– А вы куда-то спешите? Давайте возьмем по мороженому или вон шаверму. Я, например, проголодался.
– Напоминает свидание, – заметил воин. – Ты случайно не пидор, доктор?
– Пока еще нет, и это ничуть не случайно. Мне не хочется им стать, поэтому я вас и пригласил. Итак, на чем остановимся? Мороженое или псина? Может, пивка?
– На работе не пью. Берите свое мороженое и ведите, куда собрались.
Рентгенолог отошел к тележке, купил эскимо, вернулся. Сосредоточенно снял обертку, лизнул, откусил.
– Идемте вон туда, под липы. Там тень, и мы не бросимся в глаза.
– Волку?
– Как вариант, в том числе. Да ступайте же! Нам придется немного подождать.
Они дошли до скамейки. Когда садились, доктор уже обгладывал палочку. Охотник снял тяжелый чехол и уложил себе на колени. Он мрачно уставился перед собой.
– Я очень сильно огорчусь, если вы морочите мне голову.
– А который час?
Хронометр у его спутника был командирский.
– Половина одиннадцатого.
– Нам сидеть до полуночи. Скорее всего, чуть меньше. Делать покамест нечего, так что можете рассказать о себе, если хотите. Все лучше, чем молчать.
Охотник повел плечами, поскреб небритую щеку.
– Чего рассказывать… Родился, вырос. Отслужил в войсках, получил специальность. Шофер. Стреляю вот. Хожу на лося, кабана. Приходилось и на медведя. Однажды прокатился в Африку, там был слон. Еще, по-моему, носорог… Точно не припомню, все как-то смазалось. Теперь вот бесхозных отстреливаю, жить-то надо. А вы? Давайте теперь о вас.
Рентгенолог посасывал палочку.
– Примерно то же самое. Родился, вырос, как и вы. В войсках не служил, специальность получил. Слона не видел. Вот, устроился в частную медицину. Ничего так, но есть нюансы.
– Мало платят?
– Да, хотелось бы побольше, но не только это… Может, позже скажу.
Разговор исчерпал себя. Рентгенолог щелкнул зажигалкой.
– Вы же не хотели бросаться в глаза, – напомнил охотник.
– Чепуха, – отмахнулся доктор. – Уже стемнело. Мало ли кто тут курит.
Тот не понял его, но вдаваться не стал. Минут сорок прошло в молчании. Охотник собрался вспылить, но рентгенолог наставил палец на многоквартирный дом:
– Девятый этаж. Видите? Окно погасло.
– А там был свет? Я, знаете, не следил. Было нужно?
– Лучше приготовьтесь. Пора.
Вдали распахнулась дверь. Под козырек, на световое пятно ступил директор прививочного центра. Его было трудно с кем-либо спутать: бочкообразный торс, огромная кудлатая голова без шеи, сразу на плечах; тонкие ножки. Он был легко одет – футболка, спортивные брюки, туфли. Главврач настороженно повел глазами, носом. Шагнул вперед. Свет пал на брыластую рожу с фиолетовой бородавкой.
Рентгенолог резко поднялся и увлек за собой охотника. Вдвоем они направились к директору.
– Он тут живет, – бросил доктор, просвещая напарника. – Добрый вечер, Валерий Семенович!
Директор отшатнулся.
– Добрый вечер, – пробормотал он. – Что это вы здесь делаете?
– Да так, гуляем. Замечательная погода. Сидим беседуем, а тут вы. Очень приятно.
– Надо же, какая славная встреча. Ну, мне направо. Был рад повидаться снова.
– Куда же вы, Валерий Семенович? Позвольте вас проводить. Нам все равно делать нечего. Куда направляетесь? Вечерний моцион?
– У меня дела. – Директор откровенно разнервничался. – Извините, но я очень тороплюсь…
– Смотрите, Валерий Семенович, какая луна. Редкая красота! Не скажете, сколько времени?
Директор тяжело задышал.
– Нет. Прошу вас, оставьте меня! У меня глубоко личные и серьезные обстоятельства!
– Не сомневаюсь… – Рентгенолог обратился к охотнику: – Сколько на ваших командирских?
– Полночь, – глянул тот.
Директор вздрогнул, застыл и вдруг упал на четвереньки. Он протяжно завыл, запрокинув голову. И неожиданно – захрустел, сразу весь. Кожа вспучилась, штаны и футболка лопнули. Треснули туфли, в прорехи вылезли когти. Лицо покрылось шерстью, а пухлые губы вытянулись в опасное рыло. Сверкнули клыки.
– Отвлекайте его! – закричал рентгенолог.
Охотник пришел в совершенную оторопь, но руки действовали сами по себе и уже расчехляли винтовку. Он попятился, прицелился.
Директор сдвинул брови, припал к асфальту и свирепо зарычал. Грянул выстрел. Картечь прошила его в десяти местах. Как ни в чем не бывало директор встал на дыбы, воздел мохнатые лапы. Из алой пасти закапала бешеная слюна вперемешку с клочьями пены.
Охотник, обессилев и разом утратив боевые навыки, обреченно сел на газон.
Рентгенолог выставил револьвер, держа его обеими руками.
Новый выстрел был тише. Пуля ударила директора в лоб, и начальник взревел от ужаса. Его охватило пламя. Корчась, он повалился наземь. Клочья шкуры стали отваливаться, когти втянулись, и через пару минут лицо уже сделалось добродушным, как на доске почета. Через секунду голова взорвалась. То, что осталось, залилось кровью из многочисленных ран.
Догхантер сидел, сотрясаемый икотой.
Рентгенолог извлек из барабана патрон, показал ему, щелкнул ногтем по пуле.
– Серебряная. Конечно, не целиком. Обернул клочком рентгеновской пленки, там серебро. Но вы правы, картечь – отменная штука. Круто вы с ним! Сейчас позвоню в полицию…
– Как вы догадались? – прохрипел охотник.
Доктор рассеянно хмыкнул, набирая экстренный номер:
– И до полуночи было ясно. Удивительная гнида круглые сутки. Вчера пообещал меня вышвырнуть, стоило возмутиться расценками. А я решил, что с меня довольно.
Плевок
Три события сошлись, чтобы Фук обзавелся неожиданными способностями.
Во-первых, резко затормозил поезд метро. Всех качнуло, и Фука – в первую очередь, поскольку он стоял в проходе.
Во-вторых, у какого-то среднего человека телефон запел песню канализационного жанра.
В-третьих – звезды. Здесь мы наполняемся почтительным молчанием, ибо не разбираемся. Они сошлись. Очевидно, это третье событие и стало тем главным, которое обогатило Фука, но от нас его суть, как это часто случается в роковые минуты, ускользнула.
Фук был транспортным торговцем. Он ходил по вагонам, предлагал бактерицидный пластырь, календарь и фонарик. На него большей частью не обращали внимания. Наружность Фука выдавала умеренное и всеохватное неблагополучие. Соков в нем было немного, только желчь, настоянная на черной ненависти к миру. У него уже давно развивалась аденома гипофиза, и был он непропорционально велик: огромные кисти, такие же ступни, утиный нос, челюсть лопатой, а когда разевался рот, то становился виден еще и неповоротливый, разбухший язык, которому не хватало свободы маневра. Дикция Фука оставляла желать лучшего. Те немногие пассажиры, кто ехал без наушников, морщили лбы при звуке его трубного голоса, не понимая и половины сказанного. Хорошо, ассортимент был налицо. Хорошо для Фука. То есть безразлично. У него ничего не покупали.
Бросок, стояние звезд и мелодия для простых людей труда и отдыха скрутили невидимую спираль, которая стала необходимым и достаточным условием для удивительного открытия. Фук резко осознал в себе лекаря. В мгновение ока он понял, что силою личной слюны способен врачевать любые, даже самые запущенные и неизлечимые недуги. Он замер на месте. Пассажиры, до той минуты не слушавшие Фука и подчеркнуто игнорировавшие его присутствие, подняли глаза. Так часто случается: на человека обращают внимание, когда его уже нет. А Фука тряхнуло вторично: теперь он обнаружил в себе удивительные диагностические способности. Фук понял, что у дамы, которая нахохлилась с краю, ужасно болит голова. Не думая ни о чем, он сделал шаг и навис над нею. Рот приоткрылся. Слюна повисла вязкой ниточкой, сгустилась в тяжелую каплю и плюхнулась на ноготь с облезшим лаком.
– Что же ты делаешь, идиот?!
Лицо у женщины исказилось от злости, и она бешено затрясла кистью. Фук очнулся, подхватил свою кошелку и молча побрел к ближайшей двери.
– Что за урод!
Ее соседка не поняла, в чем дело, но с готовностью закивала и на всякий случай отодвинулась. Поезд остановился, Фук вышел. Сразу стало как-то свободнее, легче дышать. То, что головная боль прошла, попутчица осознала лишь через две остановки. Она никак не соотнесла эту радость с Фуком и вскоре начисто забыла о нем. А Фук про нее не забыл. Покинув вагон, он сел на лавочку и мутно уставился перед собой. Подъехал новый состав. Фук, не успел он остановиться, просветил его умственным взором не хуже рентгеновского аппарата. Приехали разные заболевания: псориаз, язвенный колит, черепно-мозговая травма, гипертония, слабоумие, чесотка и хронический алкоголизм.
Рядом на лавочку присела Пасть, сослуживица Фука: коренастая женщина, в очках и с дырой на месте верхних резцов. Она разносила обложки для документов и самоклеющиеся одежные крючки. Пасть расширялась в кости наподобие груши и дальше, от таза, опять расходилась х-образными ногами.
– Чего сидишь? – спросила она. – Обеденный перерыв?
Не думая, Фук плюнул на нее. Пасть не успела возмутиться. Во рту у нее мгновенно восстановился полный комплект зубов, а ноги сделались стройными, как на дорогом пляже. Она содрогнулась всем телом.
– Чего это? – просипела Пасть.
Фук плюнул еще раз, и голос, столь важный в ее ремесле, моментально вернулся к прежней зычности.
Фук послюнил себе ладонь в робкой надежде, что та уменьшится до изящества фортепианного, но чуда не произошло.
– Ты погоди, ты помалкивай, – бормотал Фук, огорошенный окончательно, но Пасть пришла в полный раздрай.
– Что же делать теперь, – причитала она, не в силах опомниться. – Это не я! Меня и не признает никто!
Резкая перемена привела ее в ужас, уравновешенный радостью. С одной стороны, перспективы открылись, с другой же – они разверзлись. Пасть ничего не умела и давно оставила попытки оттолкнуться от дна. Исцеление не сделало ее фотомоделью, а мира душевного не коснулось вообще.