятых. А я засранец, ждущий девяностых.
Она схватила его и притянула к себе.
На улице позади изящного высотного здания на Парк-авеню сидел Марк Мэдоус, подтянув колени практически к своим торчащим ушам.
Как долго я уже мечтал об этом? Держать ее, чувствовать ее, пробовать на вкус, видеть, как ее глаза темнеют, а затем снова становятся светлыми, как она отбрасывает волосы назад и хватается за меня и стонет…
Он чувствовал себя обманутым. Чувствовал себя извращенцем. Чувствовал себя дураком.
Он закрыл лицо руками и заплакал.
В ту ночь Марк не спал и прикончил бутылку вина. Спраут играла с набором-конструктором.
Кимберли так и не пришла.
В конце концов Марк тоже сел на новый белый линолеум, который постелил вместе с Дургом, и помог Спраут построить самолет с крутящимся пропеллером. Он так и не взлетел.
– Я сделаю это, – сказала она.
Он посмотрел на нее так, как кобра смотрит сквозь стекло на посетителей зоопарка. Не показывая интереса, не подавая никаких признаков того, что она вообще тебя видит.
– Сделаете что, миссис Гудинг?
– Что угодно, о чем вы меня попросите. Чтобы точно получить ее.
Она стояла перед ним, все ее тело сжалось, дыхание затаилось, пока едва не разорвало грудную клетку изнутри. В ожидании, когда он спросит, почему она передумала.
Но этим он ее не порадовал. Просто кивнул. А она поняла, что ненавидит его уверенность настолько, насколько и нуждается в ней.
В воскресенье звонок в дверь раздался как раз, когда солнце завершало свой рабочий день. Марк подошел и долго смотрел сквозь новую стеклянную дверь, прежде чем открыть ее.
Она разрумянилась и запыхалась, ее глаза горели, будто на улице было морозно. Сегодня на ней были синие джинсы и свободная темная рубашка.
– Не хочешь прогуляться? – спросила она.
– Ты имеешь в виду, после всего, что на днях случилось? Ты все еще, типа, можешь со мной разговаривать?
Она отступила на пару миллиметров. Затем поднялась на цыпочки в своих модных полуботинках и поцеловала его в щеку.
– Конечно, могу, Марк. Что происходит в суде, там и останется. Идем.
После этого он так и не смог вспомнить, о чем они говорили. Он лишь помнил, что, несмотря на все, ему казалось, что на этот раз она действительно может вернуться.
Затем они зашли за угол и остановились. По улице промчалась пара полицейских мотоциклов. Через квартал отсюда было видно здание, из которого вырывались языки пламени.
К зданию подъехали пожарные и стали тушить огонь. Пока он наблюдал за ними, один из шлангов дернулся – вода перестала идти.
Он двинулся вперед, вырываясь из хватки Кимберли, которая держала его за рукав. Он чувствовал огонь на своем лице. В дальнем конце квартала веселилась и глумилась банда скинхедов. За одним из них гнался пожарный, неуклюже двигающийся в своих огромных ботинках, но парень нырнул в самую середину своей толпы. В ужасе Марк понял, что этот скин только что перерезал шланг.
– Что происходит, приятель? – спросил он прохожего.
– Кто-то поджег старую квартиру. Семья китайцев на третьем этаже пыталась открыть швейную мастерскую. – Он сплюнул на землю. – Но я вам скажу, узкоглазые сами напросились. Думали всех одурачить, переделать жилую недвижимость под коммерческую. Домовладелец тоже в деле, это точно.
Копы окружили скинхедов, оттесняя их. Марк побежал вперед. Спраут закричала: «Папа!», вырвала ладонь из руки Кимберли и бросилась за ним. Кимберли побежала за ней, пытаясь схватить ее.
У горящего здания стояла «Скорая». Возле машины полицейские выстроились в линию, пытаясь не подпустить к дому азиатскую семью. Мужчина и женщина расталкивали окруживших их копов и пожарных, завывая и с мучительным видом размахивая руками. Мужчина в огнеупорном костюме держался за край лестницы пожарной машины, механизм поднимал его к окну, но огромные языки пламени вырывались из комнаты, мешая ему забраться внутрь, даже несмотря на защитную одежду.
Еще несколько человек в пожарных костюмах стояли посреди луж на улице, сняв шлемы.
– Надо попасть внутрь, – сказал мужчина с раскрасневшимся лицом; судя по значку на шлеме, он был шефом команды. – Там осталась маленькая девочка.
– Это самоубийство. Крыша сейчас обвалится ко всем чертям.
Марк копался в своем накладном кармане. Кимберли догнала Спраут в паре метров от него.
– Марк! Что происходит?
Он покачал головой, не отвлекаясь на них. Черный и серебристый – нет. Желтый – бесполезно. Серый – еще хуже. В спешке он выбросил все пузырьки наружу. Его жизни рассыпались по асфальту блестящими осколками.
– Марк, ради всего святого, что ты творишь?
Последние два. Один синий – и, слава богу, оранжевый. Он засунул синий пузырек обратно в карман. Затем