– Давай.
Но сон не шел долго, и оба лежали молча, неподвижно, прислушиваясь к тиканью часов и уличному шуму. Заснули, не заметив как.
Жена очнулась первой в семь утра. Приподнявшись на локте, она уставилась на мирно сопевшего Мая Брумовича. Наглядевшись, встала и отправилась готовить завтрак.
Май Брумович нарисовался минут через десять. Он с хрустом потянулся и сладко тявкнул, когда зевнул. Такого за ним раньше не водилось. Жена ничего не сказала, но уронила ложку.
– Женщина придет, – заметил Май Брумович и скрылся в ванной.
Выйдя оттуда, он сел за стол и в один присест умолотил много всего. Рыгнул. Взглянул на помертвевшую супругу, расплылся в улыбке и подмигнул.
– Не терпится спросить, как оно?
– Не терпится, – призналась она.
Он подмигнул еще раз.
– Все будет хорошо. Я не стал тебе вчера говорить, но мне сообщили под строжайшим секретом: они подписали дополнительный протокол. Секретный. Наши тоже не дураки. Марсиане то ли не поняли, то ли не стали возражать.
– И что там сказано?
– Мы настояли, чтобы добавили одно слово, – ответил Май Брумович и со значением поднял палец. – Оно изменит ситуацию в корне. Добровольца превращают в хитрого мудака.
Штрихи к биографии
Пирожок, съеденный в очередной новоиспеченной пекарне, аукнулся поэту тяжелым поражением всех органов и систем. Сутки помаявшись между жизнью и смертью, поэт вообразил, что дело обошлось малой кровью, но не тут-то было. Что-то разладилось. Желудок – наверняка, а печень и все остальное – весьма вероятно. Неделю просидев на сухарях, поэт достиг опасной степени малодушия. Он отправился разбираться в частную клинику, которая как раз и открылась напротив пекарни.
Там его встретил дружный, единодушный в оценке коллектив во главе с дюжим администратором. Поэта провели по десяти кабинетам. Везде ему плескали руками, кивали, ахали, морщили лбы и насчитывали кто двадцать, кто тридцать тысяч рублей. Нащелкало порядочно. Поэт дернулся убежать, но администратор придержал его за локоть.
– Как же так? – удивился он укоризненно. – Мы потратили на вас столько времени! Давайте, подписывайте договорчик. Вот здесь. И здесь.
Через месяц к директору клиники пожаловал посетитель.
Директор, упитанный коротыш с колючими глазками, прятался в кресле и напряженно выглядывал из бороды. Посетитель имел внешность человека художественного, не от мира сего. Пончо, шарф, берет, желтые пальцы, зеленое лицо, пронзительный взгляд.
– Здравствуйте, – улыбнулся гость и сел. – Я к вам по неожиданному вопросу.
Директор молча кивнул и подобрался.
– Я литератор, пишу биографии. Серия «Жизнь замечательных людей». Видели эти книжки? Хочу написать о вас.
– Почему? – осторожно осведомился директор.
– Что – почему?
– Почему вам пришла в голову мысль написать обо мне?
Директор произнес это строго, но было заметно, что он уже растрогался и немного растаял.
– Но как же, – развел руками гость. – Само существование вашей клиники – уже достаточный повод. Вы современный успешный человек, выразитель эпохи. Ведь вы француз?
– Почему – француз?
– Так ведь написано, что клиника французская.
– Ну, у меня там дом, – застенчиво ответил директор. – Во Франции. А вообще, у нас французская аппаратура, французские лекарства…
– Знаю-знаю, – быстро сказал биограф. – Все это будет отражено.
– И почем? – спросил директор, не сомневаясь более в прочем.
– Что – почем? Книга?
– Да. Сколько вы хотите за написание?
– Помилуйте, да ровным счетом ничего. Она сама окупится. Я свое дело знаю. Готовы приступить?
Директор поерзал в кресле.
– Все это довольно неожиданно… Что ж, я могу. О чем рассказать-то?
Гость расчехлил планшет, утопил кнопку.
– Начинайте, а я потом наведу порядок…
– Только без диктофона.
– О чем разговор! Я понимаю. Не беспокойтесь, я быстро печатаю и стенографию знаю…
Директор глубоко вздохнул и возвел очи горе.
– Стало быть, так. Взял я кредит… Это было очень нелегкое дело. Моя история не устроила сперва один банк, потом второй, третий. Неприятности вообще навалились… не прошла одна важная платежка, я тогда занимался другим бизнесом. Подвел партнер… помню, мы вернулись из леса…
– Стоп, – выставил ладонь биограф. – Это весьма увлекательно, но несколько преждевременно. Не будем забегать вперед. Давайте сперва о детстве.
…Прошел еще месяц, к фигуре биографа привыкли. Он примелькался, получив дозволение опрашивать сотрудников. Всем им велели освещать слияния, поглощения и конкурентную борьбу, преподнося это в выгодном свете. Сам директор разошелся и многое рассказал о внутренних клинических делах: кто кого подсидел, кого вышвырнули за пьянство, кто копает под руководство, кто посматривает на сторону и ябедничает.
Однажды биограф ворвался в его кабинет окрыленный. Уже давно без стука. Он сиял.
– От вас понадобится подпись! – воскликнул он.
– Где? Зачем? – напрягся директор.
– Передача прав на экранизацию. Я принес альбом. Можете выбирать.
– Что именно?
– Актера, который вас сыграет. Вот, ознакомьтесь.
Директор задохнулся. На сей раз его по-настоящему проняло. Дрожащими руками он принял альбом, начал листать.
– Что, и этого можно? – ткнул он трясущимся пальцем.
– Этот – известная шельма, много берет. Но ничего. Можно. Мы его уломаем. У него сейчас творческий кризис. Он уже много лет снимает всякую дрянь и сам же играет.
– Да? А мне нравится…
– Вот я ему и скажу. Так и передам: не все, мол, потеряно. Подписывайте вот здесь…
Биограф упорхнул. Директор еще долго сидел в объятиях миража. Его выдернул из грез начмед. Директор разомкнул веки и обнаружил, что тот стоит на ковре – судя по виду, уже довольно давно.
– Есть деликатный момент, – заговорил начмед. – В коллективе гуляют довольно странные слухи. Они безобидные, ничем никому не грозят, но вызывают недоумение. Это касается некоторых деталей вашего прошлого.
– Кто рассказал? – взметнулся директор. – Кому отрезать язык?
Начмед отшатнулся.
– Нет-нет, ничего такого. Мы же помалкиваем. Но возникают вопросы… скажите, это правда, что вас в детстве украли цыгане?
Директор переменился в лице.
– Какие цыгане?
– Мы так и подумали. А правда ли то, что вас переправили в Таиланд и продали в сексуальное рабство?
Директор не ответил. Он побагровел, и начмед снова ответил сам:
– Именно так и отнеслись. У сотрудников зародились сомнения. Еще одно… речь идет о нашем уборщике. Как его там… длинная фамилия, не русская. Вы в самом деле собираетесь отойти от дел и прочите его на свое место? Я понимаю, что лезу не в свое дело и он достойная личность, но все же…
Директор вскочил.
– Адрес! – проревел он. – Найдите мне этого сукина сына!
– Уже, – метнулся к нему начмед. – Он, оказывается, лечился у нас. Вот все его данные…
Директорский джип с визгом затормозил перед домом старой постройки. Путаясь в ремне, директор отстегнулся, выскочил, побежал к двери. Он приехал один.
Ему отворила неопрятного вида женщина.
– Где он? – выпалил директор, задыхаясь.
Женщина отнеслась к его появлению равнодушно и нисколько не удивилась.
– Шляется где-то, – пропела она. – Бухает со своими дружками-уродами.
– А книга? Книга где? Он же писатель, биограф?
Хозяйка выказала зачаточный интерес и слабо улыбнулась.
– Он поэт. Детский. Иногда – бард. Может, вам это нужно? Разбросал свою чушь.
Она взяла с журнального столика пару бумажных листков и протянула директору. Тот выхватил их и всмотрелся в каракули. Прочел:
«Расскажу вам без прикрас, как одной лекарней правил редкий пидорас, экземпляр шикарный!»
Буква «л» из слова «лекарня» была переправлена. Раньше там значилась «п».
Сверх ожидаемого
– О вас нехорошо отзываются, – свел брови главврач. – Плохо все, с упором на бесчувственное отношение.
Хрулев позволил себе кривую улыбку.
– Она разбила телефон. Он у нее выпал, когда ложилась, и вдребезги. Понятно, настроение испортилось! Пошла писать губерния!
– Я в курсе, – кивнул главврач. – Вам следовало учесть это обстоятельство и прореагировать.
Хрулев, готовый было продолжить, запнулся и уставился на главного. Тот был высокий, весь гладкий и обтекаемый, как влажное морское млекопитающее; немного седой и вообще целиком белый, прилизанный, с удлиненным рылом, похожий на горностая. У него даже фамилия была – Горностаев.
А Хрулев смахивал на помесь пуделя с жабой: короткая шея, широкая пасть, рыжие бакенбарды.
Горностаев продолжил:
– Коммерческая клиника обязывает к сервису определенного уровня. Сервис сверх ожидаемого – исключительно важный штрих.
– Как это – сверх ожидаемого?
– Очень просто. Мы не обязаны ремонтировать телефоны, но вы могли подсказать адрес ближайшей мастерской. Это неожиданно, это сюрприз! Такое запоминается, об этом рассказывают. Вам это ничего бы не стоило, а на клинику не легло бы пятно.
– Хорошо, – квакнул Хрулев. – Я возьму это на вооружение.
– Возьмите. А пока потеряете процент.
…Прошло четыре дня, и в кабинет Горностаева постучали. Вошел приличный господин средних лет – розовый и гладкий, как поросенок; лысый, корпулентный, в очках, в белой футболке и белых шортах. Он вежливо поздоровался, сел и вынул из кармана ложку. Горностаев озабоченно уставился на нее.
– Я вынужден обратиться к вам из-за странного… необычного поведения вашего сотрудника, – заговорил господин. – Речь идет о докторе Хрулеве.
– Со всем вниманием вас выслушаю, – кивнул Горностаев. – Какие у вас претензии?
– Претензий, собственно говоря, никаких. Я лечусь у него уже вторую неделю. Мне лучше. Все на высоте – вежливо, понятно, культурно. Однако сегодня случилось нечто неожиданное…
Господин многозначительно помахал ложкой.