Трубка в траве все голосила, Дан поднял ее и дал отбой. Подмигнул Леночке, сидящей в машине, и она, наконец узнав его – ведь они несколько раз встречались, – помахала рукой. Дан оттащил неподвижное тело Анны к самому заброшенному дому, вернулся к машине и сел за руль. «Поедем домой!» – весело сказал он девочке, и она неловко повторила «домой» и наморщила лоб.
Он сел за руль, подъехал к воротам. Калитка была распахнута. «Подожди нас с мамой!» – сказал Дан девочке и направился к крыльцу. Солнце ярко сияло над самой крышей. Дан был удивительно спокоен. Ведь это его день.
Настя открыла дверь сразу же, словно ждала звонка уже целую вечность. Лицо ее слегка припухло от слез, но это ее вовсе не портило. Она была удивительно хороша даже в халате с чужого плеча.
Дан протянул руку и погладил ее по мокрой щеке, закрыл за собой дверь, чтобы она не увидела машину, стоящую за калиткой, мягко спросил:
– Что случилось?
Губы у нее задрожали, вместо ответа она разрыдалась не на шутку и обвила его шею руками. Дан замер. Она сама это сделала. Он решительно шагнул в комнату, увлекая ее за собой, и закрыл дверь.
Усадил ее на диван, обнял. Гладил по голове, не вслушиваясь в смысл того, что она начала говорить жалобным голоском. Он крепко обвил ее стан руками, закрыл глаза, нежно поцеловал в шею. И почувствовал, что ее рука уперлась ему в грудь.
Дан открыл глаза. На лице Стаси теперь были полная растерянность и недоумение. Конечно, она ведь не ожидала, она не готова. Но это – ничего, это он сейчас поправит. Он снова потянулся к ней губами, но Стася отклонялась назад и смотрела на него точно на чужого.
– Что с тобой? – спросил он абсолютно спокойно, так, словно ничего не произошло.
– Пусти, Дан, – сказала Стася.
– Ты чем-то взволнована?
– Я тебе уже десять минут объясняю…
– А, про дочку, – сказал он равнодушно.
Она резко отстранилась, пытаясь вырваться из его рук.
– Я знаю, где она, – объявил Дан, и Стася тут же притихла.
Вот и все, что ее волновало, объяснил Дан самому себе. Теперь она больше не будет тревожиться. И он снова скользнул губами вдоль ее шеи к мочке уха, тихонько прикусил ее и отправился вниз, к плечу. Стася сидела не шелохнувшись. Дан усмехнулся. Все еще боится поверить своему счастью. Смешная! Ну давай же, шевелись! Он встряхнул Стасю и посмотрел на нее иронично-вопросительно. Но Стася никак не хотела принять его игру.
– Ну что еще тебя тревожит? – с досадой спросил Дан.
– Ты не сказал, где она…
– Она в надежном месте. И если ты будешь хорошей девочкой, то через несколько минут я приведу ее к тебе.
Стася смотрела на Дана с ужасом.
– Где Лена?
«Ну и ну», – тихо сказала мать, и Дан замер, прислушиваясь к ее интонации. Интонация была недобрая. Нужно было срочно что-то предпринять, пока мать не разозлилась на Настю, пока не заставила его снова остаться одиноким. На лице Насти появилась решимость. Давно бы так. Дан снова поцеловал ее, на этот раз – в губы. Она не шевелилась. Только закрыла глаза. Так-то лучше. Он обхватил ее покрепче и стал расстегивать пуговки халата. Когда отлетела первая пуговка, Стася закусила губу, а на второй впилась ногтями в его ладонь так, что Дан громко вскрикнул от боли.
Настя вскочила на ноги. Она могла бы теперь убежать, выскочить во двор, позвать на помощь, но мысль о дочери заставила ее плотно сжать губы. Он посмотрел на нее исподлобья, недобро. Она замахала на него руками и принялась быстро нести какую-то чушь про свое беспокойство, про то, как она рада его видеть, про то, как она перепугана исчезновением дочери и своими снами, в которых какой-то урод…
– Подожди, – остановил ее Дан резко. – Кто?
– Урод, – как ни в чем не бывало повторила Настя. – Человек, с таким отвратительным уродливым лицом. Он все время преследует меня. Мне страшно. Пожалуйста, приведи Леночку. А потом мы будем с тобой… мы успокоимся и обо всем поговорим.
«Нет!» – словно отрезала мать, и Дан уставился в пространство, вступая с ней в спор. Ему не хотелось сдаваться так скоро. Не все еще потеряно, сейчас он приведет девочку, и, может быть, тогда она… «Нет!» – вопила мать, и Дан обхватил голову руками, чтобы не слышать ее визга. Он впервые возражал ей. Он боролся.
– Пожалуйста, – просила Настя, и глаза ее медленно наполнялись слезами. – Прошу тебя. – И слезы бежали по влажным щекам одна за другой.
– Подожди, – закричал ей Дан, все еще не в силах одолеть материнскую волю.
«Ни за что! – голосила мать. – Ей нужна только эта девчонка!»
Дан посмотрел на Стасю. Нет, он не станет слушать никого. Ему нужно, чтобы эта женщина принадлежала ему. Она ведь не такая, как Лиза, она не оттолкнет его, не обидит. Дан тряхнул головой, чтобы материнские вопли наконец смолкли, и быстро встал. Пошел к двери, а Стася, затаив дыхание, семенила за ним.
– Она в машине, я сейчас, – бросил Дан. – Не выходи! Тебе нельзя…
И Настя остановилась на пороге.
Внутренняя борьба поглотила Дана целиком. Взгляд его блуждал. Поэтому он не сразу понял, что Леночки в машине нет. Дан открыл дверцу, заглянул внутрь. Салон был пуст. Девочка пропала. Он тревожно оглянулся. Настя прислонилась к дверному косяку и, похоже, снова плакала. Анна! Неужели она пришла в себя? Ему показалось, что он покончил с нею раз и навсегда. Ошибся? И Дан бросился через улицу к заброшенному дому.
Анна лежала на том самом месте, где он ее оставил. Пульса не было. Тело остывало. Дан побежал назад. Еще издали он заметил Стасю. Она успела переодеться и теперь бежала к остановке маршрутных такси, взмахивая рукой, точно птица. Тронувшийся было микроавтобус притормозил, и Настя села рядом с водителем. «Вот и все!» – зло сказала мать. «Не все, – возразил ей Дан, садясь в машину. – Вот теперь совсем не все…»
Глава 18. Розовый дом в соснах
Виктор долго искал дом, в котором жила девочка. Он не хотел рассказывать Людмиле о том, что задумал. Разве любимых предупреждают о радости, которую хотят им доставить? Он приведет ей девочку, и, может быть, тогда все переменится, все станет, как прежде.
С тех пор, как он увидел Лену, что-то изменилось. В нем проснулась не память еще, а предчувствие памяти, предчувствие того, что он вот-вот вспомнит что-то очень важное, что-то главное. Девочка подошла к нему и, запрокинув голову, потянула за штанину, и он, не успев еще испугаться или подумать о том, что она может упасть, подхватил ее и осторожно поставил на ноги. И тогда у него возникло ощущение, что он уже делал это раньше. Много раз. Такая же девочка, так же, чуть не падая, тянула, а он… Он хватал ее на руки и кружил по комнате. Точно такая же девочка.
Виктору трудно было провести границу между «точно такая же» и «та же самая». Для него эти понятия были слиты воедино. У него была девочка. У них с Людмилой была девочка. Теперь она нашлась, и он приведет ее домой. Они снова будут жить все вместе.
Несмотря на то что Людмила не только написала адрес, но и нарисовала подробный план, Виктор никак не мог взять в толк, где же он сейчас находится, и долго плутал между домами, на которых не было никаких номеров. Заметив на дороге машину, Виктор обрадовался – можно было спросить дорогу. Он наклонился к оконному стеклу и широко улыбнулся. Из машины ему улыбалась девочка. Он открыл дверь и протянул ей руку:
– Пойдем!
Девочка, которой давно уже надоело сидеть в машине, взяла его за руку, и они не торопясь пошли по дорожке в сторону железнодорожной станции. Виктор говорил, а Леночка внимательно слушала и иногда кивала. Они прекрасно понимали друг друга. Он не ошибся. Конечно же, это именно та девочка! Полина – вдруг всплыло имя, и сердце сжалось от боли. В электричке он посадил девочку на колени, чтобы она могла смотреть в окно. Леночка завороженно глядела, как за стеклом расплываются зеленые пятна деревьев и бегут вслед за ними маленькие домики. Она никогда раньше не каталась в поезде…
После внезапно оборвавшегося звонка Анны Рудавин почувствовал себя совсем плохо. Он набирал номер снова и снова, но она не отвечала. Это выбило его из колеи. Приятное возбуждение, которое Рудавин чувствовал последние дни, моментально испарилось. Подступала паника. Руки дрожали, мысли путались. Нужно было предпринимать хоть что-то, пока Людмила не добралась и до него.
Он подумал, что если кто и перехватил девчонку, так это может быть только один человек – тот, кто помогает Воскресенской. Петр вскочил, опрокинув стул, подхватил портфель и вылетел из своего кабинета. Его слегка познабливало, но действовать нужно было немедленно. Если ее помощник сейчас в доме Насти, то она осталась одна… Одна! Беззащитная калека в большом пригородном доме. Он обязательно успеет первым…
Рудавин сел за руль и дал отбой тронувшейся было за ним машине охраны. Сам. Он сведет с ней счеты сам. Только отверстие в ее высоком прекрасном челе вернет ему спокойный сон. Он и секунды не станет медлить. Она должна понести наказание за тот омерзительный страх, который он испытывал в последние дни. Петр несся на предельно допустимой скорости. Поворот, еще поворот, прямо… Он не просто ехал к дому, где, по его предположениям, скрывалась Воскресенская. Он словно несся сквозь время, переживая заново все, что испытал на своем веку. Почему-то вспомнилась мать и то, что он не навещал ее уже два года. Вспомнилась их старая, пропахшая жареной рыбой коммуналка с длинными коридорами, освещенными тусклыми маленькими лампами с грязными плафонами. Потом – перила моста, а сразу же следом, без переходов, – первая поездка в Америку.
Петра лихорадило не на шутку. Хотелось прервать воспоминания, но усилием воли он не мог этого сделать, пытался отвлечься, но воспоминания накатывали снова и снова. В какой-то момент он сообразил, что именно так, вероятно, – крупными кусками кинопленки – мелькает прошедшая жизнь перед умирающими. Но ведь он не умирал. И не собирался умирать. Почему же крутится кинопленка? Может, оттого, что красавица Людмила была самой смертельной опасностью, которую он только мог себе представить…