— Сьюзи, я только что слышал игру победителя конкурса этого года. И знаешь, этот первокурсник Росси — гений.
В эту минуту вошел тот, о ком они говорили.
— Спасибо, что уделили мне время, — сказал Дэнни. — Надеюсь, теперь вы сочтете меня достойным участия в вашем конкурсе.
— Привет, — произнесла девушка из Рэдклиффа, проявляя инициативу. — Я Сьюзи Водсворт, замруководителя оркестра.
— Э-э, м-м, приятно познакомиться.
Он надеялся, что она не заметила, как он глазеет на нее из-за очков.
— Думаю, здорово, что в этом году в нашем конкурсе будет участвовать первокурсник, — сияя, добавила она.
— Ну, — застенчиво произнес Дэнни, — может, я наконец перестану обольщаться на свой счет.
— Сомневаюсь, — еще более ослепительно улыбнулась Сьюзи. — Дон сказал мне, ты очень хорош.
— О! Надеюсь, он сказал так не просто из вежливости. Внезапно наступила неловкая пауза. И за эти считанные секунды Дэнни решился сделать над собой героическое усилие и произвести впечатление на это симпатичное создание.
Конечно, он провалится, как всегда. Но зато потом сможет смело сказать себе, что закон больших чисел должен быть на его стороне.
— Мм, Сьюзи, а тебе хотелось бы послушать, как я играю?
— Очень, — ответила она с энтузиазмом и, взяв Дэнни за руку, повела его из кабинета искать свободный класс с инструментом.
Он сыграл Баха, а затем — искрометного Рахманинова. Вдохновленный тем, что рядом женщина, он демонстрировал еще более впечатляющую технику, чем прежде, но ни разу не взглянул на нее, чтобы не сбиться.
Но он все равно ощущал ее присутствие. О, и еще как ощущал!
Наконец Дэнни поднял голову. Она склонилась над роялем, глубокий вырез ее блузки открывал перед ним вид, весьма интересный с эстетической точки зрения.
— Ну как, хотя бы немного получается? — спросил он, переводя дыхание.
Широкая улыбка расцвела на лице девушки.
— Позволь мне сказать тебе кое-что, Росси, — начала она, придвигаясь ближе, чтобы положить руки ему на плечи. — Ты, без всякого сомнения, самый фантастический парень из всех, с кем я когда-либо имела удовольствие находиться в одном помещении.
— О! — сказал Дэнни Росси, глядя на нее снизу вверх, на его лбу от волнения выступили капельки пота. — Скажи, э-э, как насчет того, чтобы выпить по чашечке кофе когда-нибудь?
Она рассмеялась.
— Дэнни, а как насчет того, чтобы заняться любовью прямо сейчас?
— Прямо здесь?
Она начала расстегивать ему рубашку.
Дэнни всегда мечтал о том времени, когда женщины все же поймут, что блестящее исполнение сложного пассажа на клавиатуре рояля может возбуждать не меньше, чем мастерски исполненный пас на футбольном поле. И вот наконец это свершилось.
К тому же футболисты никогда не играют на бис.
Из дневника Эндрю Элиота
6 марта 1955 года
Так называемая система колледжей — вот что делает Гарвард и, вынужден признать, Йель непохожими на все другие университеты в Америке.
Где-то году в 1909-м Кембридж стал превращаться из небольшого поселка в настоящий город, и, хотя некоторые студенты проживали в общежитиях, основная масса гарвардцев селилась в самых разных его частях. Парни победнее снимали дешевые хибары вдоль Массачусетс-авеню, а ребята из привилегированных семей (такие, как мой отец) жили просто в шикарных квартирах в районе, который назывался в то время Золотой Берег (рядом с Маунт-Оберн-стрит). Такое социальное разобщение влекло за собой множество предубеждений.
И тогда ректор Лоуэлл решил: неправильно, когда студенты университета живут своими закрытыми группами. Поэтому он выдвинул идею взять в качестве примера английский Оксфорд, разделить университет на колледжи поменьше, и всех перемешать.
Все происходит примерно так. Сначала всех нас, первокурсников, размещают в общежитиях в Гарвардском дворе, чтобы мы имели возможность познакомиться с большинством ребят нашего общего первого курса. Спустя год считается, будто мы нашли для себя новых разных и интересных друзей. После чего мы уже готовы провести следующие три года в восхитительных небольших колледжах ближе к реке, которые гарвардцы снобистски называют просто «хаусами».
Вообще-то для некоторых парней подобные перемены имеют кое-какую образовательную ценность. Качки из Алабамы вдруг обращаются с просьбами поселить их в одном «хаусе» с кем-то из будущих медиков, философов или писателей. И если им идут навстречу, то такое положение дел вполне способно обогатить жизнь спортивных молодых людей не меньше, чем любой академический курс.
Но все обстоит совершенно иначе, когда речь заходит о преппи. Для того чтобы разнообразить блюдо под названием «жизнь», нам не нужны специальные приправы. Мы как бактерии (только чуть круче). Мы прекрасно существуем в собственной среде. Поэтому я уверен — в администрации университета ничуть не удивились, когда Ньюол, Уиглсворт и я решили продлить наше совместное проживание на следующие три года.
Сначала мы хотели, чтобы к нам присоединился Джейсон Гилберт и стал четвертым. Он парень очень даже неплохой, и с ним было бы весело. К тому же Ньюол считал, что мы могли бы извлекать выгоду из того, что у него переизбыток поклонниц. Но не это главное.
Дик предложил ему эту идею, когда они возвращались на автобусе после матча по сквошу против Йеля (в котором мы победили). Но Джейсон не захотел. Ему до этого сильно не везло с соседями, просто до ужаса, поэтому он решил жить один. И хотя второкурсники редко пользуются такими привилегиями, но проктор общежития, в котором жил Гилберт, обещал написать письмо в его поддержку. А еще Джейсон предложил, чтобы в списке предпочтений мы указали один и тот же «хаус». Тогда можно вместе питаться, а ему будет удобно посещать наши многочисленные импровизированные вечеринки.
Теперь осталось решить единственную проблему — куда податься.
Хотя колледжей было семь, но только три из них действительно были приемлемы для нас в социальном плане. Ведь невзирая на все эти разговорчики про демократию, в большинстве случаев главы колледжей хотят придать своим «хаусам» некий шик, а раз так — стараются подбирать для себя студентов определенного типа, взаимно тяготеющих друг к другу.
Много народу выбирает «Адамс-хаус» (названный так в честь славного парня Джонни из выпуска 1755 года, второго президента Соединенных Штатов), может, потому, что там раньше находились квартиры Золотого Берега. К тому же, и это немаловажно, их повар некогда работал в одном чудесном нью-йоркском ресторане (фактор, который трудно не принимать во внимание, особенно если речь идет о трех годах жизни, когда приходится ежедневно в одном и том же месте завтракать, обедать и ужинать).
Есть еще «Лоуэлл-хаус», шедевр в георгианском стиле, удобное место для членов «Файнал-клубов» — глава этого колледжа еще в большей степени англичанин, чем сама английская королева. К тому же это очень скромное место.
Но бесспорно, рай для преппи в Гарварде — это… «Элиот-хаус». Излишне говорить, что и Уиг, и Ньюол хотят именно его указать номером первым в списке предпочтений. Мне же становится немного не по себе, как подумаю, что придется жить в этом здании грозного вида из красного кирпича — памятнике моему прапрадедушке (и даже с его статуей во дворе).
И все же Уигу и Ньюолу не терпелось попасть туда, где большинство наших приятелей уже расположились с удобством. Мы никак не могли определиться с выбором, пока однажды поздним вечером нас не удивил своим появлением неожиданный гость.
Хоть мы и были пьяны, но, к счастью, не настолько, чтобы не услышать, как кто-то стучится в дверь.
Ньюол поднялся с места и, пошатываясь, пошел встретить ночного гостя. Услышав, как он вдруг воскликнул: «Господи Иисусе!», я тоже поспешил к двери, откуда донесся ответ нашего посетителя: «Не совсем так, молодой человек, я всего лишь Его смиренный ученик».
Это был не кто иной, как профессор Финли. Он, собственной персоной, — и в нашей общаге!
Он случайно проходил мимо, совершая вечернюю прогулку, и подумал, а не заглянуть ли ему к нам, чтобы спросить, куда мы собираемся подавать заявку на будущий год. И особенно его интересовало, не получит ли «Элиот-хаус» «преимущественное право» среди остальных претендентов на наш выбор.
Мы тут же в один голос пообещали, мол, обязательно получит, хотя он прекрасно понимал, что именно меня беспокоит — быть Эндрю Элиотом в «Элиот-хаусе», глава которого носит звание Элиот-профессора по древнегреческой литературе.
На самом деле он пришел поддержать меня и заверить в том, что он вовсе не ждет, будто я сразу начну переводить Библию для индейцев или стану ректором Гарварда. Но он верит, что и я, пусть и как-то иначе, чем мой прапрадед, но оставлю свой след на этой земле. Не знаю, что я испытал в ту минуту — был ли я потрясен или просто растроган. Выходит, этот великий профессор думает, будто я смогу действительно дорасти до… ну, не знаю… до кого-нибудь.
Наутро я все еще не был до конца уверен, что Джон X. Финли действительно лично приходил к нам в общежитие.
Но даже если он нам приснился, мы трое все равно пойдем в «Элиот». Ибо Финли, даже если это был всего лишь его призрак, умеет очаровывать, как никто другой.
*****
Когда по утрам Джейсон Гилберт забирал у своей двери газету «Кримзон», он сразу же открывал ее на спортивной странице — посмотреть, какой из его подвигов упомянут здесь в очередной раз. После этого он читал первую страницу — узнать о событиях университетской жизни. И лишь потом, если у него оставалось время, он просматривал сообщения о новостях в мире, краткие заголовки которых давались в специальном разделе.
И по этой причине он не обратил внимания на короткую заметку, в которой сообщалось, что «впервые за всю историю конкурса исполнительского мастерства, проводимого оркестром Гарварда-Рэдклиффа, победителем стал студент первого курса.