— В этом и была суть той революции, папа.
А потом я вежливо попрощался и повесил трубку.
Впервые в своей жизни я выстоял под напором его критики и оставил за собой последнее слово.
*****
Случай с Эндрю был далеко не единичным. Конфликт во Вьетнаме вызвал раскол в американском обществе на всех уровнях. Это было противостояние «ястребов» и «голубей», богатых и бедных, родителей и их собственных детей.
Из-за всей этой ситуации отношения между Джорджем Келлером и Кэтрин Фицджеральд стали натянутыми до невозможности.
15 октября 1969 года она посмела взять выходной, чтобы участвовать в марше протеста в Вашингтоне. А когда они встретились с Джорджем вечером, Кэти «забыла» снять с рукава своего пальто черную повязку.
— Не желает ли мадам сдать верхнюю одежду в гардероб? — предложил метрдотель, подойдя к их столику в «Сан-Суси».
— Да, — сразу же среагировал Джордж.
— Нет, благодарю, — вежливо отказалась она. — Мне все еще немного холодно.
И она продолжала сидеть, набросив на плечи пальто со злополучной повязкой на рукаве, которая бросалась всем в глаза.
— Кэти, — нервничая, произнес Джордж. — Ты понимаешь, что делаешь?
— Да, — ответила она. — А ты? Послушай, если хочешь встречаться со мной, то и принципы мои принимай тоже. Это все идет в комплекте.
— Но люди же смотрят, — зашипел он. — Солидные люди.
— Не будь параноиком, Джордж. Где ты их видишь? Этот ресторанчик имеет такое же отношение к властным структурам, как и калитка Белого дома.
Он в смятении покачал головой.
— Неужели хотя бы за ужином у нас не может наступить перемирие?
— Разумеется, я не поддерживаю агрессивных действий. — Она улыбнулась. — Так и быть, уступлю в кои-то веки и избавлю тебя от страданий.
С этими словами она взялась за рукав своего пальто и стала медленно отвязывать черную ленточку.
Даже те, кто сначала и не заметил эту деталь на ее рукаве, теперь увидели ее. Особенно когда Кэти с невинной улыбочкой вручила ее через весь стол Джорджу.
— Вот, мистер Келлер, используйте по своему усмотрению.
Теперь, сделав то, что считала нужным, она тут же переменила разговор, затронув тему, интересовавшую обоих. Собирается Генри Киссинджер жениться на Нэнси Магиннес или нет?
— И как я тебя терплю? — спросил он полушутя, когда они ехали в машине домой.
— Перефразируя слова одного из твоих героев, сенатора Голдуотера, «сердцем ты понимаешь, что я права».
— Но ведь всем хорошо известно: у меня нет сердца, — ответил он на это.
— Не согласна. Просто ты прячешь его от всех, но оно есть. И поэтому я терплю тебя.
Кэтрин Фицджеральд была не единственной сотрудницей среди младшего и старшего персонала Совета национальной безопасности, кто стремился убедить правительство сменить курс, который они считали губительным для страны.
Естественно, будучи «тенью Киссинджера», Джордж не только придерживался противоположных взглядов, но был активно вовлечен в процесс эскалации военных действий. Никсон все еще жаждал победы, а люди из его ближайшего окружения решили организовать ему эту победу. Без всяких усилий. И без бомб.
— Неужели ты не можешь убедить Генри, что это недальновидно? — спросила Кэти у Джорджа однажды вечером.
— Неужели ты не можешь забыть об этой войне, даже когда мы с тобой в постели? — резко ответил он.
— Нет, не могу. Пожалуйста, Джордж, я же знаю, он уважает твое мнение.
— А я не могу заставить его прекратить все это.
— Ты мог бы попытаться, — тихим голосом произнесла она. И тут же добавила: — Все будет еще хуже, да?
— Я не знаю.
— Знаешь. Просто ты мне не доверяешь. А почему? Я же не какая-нибудь тайная шпионка. Неужели нельзя быть со мной откровенным?
— Кэти, клянусь: я знаю столько же, сколько и ты.
— А если что-нибудь узнаешь, расскажешь мне?
— А как ты думаешь? — спросил он, снова целуя ее.
20 апреля 1970 года президент Никсон объявил, что следующей весной американские войска численностью 150 000 человек будут выведены из Южного Вьетнама. «Голуби» воспрянули духом.
Два дня спустя Никсон назначил ряд встреч с Киссинджером и несколькими надежными помощниками, чтобы обсудить возможность расширения войны путем втягивания в нее нейтральной Камбоджи — для уничтожения базы снабжения противника.
Джордж был горд тем, что оказался среди тех, кто в полной мере заслужил доверие Киссинджера, и что его привлекли к участию в заседаниях, где обсуждались стратегические планы. А когда он обнаружил, что на этих встречах не присутствует сам министр обороны, то его чувство гордости еще больше усилилось.
Никсон был сердит.
— Проклятые северные вьетнамцы резвятся себе в Камбодже. Мы должны смело двинуться туда и показать им, а также русским, что не намерены уступать.
— Не все в государственном департаменте согласятся с вами, господин президент, — осмелился заметить Джордж со всей почтительностью.
— Ну и болваны, — буркнул Никсон.
В воскресенье, 26 апреля 1970 года президент принял решение направить тридцать две тысячи американских солдат в Камбоджу, чтобы, как он выразился, «вышвырнуть врага оттуда». Планы согласовывались с военным командованием в Юго-Восточной Азии, без ведома нескольких ключевых министров кабинета.
Ближе к вечеру того же дня сотрудники аппарата Совета национальной безопасности встретились, чтобы провести дискуссию, в которой предлагалось взвесить все за и против возможного вторжения в Камбоджу. И только несколько человек знали, что решение по этому вопросу уже принято. Наступление должно начаться через сорок восемь часов.
Киссинджер представил перед своими сотрудниками «объективные» аргументы в пользу вторжения.
— Нам предстоит сделать суровый выбор, — мрачно начал он. — Либо мы позволим северным вьетнамцам захватить Камбоджу, либо вводим войска и останавливаем их. Успешное нападение может стать шагом к заключению достойного договора о мире. Будут вопросы или замечания?
Большинство выступавших испытывали большие опасения по поводу возможного расширения военных действий.
Кэтрин Фицджеральд тоже отважилась поднять руку, невзирая на то что являлась самой юной участницей дискуссии.
— При всем уважении к вам, я считаю, если правительство одобрит вторжение войск, это вызовет взрыв возмущения среди студенческой молодежи по всей Америке.
Киссинджер невозмутимо ответил ей:
— Принимая важные решения, мы не должны идти на поводу у кучки подростков, привыкших потакать своим желаниям и не имеющих понятия о политической обстановке в мире.
Кэтрин не смогла удержаться, чтобы не отреагировать:
— А не слишком ли это резко, доктор Киссинджер?
— Возможно, я немного переусердствовал, обобщая. Прошу прощения, мисс Фицджеральд.
Дискуссия разгоралась все жарче, и казалось, ей не будет конца.
— А мне понравилось, как ты одернула Генри за те слова, которые он сказал в адрес студентов, — сказал Джордж, когда они распивали на двоих бутылку белого вина в ее квартире вечером. — Но мне кажется, если бы ты не была такой хорошенькой, это не сошло бы тебе с рук.
Она отмахнулась от комплимента и заметила:
— А ты определенно был тихим сегодня.
— Вряд ли я мог сказать что-то новое, — уклончиво ответил он. — К тому же все и так знают, на чьей я стороне.
— Да. Рядом с Киссинджером. Вопрос только в том, на чьей он стороне?
— Я не знаю, — солгал Джордж.
Хотя президент страны тянул с официальным сообщением до вечера 30 апреля, Совет национальной безопасности был проинформирован о вторжении Соединенных Штатов в Камбоджу 28 апреля.
Это вызвало возмущение среди тех членов Совета, кто понимал: вся эта дискуссия в воскресенье была не чем иным, как унизительным фарсом. Несколько ведущих специалистов ворвались в кабинет Генри и заявили о немедленной отставке.
Но среди молодых сотрудников аппарата недовольство приняло значительные масштабы — многие из них даже уволились в знак протеста, жертвуя, тем самым, заманчивой перспективой сделать карьеру в государственных органах.
Кэтрин Фицджеральд уволилась одной из первых. Передав кому-то из секретарш Киссинджера свое заявление, составленное в весьма резких выражениях, она решительным шагом направилась к кабинету Джорджа Келлера, находившемуся в этом же коридоре.
— Ты негодяй! — взорвалась она прежде, чем он закрыл дверь. — Ты безжалостный, бессердечный негодяй! Тебе плевать на всех и вся! Ты и твой кукловод — вы играете человеческими жизнями…
— Кэти, прошу тебя, успокойся…
— Нет, дай мне сказать, Джордж. Сегодня я покидаю Белый дом и убираюсь из твоей жизни.
— Кэти, будь благоразумной. Я ведь не отвечаю…
— Но ты же знал! Знал и ничего не сказал, ибо ты мне не доверяешь.
— И правильно сделал, судя по твоей истерической реакции, — резко ответил Джордж.
— Не истерической, черт тебя дери! Человеческой! При всех твоих огромных познаниях в английском языке, Джордж, ты вообще-то хоть раз задумывался о значении именно этого слова?
Прежде чем он успел ответить, она исчезла.
Он просидел неподвижно за своим письменным столом несколько минут, обдумывая случившееся.
«Полагаю, это было неизбежно, — рассуждал он. — Так или иначе, это должно было произойти — нельзя же до бесконечности вести сражения на личном фронте. Может, Генри и прав. Женщины нужны лишь для забавы».
Шесть дней спустя, после того как четверо студентов из Государственного университета в Кенте были убиты во время демонстрации протеста, в дверях квартиры Джорджа Келлера появился шофер-таксист, державший в руке потертый чемодан. Внутри Джордж обнаружил стопку рубашек, несколько галстуков и другую одежду, которую он оставил дома у Кэти. Сверху лежал листок бумаги, на который она аккуратно приклеила фотографии четырех погибших студентов, вырезанные из газеты.
Подпись была короткой и понятной: «Это ваши дети, доктор Келлер».