Одноразовый доктор — страница 17 из 32

– Хватит! – захрипел пациент, выпучивая глаза. – Мне плохо, спасите!

На мониторе заплясала зеленая кривая. Запрыгали цифры: пульс. Доктор не разбирался в самолетах, но решил, что нечто подобное наблюдается при наборе высоты.

– На этих органах стоит остановиться отдельно. Есть печень, селезенка, почки… мы о каком беседуем организме, о женском или мужском? Давайте о женском. Женщины – всегда приятная тема для неторопливых бесед. У них есть придатки и матка, в которой находится икра…. Что же вы замолчали? Вам не интересно?

Взгляд пациента вдруг стал осмысленным.

– Икра?

– Ну да, – нахмурился доктор. Ему не понравился этот внезапный вопрос.

Пульс начал урежаться, кривая – успокаиваться.

– Икра?! У женщин?

– Да, икра, а что вам не нравится?

– У женщин, по-вашему, есть икра?

Доктор смешался. Отрывочные сведения из курса анатомии замельтешили в голове. Он потерял лицо, сдвинул брови.

– А что, что вам не так? Икра – ну и что?

– Икра?! Вы считаете, что у них внутри икра?

– Да, икра! – вспылил доктор. – Вы не согласны? – Лихорадочно вспоминая и соображая, он ударился в панику.

– Икра! – захохотал пациент.

Все его страхи как рукой сняло. Он стал раздуваться.

Доктор встал, у него задрожали ноги.

– Икра, икра, у женщин внутри икра! – гремел ябеда, разрастаясь.

Доктор попятился и вжался в стену. Пациент увеличивался, как надуваемый шар. Спица выскочила и звякнула о пол. Треснул и осыпался гипс. Лопнули бинты, покатилась гирька. Монитор погас первым, свет – вторым. Молодой человек стремительно заполнял собою пространство.

– Я тебе покажу аппроксимацию! – проревел он победоносно.

Доктору сделалось нечем дышать.

– Икра! – Это было последнее слово, которое он услышал.

Концерт на карантине

От автора: концерты – игра. Читатели фразу кидают, а я развиваю. Этот концерт – детище ковидного карантина 2020 года. Все написанное так или иначе связано с этой неприятной эпидемиологической ситуацией.

Пищевая цепочка господина Лю

Евгении Дудник

Вводная: «Вот разные рыбы»


– Вот разные рыбы, – благожелательно отмечал господин Лю, шествуя через рынок. – Вот разные крабы. Вот разные гады, благоухание которых пленяет…

Мутноглазые рыбы подрагивали в корзинах, неуклюжие крабы норовили слинять. Их попытки были смехотворны! Господин Лю смеялся от души.

Гады уже никуда не спешили, они скворчали на гигантских жаровнях. Повара ловко подхватывали их шумовками, подбрасывали, жонглировали ими и выдыхали огонь, который ровно обжаривал гадов.

Рынок уже не просто гудел, а местами визжал – так вырываются из-под крышки струи раскаленного пара.

Господин Лю шел дальше.

– Воину, следующему Путем, нет дела до рыб, – провозглашал он негромко, но колебания воздуха достигали чутких ушей отдаленного Шаолиня, и тридцать тысяч мудрецов одобрительно кивали в ответ. – Нет ему дела и до жалких гадов.

Каждое слово господина Лю становилось загадкой.

– Вот жабы, мой господин! – воскликнул какой-то оборванец.

Лю коротко начертил в воздухе иероглиф, и глупец, устыдившись, умер на месте. Его немедленно уволокли в палатку, из которой доносились тяжелые удары вперемежку с хакающими и хекающими возгласами.

– Вот сколопендры, – приговаривал Лю, двигаясь дальше. – Вот панголины, тараканы, опарыши, аскариды, ежи и ехидны. Воин, сознание которого светло и чисто, пренебрежет ими.

Он достиг шатра, который стоял особняком. Шатер охранялся вооруженной народной милицией, но господина Лю пропустили беспрекословно как видного деятеля партии. Приказ о его аресте и расстреле за взяточничество надлежало исполнить через четыре дня.

Толстый торговец, владевший шатром, искренне умилился и обрадовался при виде Лю. Его хребет заходил ходуном. Цены на редкостные диковины, которыми он торговал для утонченных гурманов, были заоблачными.

– Ты знаешь, чего мне надобно, – кивнул господин Лю.

Тот угодливо осклабился и зашептал:

– Проследуйте внутрь, уважаемый товарищ. У меня свежие поступления из-за семи морей.

Он провел господина Лю в главное помещение, отделенное шторой. Там стояли клетки, из которых летели рычание, визг, шипение и нецензурная брань.

– Люди-Пауки, – шепнул торговец. – Женщины-Кошки…

Лю презрительно глянул на клетку с отвратительным молодым человеком в красно-синем костюме и маске. Из юноши тянулись клейкие сопли, а сам он застыл, готовый к прыжку.

– Специально для вас распоряжусь сварить его в поту Капитана Америки.

– Бэтмены, – коротко бросил господин Лю. – Мне нужны Бэтмены.

– Пожалуйте сюда. Их нынче целых двенадцать штук.

Коренастые, метрового роста Бэтмены мрачно глядели из высокой обезьяньей клетки. Некоторые висели на жердочке вниз головой.

Какое-то время Лю стоял, прикидывая и выбирая.

– Мне вон того, упитанного. Но…

Названный Бэтмен вдруг метнулся к прутьям, вцепился в них и яростно затряс, грязно сквернословя. Торговец просунул палку и ударил его по голове.

– Тихо сидеть! Но – что, уважаемый товарищ?

– Но только яйца. Отрежь и выстави на солнышко. Я вернусь за ними через два дня, когда подгниют.

– Он спаривался с Женщиной-Кошкой, товарищ.

– Вот как? Это меняет дело. Тогда через четыре.

– Вы пальчики оближете…

– Я их всегда облизываю…

И на душе господина Лю расцвели лотосы, венчавшие десять тысяч нефритовых столбов.

Стопудовое соглашение

Ане Пономаревой

Вводная: «Брачный контракт»


Гражданин был рослый и тучный, но едва виднелся за продуктовой тележкой.

– Карантин, соблюдайте дистанцию! – загремел репродуктор. – Не заходите за ограничительную черту!

Гражданин и его тележка заняли две разделительные черты.

И очередь не выдержала.

– С голодного острова!

– В могилу с собой унесет!

– Пихать в себя будет – и куда столько влезет?

– Тайга неогороженная! На всю деревню набрал!

Кто-то особенно въедливый наплевал на дистанцию, подскочил и ткнул пальцем в гору пакетов:

– Что это? Как это понимать, позвольте спросить?

Тучный гражданин побагровел и вытаращил глазки, похожие на перепелиные яйца.

– Это пуд соли! – пророкотал он, сунул руку за пазуху и потряс какой-то бумагой. – На, читай! Государственный, нотариально заверенный документ!

– Нет таких документов! – заартачился оппонент.

– Нет, есть! Надень очки и прочти! Брачный контракт! Я обязуюсь по нему съесть с моей дорогой супругой пуд соли!

Народ начал стягиваться.

– А это? – насмешливо осведомился кто-то. – Что же, гречневая каша у вас тоже в контракте прописана?

– Я же не буду есть пуд соли гольем! – воскликнул гражданин.

– Оно и видно, – подхватил третий. – Хороший контракт! Одних окорочков не счесть! Туалетную бумагу тоже солить изволите?

– Это соразмерно съеденному! – крикнул тот. – Из контракта следует…

– Что вы еще будете пить неупиваемую чашу, – продолжил четвертый. – Два ящика бухла!

Кольцо вокруг гражданина начало смыкаться.

– Галя! Галя! – заблажил гражданин, туго вращая головой на короткой шее.

К нему подъехала объемная женщина, тоже с тележкой, и всякие карантинные разграничения окончательно лишились смысла.

– И у нее пуд! – ахнул кто-то.

– Нас двое! – запальчиво огрызнулась она. – У нас брачный контракт!

Вперед шагнул не столько толстяк, сколько великан. Он быстро выдернул из пальцев гражданина брачный контракт и со змеиной улыбкой располовинил его.

– Развод, – объявил он сладким голосом.

И очередь дружно зааплодировала, а тут и репродуктор подоспел – он начал уведомлять, что в одни руки отпускается всего понемногу.

Наседка

Рае Сабуровой

Вводная: «И я по улице ходил»


– Дело вышло такое, – начал седой арестант лет двадцати четырех. – У меня во дворе есть клумба. Такая, знаете, самопальная, в автомобильной покрышке. Ну, сезон начался, пора высаживать незабудки, а я под замком. У нас на службе один баклан нарушил режим, сгонял на блядки в Рязанскую область. Всех под карантин. Что делать? Я маской прикрылся, захватил семена, выскочил. Дело уж за полночь было, стемнело давно. Только присел над клумбой – включили прожектор, подкатил матюгальник и давай на меня гавкать. Ну, зло взяло. По беспределу же полному! Я его сразу на Ютуб и залил. Попутал бес, не отрицаю, но сами понимаете…

– Понимаем, братское сердце, – закивали сокамерники. – Но ты парень резкий!

– С ментами иначе нельзя, – авторитетно заговорил второй, беззубый и матерый, годами не меньше тридцати. – Я уже четвертый раз чалюсь, а как бегал, так и буду бегать. Хер им в зубы, чтоб голова не качалась. Я их вообще на видео снимал минут десять, залез на крышу гаража. Они прямо осатанели. Ну а что? Мне воду отключили, толчок не работает. Вышел поссать. Тоже было темно, но луна и звезды. Как на ладони!

– Поссал бы так, – сказал кто-то.

– Зашквар это, – нахмурился урка. – Западло. Ты можешь ссать куда хочешь, если по жизни чушкарь, а я пацан правильный.

Третий рассказчик презрительно фыркнул. Это был иссохший полутруп лет девятнадцати, сплошь покрытый хипстерскими татуировками.

– Вы ночью шастали, а я ходил внаглую, средь бела дня! И не на сраном карантине, а с доказанным вирусом! Пять томов дела сшили, как анализ пришел! А я с детства люблю голубей. Вот и вышел степенно так – сперва в магазин, там все аж бледные стали, а после на лавочку, в скверик. Начал крошить батон…

– На кого?

– Не на кого, а кому. Голубям… Они и прилетели. Не, не голуби – вертолеты. Эпидемиологический спецназ ФСО. Накрыли меня сетью и понесли…

Повисло уважительное молчание.

– И я по улице ходил, – послышалось из угла.

Все разом повернулись и уставились на затюканного хмыря неопределенного возраста. Тот уже две недели помалкивал, ел у параши, вовсю пользовался всеобщим презрением. И вот неожиданно разинул вафельник.