Харви Мэдисон нерешительно кашлянул.
Но Эдгар Уолдорф плавно сменил тактику, словно переключил коробку передач у «роллс-ройса».
— Прошу вас, мистер Росси, давайте на сегодня забудем об исполнительнице главной женской роли и сосредоточимся на том, что действительно имеет значение для нашего предприятия, — на ваших двух гениальных талантах.
И затем он воздел руки, благословляя.
— Вперед, мальчики. Отправляйтесь на Мартас-Винъярд создавать свою изящную вещицу, которая ослепит весь Бродвей и того английского подонка из «Нью-Йорк таймс». Пишите свой шедевр. А мы с мистером Мэдисоном будем решать все земные проблемы.
Выходя из-за стола, Эдгар согнулся чуть ли не в поклоне, и сказал:
— Ну, мальчики, для меня это большая честь.
После чего он повернулся и вышел — под звуки невидимых фанфар.
Вскоре вслед за ним ушел и Харви Мэдисон, давая возможность двум авторам насладиться своим успехом.
— Слушай, — сказал Стю, — я должен позвонить Нине. Сможешь подождать, а потом мы пойдем прогуляемся?
— Извини, — ответил Дэнни. — У меня важное выступление через двадцать минут.
— Не знал, что у тебя сегодня концерт.
Дэнни заулыбался.
— Исключительно камерная музыка, Стю. Видел обложку «Вог» за этот месяц?
— Я такие журналы не читаю, — ответил он, все еще не настроившись на одну волну с партнером.
— Посмотри в ближайшем от себя киоске, друг мой. Эта девушка — почетная гостья в моей студии сегодня.
— А, — сказал Стюарт Кингсли.
*****
Если не считать случайных вечеринок с коктейлем, молодые преподаватели отделения классической филологии Гарварда и их старшие коллеги почти никогда не общаются друг с другом. И дело так обстоит не только и не столько из-за разницы в возрасте, сколько из-за почти кальвинистического отличия между теми, у кого есть бессрочный контракт, и теми, у кого его нет.
Поэтому старший преподаватель Тед Ламброс был весьма удивлен, когда Седрик Уитмен пригласил его пообедать в преподавательском клубе, хотя он и разделял мнение Сары об этом человеке как о самом человечном из всех людей, что когда-либо встречались на их пути.
После того как у них приняли заказ, доцент Уитмен, кашлянув, произнес:
— Тед, мне позвонил Билл Фостер, новый декан из Университета Беркли. Он сказал, у них на факультете все в восторге от твоей книги, и спросил, не заинтересует ли тебя открывающаяся у них штатная вакансия преподавателя греческой литературы?
Тед не знал, что ему ответить. Ведь он не совсем понимал, что именно скрывается за этим вопросом. Может, это намек на то, что бессрочный контракт в Гарварде ему не светит?
— Мм, полагаю, я должен быть весьма польщен.
— Еще бы, — заверил его Уитмен. — В Беркли один из лучших профессорско-преподавательских составов в мире. Там работают выдающиеся ученые. А если подходить прагматически, зарплаты у них очень даже щедрые. Я отважился сказать Биллу, чтобы он написал тебе лично. По крайней мере, это будет означать, что они рады пригласить тебя в Калифорнию читать свои лекции.
Тед чувствовал себя как Ахиллес, пронзенный смертельной обидой на Агамемнона. Но он призвал все свое мужество и задал вопрос:
— Седрик, неужели в Гарварде нашли особый способ сообщить мне, что со мной не собираются продлевать контракт? Прошу вас, будьте откровенны, я все пойму.
— Тед, — сказал Уитман, не мешкая. — Я не могу говорить за все отделение. Ты же знаешь, мы с Джоном безмерно восхищаемся тобой. И естественно, мы бы очень хотели, чтобы ты здесь остался. Но в конечном счете все будет решать голосование, и одному богу известно, как поведут себя историки, археологи и вообще люди, которые мало знакомы с твоими трудами. А если у тебя на руках будет официальное приглашение из Беркли, то это, возможно, усилит собственнические чувства у тех, кто еще не определился.
— Значит, вы считаете, мне следует туда отправляться?
— Послушай совет умудренного жизнью старца. — Его наставник улыбнулся. — Ни один преподаватель не откажется прокатиться куда-либо бесплатно, если это мало-мальски интересно. А уж в Калифорнию — это res ipsa loquitur[56].
Сара обрадовалась, увидев мужа.
— Какой приятный сюрприз, — сказала она, сбегая к нему навстречу по каменным ступеням университетского издательства.
Он небрежно поцеловал ее, но сдерживать свои страхи у него уже не было сил.
— У меня с Седриком за обедом был довольно неприятный разговор.
— С тобой не продлевают контракт?
— В том-то вся и загвоздка, — удрученно ответил он. — Он вообще избегал говорить о Гарварде. Сказал только, что Беркли желает взять меня на работу и подписать контракт.
— В Беркли великолепное классическое отделение, — заметила она.
Сердце у Теда остановилось. Это совсем не то, что он надеялся услышать.
— Значит, ты считаешь, меня сокращают, да? — скорбно произнес он. А когда она не ответила, добавил: — А я-то думал, что смогу рассчитывать на контракт здесь.
— Черт возьми, я тоже, — честно призналась она. — Но ты же знаешь, как работает вся их система. Они почти никому не дают расти на месте. Предпочитают отправлять своих преподавателей в разные вузы и следить за тем, какая у них там складывается репутация. И если кто-то добивается успехов, то их опять перетаскивают к себе.
— Но это же в Калифорнии, — пожаловался Тед.
— Подумаешь! Неужели нам не выжить, находясь в каких-то трех тысячах миль от Гарварда?
Через два дня позвонил Билл Фостер и официально предложил Теду прочесть у них лекцию. Они договорились, что встретятся ближе к началу пасхальных каникул.
— Обычно мы так не поступаем, — добавил он, — но нам бы хотелось, чтобы ваша супруга тоже приехала с вами. Людям из издательства Калифорнийского университета просто не терпится с ней познакомиться.
— О, это замечательно, — сказал Тед.
А про себя подумал: «Им обо мне все известно. Меня покупают, как бейсбольного игрока. Оценивают, насколько хорошо у меня поставлен удар и умею ли я играть в поле, и даже, возможно, определяют, присущ ли мне командный дух».
Эти мысли усилили ощущение того, что он каким-то образом в чем-то провалился.
В последнее воскресенье марта Тед и Сара, оставив сына заботам обожающих малыша бабушки и дедушки, поднялись на борт самолета, чтобы лететь дневным рейсом в Сан-Франциско.
— Разве не чудесно? — проворковала Сара радостно, когда они пристегивали привязные ремни. — Это наше первое бесплатное путешествие, и все благодаря твоим мозгам.
Через три часа Тед посмотрел на часы. Они едва ли пересекли половину континента.
— Это же просто в голове не укладывается, — сказал он. — Я хочу сказать, где же это чертово место? Уж очень оно далеко от цивилизации.
— Тед, — ласково пожурила она, — не переживай. Может, ты еще сделаешь для себя какое-нибудь замечательное открытие об окружающем мире.
— Какое, например?
— Например, что интеллект за пределами штата Массачусетс тоже имеет право на существование.
Когда они сошли с трапа самолета в Сан-Франциско, их встречали двое преподавателей: один из них среднего возраста, другой — коллега помоложе, он держал в руках опознавательный знак: книгу Ламброса о Софокле. При виде подобного проявления уважения у Теда, который мрачно молчал последние несколько часов полета, сразу же поднялось настроение.
Билл Фостер тепло приветствовал вновь прибывших и представил им Иоахима Майера, специалиста по папирусам, который недавно перевелся из немецкого Гейдельберга в Калифорнию. Они оба были чрезвычайно любезны и настояли на том, чтобы отнести их чемоданы из зоны выдачи багажа к машине.
Несмотря на то что вечер еще не наступил, на главной улице Беркли царило оживление.
— Что-то у вас тут много хиппи, как я погляжу, — отметил Тед неодобрительно.
— А я слышу красивую музыку, — сказала Сара.
Билл Фостер среагировал на замечание Теда.
— Их вид вводит вас в заблуждение, Тед, эти студенты могут разгуливать в джинсах вместо твидовых костюмов, но среди них есть просто блестящие молодые люди. Они сводят нас с ума своими пытливыми вопросами. Наступают на пятки, не давая интеллектуально расслабиться. Мы посетим какие-нибудь занятия, если вам интересно.
— Да, — ответил Тед, — очень интересно.
— Я бы тоже с удовольствием послушала, — присоединилась к разговору Сара.
— Ах да, — искренне обрадовался Майер. — Знаю, вы ярая поклонница эллинистической поэзии, Сара.
Как раз в это время они доехали до конца улицы, и Билл Фостер сказал:
— Мы с Майером оставим вас у нового преподавательского корпуса. И если вы не слишком устали, советую прогуляться по Телеграф-авеню и выпить пива в каком-нибудь заведении, вроде «Ларри Блейкса». Чтобы проникнуться ночной атмосферой этого города.
— Прекрасные люди, как тебе кажется? — спросила Сара, когда они разбирали вещи у себя в номере некоторое время спустя. — По-моему, такие открытые и дружелюбные. Майер так прост в общении, по его виду никогда не догадаться, что он в тридцать один год стал профессором. И вообще для немца он выглядит совсем не по-тевтонски. Может, его прокалифорнили.
— Будет тебе, — сказал Тед, — они за нами просто ухаживают. Ты обратила внимание — им даже известна тема твоей дипломной работы.
— Обратила, и мне это было приятно, — ответила Сара. — А тебе разве не нравится, когда тебя соблазняют?
— Ну, меня еще не соблазнили, — сурово отрезал Тед.
— Ну, тогда отбрось предубеждения и давай прошвырнемся по Телеграф-авеню.
Сначала казалось, будто ничто вокруг не радует его глаз. Ни оживленные улицы, ни книжные магазины, ни колоритные менестрели со своими гитарами. Но уже через квартал Сара заметила: все же один аспект этого пространства, заполненного жизнью, привлек внимание мужа.
— Ага, — улыбнулась она, — наконец-то ты выделил кое-что из окружающего пейзажа.