И сам Боб, умница и эрудит — вон, на олимпиаде всех за пояс заткнул, — неужто он сам не понимает, что досужая болтовня — это еще не интеллектуальное общение?! Или для него престижно иметь свои посиделки, а именитый папаша смотрит на это пустопорожнее времяпрепровождение сына как на меньшее зло?
Будь рядом Вика, может, надо всем этим он бы особенно-то и не задумывался. Перекинулся бы с ней словцом, отвел душу в иронической усмешке, налил еще чашку чая — сосредоточиваться на какой-то мысли уже и некогда. Сейчас же, томясь в одиночестве, он смотрел на собравшуюся за столом компанию и на себя в том числе как бы со стороны. Потому, наверное, этот отстраненный взгляд и был таким строгим и суровым.
Если вспомнить, Вика никогда не проявляла большого интереса к Бобовым посиделкам, бывала здесь скорее по инерции: не все же дома сидеть, надо и на люди выходить. Своей компании у нее не было; заботливая Муза привела ее сюда раз-другой, да так и пошло.
Чем-то Вике посиделки и нравились. Все же здесь бывали и хорошие ребята, и неглупые девчонки. Да и обстановка не кафешно-ресторанная, а домашняя. А вот к интеллектуальным разговорам, окололитературным или киношным сплетням она относилась без всякого интереса. И все суровые слова, какие ему сейчас приходили на ум, — Викины слова. Просто раньше сам он так не думал, считал, что Вика судит о милой его сердцу компании пристрастно. Теперь же и сам он без розовых очков смотрит на сидящих за столом и пьющих нечто более крепкое, чем грузинский чай, вчерашних друзей.
Может, и ему последовать их примеру? Но он никогда не испытывал тяги к спиртному, а если, случалось, и выпивал, то не столь из удовольствия, сколь из желания выглядеть не хуже других, выглядеть не желторотым юнцом, а настоящим мужчиной. (Так именно и было в тот злополучный вечер, когда «менялись шапками».) Но перед кем ему сейчас-то выставляться? Будь рядом Вика…
Опять Вика… И не самое ли лучшее, чем сидеть за этим самоваром и на каждой минуте вспоминать Вику, поехать домой. Поехать к Вике…
Но только он так подумал, в прихожей колокольно-протяжно бомкнул звонок. А вот уже и на пороге гостиной, где шло чаепитие, появилась, как и всегда возбужденная, взбудораженная Муза в сопровождении эскорта из двух молодых кабальеро.
Одного и Вадим, и остальные чаевники знали: Валера, или, по-здешнему, Лера, студент-дипломник МГИМО. Другого видели впервые.
— Мальчики-и! — восхищенно пропела Муза и этак картинно похлопала густо накрашенными ресницами. За столом, как хорошо было видно, сидели не только мальчики, но для Музы родственный пол, должно быть, не представлял никакого интереса. — Мальчики-и! — повторила она на той же экстазной ноте. — Я только теперь, только сейчас поняла весь глубинный смысл слов классика: какой же русский не любит быстрой езды?! Это невозможно! Это непередаваемо!.. И на второй космической меня прокатил Стасик — знакомьтесь. — Муза обернулась к новенькому, затем широко повела рукой в сторону стола.
Началась церемония знакомства со Стасиком.
Валера по-свойски прошмыгнул к Бобу, поздравил его, остальным кивнул и сел на свободный стул недалеко от Вадима.
А Стасик в сопровождении Музы поочередно подходил к каждому, заученно, но элегантно, с этаким аристократическим шиком, проборматывал: «Очень приятно», «Рад познакомиться», «О-очень приятно». И весь он был как бы подчеркнуто аристократичен: светлый костюм тщательно отутюжен, рубашка своей непорочной белизной слепила глаза, в запонках золотились янтари. Пышная каштановая шевелюра, белая ухоженная кожа лица, такие же, должно быть, никогда не знавшие физического труда руки. На левом указательном пальце — изящный брелок с ключом зажигания.
Наверное, еще с детства усвоенное чувство собственного превосходства над окружающими постепенно, с годами, трансформировалось у Стасика в постоянно самодовольное, нагловатое выражение лица. И Вадиму интересно было наблюдать, как этот молодой красивый наглец разыгрывал из себя скромного, робкого, стеснительного пай-мальчика. Ну только что не краснел, поскольку разучился это делать небось еще раньше, чем пошел в школу.
Закончив церемониальный обход стола, Муза, надо думать, для более близкого знакомства с хозяином подвела гостя к Бобу, а сама села рядом с Вадимом. Волей-неволей пришлось ухаживать за дамой.
Пока Вадим наливал в фужер вино да накладывал на тарелку всевозможные закуски, Муза, как из худого мешка, высыпа́ла на его голову самые разные новости. Сначала шли новости, так сказать, внешнего порядка: что-то где-то произошло с кем-то из дальних знакомых, а то и вовсе незнакомых. Потом круг стал сужаться, Муза добралась до близких друзей и до самой себя.
Сразу было видно, что ее прямо-таки распирает желание поделиться самой главной, касающейся ее лично, новостью — знакомством со Стасиком. Он — тоже студент МГИМО, будущий дипломат, сын то ли замминистра, то ли еще какого, столь же высокого уровня, начальника. И «Лада» в экспортном исполнении, на которой он только что прокатил ее с ветерком, — это подарок отца ко дню рождения. Разумеется, Стасик положил на нее глаз сразу же, с первой их встречи в какой-то интимной компашке, куда Муза была приглашена своей бывшей одноклассницей. И конечно же, он от нее без ума. И все бы хорошо — Стасик интересный, эмоциональный мальчик, но уж очень нетерпеливый…
Да уж, определенно не романтик!
— А что я не спрошу: ты-то почему один, где Вика?
Вадим как мог объяснил, почему не пришла Вика, и Муза пошла-поехала дальше:
— Я рада, что Дему оставили в институте. Хороший парень. И, говорят, очень талантливый. Правда, немного медвежковат, но мне такие нравятся…
Проще бы сказать — какие тебе не нравятся! Обходительный хлыщ этот тоже ведь небось пользуется твоей сердечной взаимностью…
— А Машенция-то, Машенция, тихоня, как сумела захомутать парня — он теперь ни на кого и не смотрит, один свет в окошке… Я их позавчера видела. Спрашивала Машку насчет сегодняшнего вечера, она сказала, вряд ли будет. Оно и понятно. Дема здесь персона нон грата, а Маша не пошла из солидарности с ним…
Можно было только удивляться, как Муза успевала в одно и то же время отпивать вино, закусывать и говорить, говорить, говорить.
— Ну, про Альфу, конечно, слышал?.. Не знаешь? Да об этом вся Москва гудит. Выкопал в архивах какой-то непошедший сценарий, изменил название и выдал за свой. Знакомый режиссер-авангардист сказал, что он «видит фильм», и уж чуть ли не до съемок дело дошло…
Между тем на главном конце стола, около Боба, произошло какое-то шевеление, похоже, готовилась какая-то важная акция. Один из ближних к Бобу застольников налил рюмку коньяка и протянул новенькому. Тот, не забыв поблагодарить, принял ее и этак значительно, даже, пожалуй, торжественно поднялся.
— Мне хотелось бы… — сказал гость и сделал ораторскую — в ожидании полной тишины — паузу. — Мне бы хотелось, во-первых, поблагодарить Музу и Леру за предоставленную возможность познакомиться со столь блестящим обществом. А во-вторых, мне стало известно, что сегодня отмечается замечательная победа на олимпиаде скромного хозяина сего застолья. Да будет мне позволено к тем горячим поздравлениям, которые, как можно полагать, здесь уже прозвучали, присоединить и свой голос. Я пью — и прошу всех вас последовать моему примеру — за здоровье победителя! За его новые триумфы!
Ничего не скажешь, действительно дипломат. И кажется, он очень хорошо впишется в блистающее за этим столом общество. Теперь не будет нужды и таксистов в расход вводить — есть с кем прокатиться на второй космической…
Вадим стал опять томиться и жалеть, что не успел убраться до появления любителей быстрой езды. Как было бы прекрасно сидеть сейчас с Викой на диване и слушать радиолу. Пока она была в ремонте, уже порядочно накопилось хороших пластинок… Но уходить сразу же по приезде новых гостей было как-то неудобно. Теперь, после столь возвышенного тоста, тоже сразу не встанешь и не уйдешь. Сколько-то, для приличия, еще придется посидеть.
Но нет, кажется, положение его не столь безнадежно. Стасик что-то говорит Бобу и опять поднимается.
— Я весьма сожалею… — он снова играет застенчивого, до крайности стеснительного мальчика, — весьма сожалею, что должен покинуть вашу прекрасную компанию, но… — тут он театральным жестом выбрасывает левую руку вперед и сгибает в локте, демонстрируя запонку с янтарем, затем тихонько ударяет ключом зажигания по золотым часам, — но нас с Валерой ждут… Надеюсь, наша первая встреча не будет последней. До новых встреч! До новых встреч!
Муза говорит, что уже давно не была в этом доме и еще посидит, а Лера-Валера встает и направляется к двери вслед за Стасиком. Великолепно! Он тоже с ними уйдет. Незаметно.
Увы, незаметно уйти не удалось. Судя по всему, Музе был хорошо известен маршрут дальнейшего следования ее спутников, и она, узнав, что Вадим тоже собрался домой, обрадованно воскликнула:
— Так ты им будешь как раз по пути!.. Стасик, возьми Вадика, завези к молодой жене.
Вадим стал отнекиваться: ребята, наверное, торопятся, чего он их будет задерживать, пусть себе едут, а он и демократическим транспортом доберется.
— Чудак, да тебя же с шиком, с ветерком, на второй космической доставят за каких-нибудь десять минут, — с загоревшимися глазами продолжала настаивать Муза, должно быть вспомнив свое недавно пережитое ощущение быстрой езды.
— Поехали! — как бы ставя точку в их разговоре, сказал Стасик и, крутя на пальце ключ зажигания, побежал вниз по лестнице.
Вадиму ничего не оставалось, как вместе с Лерой последовать за ним в машину.
Лера сел рядом со Стасиком на переднее сиденье. Вадим устроился у них за спиной на заднем. В другой раз он бы сказал: хорошо, вольготно. Сейчас предпочел бы иметь кого-то рядом, чтобы не чувствовать себя, как и за столом, одиноко, отчужденно. Они-то, его спутники, если и не близкие друзья, то хорошие знакомые: только что говорили о своих дипломах, теперь перешли на какую-то другую, но тоже свою тему. А ему о чем с ними говорить? Ведь он всего-навсего попутный пассажир, которого надо по просьбе Музы доставить…