Неужели они не понимают, думает Микки, насколько мелки и несущественны их детские интересы? Единственное, что сейчас нужно, это хорошо учиться, поступить в институт. Так считает Леля. И он сделает все, чтобы не расстраивать ее. Ведь она открыла для него целый мир! Такое нельзя проигнорировать. Сколько она для него сделала и делает!
После несчастного случая с мамой Леля взяла его к себе. Первую ночь он спал с ней на большой двуспальной кровати, и шелковая простыня приятно щекотала тело. Рядом он слышал легкое дыхание – он приблизился, чтобы вдыхать его. Дыхание Лели было таким сладким, и он решился еще и руку протянуть, чтобы погладить ее волосы…
Утром Леля, все еще шмыгая носом, кормила его творогом со сметаной. И это было вкуснее мороженого.
Потом вообще началась сказка! Он мог целый день бегать по двору, влезать на крыши гаражей, прыгать с качелей в песочницу. Леля оставляла его во дворе на целый день, давала деньги на булочку с сосиской, а вечером, когда возвращалась с работы, они вместе готовили ужин. Леля научила его чистить картошку!
А потом они ужинали вместе, за одним столом!
Конечно же были и такие дни, когда он оставался на ночь один. Или Леля принимала у себя гостей и не очень обращала на него внимание. Но к этому он привык и лишь терпеливо ждал утра.
Заволновался он лишь однажды, когда услышал от Лели непонятные слова о попечительском совете. Тогда она ходила взволнованная, раздраженная, говорила с кем-то по телефону о том, что кому-то надо дать «на лапу»… Опять – «лапа», подумал Мика, вырастет – уничтожит ее!
Леля повела его «первый раз – в первый класс».
Теперь он в восьмом. Лучший ученик. Гордость школы. Он все делает лучше всех. Даже когда застилает постель, даже когда моет руки – все делает как следует: на кровати нет ни одной лишней складочки, а руки намыливает по локоть!
Леля гордится им, ведь у Микки есть цель в жизни – стать врачом. На его полке стоит куча склянок с заспиртованными животными, которых он изучает с усердием настоящего анатома. Ему очень нравится, когда Леля показывает коллекцию гостям, он гордится их возгласами. Особенно, когда вскрикивают и визжат женщины – ему это смешно.
Чего здесь только нет! Сквозь стекло банок смотрят выпученными глазами зеленые ящерицы, тритоны, рыбы. В больших сосудах препарированные лягушки демонстрируют пораженным зрителям свои аккуратно промытые и сложенные в определенном порядке внутренности: сердце, кишки, селезенку. Этому он научился в кружке естествознания.
Каждый экспонат пронумерован, описание каждого занесено в толстую тетрадь с надписью «Наблюдения». Микки любит перечитывать записи, добавлять новые сведения: «Лягушка белая. Опыт: заспиртованная живьем. Сделано десять конвульсивных движений. Продолжительность – двадцать секунд» или: «Мышь полевая. Надрез брюха. Продолжительность конвульсий – две минуты сорок секунд»…
– Ты стал совсем взрослым, – иногда с любовью повторяет Леля, – надо покупать тебе раскладушку…
Это единственное, от чего у Микки сжимается сердце. Тогда он пытается заговорить Лелю, отвлечь ее словесными маневрами. Он привык засыпать рядом с ней.
А когда она раньше уходит на работу – передвигается на ее место, в теплую ямку, и ему становится так уютно, так хорошо.
Жажда исследований и жажда ее тепла и запаха – вот две движущие силы, которые придают ему сил быть лучшим. Самым лучшим. Первым!
Его раздражает чрезмерное внимание девушек – этих аккуратных «маменькиных дочек». Его тянет к другому. Жажда исследований гонит его на улицу, в грязные закоулки города, где можно поохотиться на лягушек. Леля знает, что, несмотря на эти ежевечерние «охоты», он не пропустит ни одного урока в школе. Она довольна его успехами, поэтому контроля над собой он не чувствует. Да его, слава богу, и нет!
…На дворе – начало лета. Сегодня Микки решил добыть что-то крупнее лягушки или мыши – у него их уже целая куча, некуда ставить стаканы. Возможно, попадется ондатра или крыса…
Микки собирается на прогулку. Надевает новые джинсы, белую футболку, тщательно зачесывает назад густые волосы, слегка смазывает их Лелиным гелем.
Его путь лежит к тому пруду, где он бегал ребенком. Он знает его как свои пять пальцев! Этот пруд – его собственность, его парафия. Там под старой березой, которая вцепилась корнями в край глинистого берега, его место, где он привык сидеть часами и даже дремать, прислушиваясь к тихому шепоту камыша…
Но что за безобразие! Еще издалека Микки замечает, что под березой расположилось какое-то существо. Судя по всему – женского пола. Микки подходит ближе. Так и есть! Довольно-таки грязная девчонка сидит на камне и сплевывает в воду, наблюдая, как вокруг плевка собирается стайка глупых мальков.
На ней засаленная юбка, ржавого цвета кофточка.
Таких девочек в его окружении нет. Микки понимает, что эта девчонка – «с того берега», то есть или жительница деревни, которая начинается сразу за прудом, или какая-то несовершеннолетняя «бомжиха». Микки прячется за кустом, наблюдает. Вот она достала из кармана пачку «Примы», пытается закурить, прикрывая ладонью спичку. Точно – «бомжиха»!
Микки пристально рассматривает девчонку. Локти и колени давно не видели мыла, волосы – расчески, руки грязные. И вся она грязная, будто покрытая патиной.
Но Микки не испытывает отвращения. Наоборот. Девушка кажется ему настоящей, более настоящей, чем разукрашенные опрятные одноклассницы. Она естественна, как… задумывается Микки… как лягушка, как мышь, как скользкая улитка. У нее, видимо, свой запах, без примеси духов, без всей этой косметики…
Девочка наконец оглядывается, замечает Микки.
– У тебя зажигалка есть? – спрашивает она.
– Я не курю, – вежливо отвечает парень.
– Конечно… – Девочка презрительно окидывает взглядом его одежду.
Глаза у нее выпуклые, невыразительные. Но даже этот взгляд почему-то смущает Микки, он не привык, чтобы девочки смотрели на него именно так.
Наконец она справилась со спичкой, прикурила сигарету и выпустила в воздух облако мерзкого дыма.
– А пожевать что-нибудь есть? – спрашивает так же пренебрежительно, как и смотрит.
Еще бы! Он для нее «маменькин сынок», «домашнее ничтожество».
Микки с восторгом рассматривает ее ногти с черной каймой и чувствует, что жажда исследователя достигает своего апогея: ее нужно немедленно отмыть, посмотреть, что кроется под чешуей грязи.
– Здесь нет, – говорит он, а мозг его уже работает, как автомат. – Но могу предложить тебе завтрак. Я живу здесь, неподалеку. У меня отдельная квартира. Только надо сбегать за ключами.
Девочка присматривается к нему уже с бóльшим интересом.
– А деньги у тебя есть?
Микки вспоминает, что в Лелином письменном столе лежат деньги – можно немного взять. Но – немного!
– Сороковник наскребу! – отвечает он.
– Нормально, – говорит девушка. – Купим что-нибудь выпить, хорошо? Веди!
– Только одно условие, – руководит Микки, – я иду за ключом, ты ждешь здесь. – Он не хочет вести ее с собой. – А еще лучше – давай встретимся вон у того дома через полчаса.
– Обманешь, малый? – улыбается она.
– Я никогда никому не вру. Запомни. И я не малый. Мне восемнадцать, – врет Микки.
Потом он бежит к Лелиному дому. Он довольно далеко от маминой квартиры – две троллейбусные остановки. Но Микки это не пугает, не зря же он считается лучшим спринтером в школе!
Дома никого нет. Леля на работе. Микки запихивает в рюкзак чистое полотенце, бросает туда кусок хлеба, нож, консервы, запихивает в карман деньги. Потом, поразмыслив, кладет в рюкзак перчатки, мыло.
…Девочка уже ждет его там, где он велел ей быть.
Они садятся в лифт.
– А ты ничего, – говорит девочка и прижимается к нему ржавой кофточкой, под которой нет белья. – Не обманул…
От нее пахнет диким чесноком – видимо, наелась утром этой травы. Ну, ничего, нормальный запах, животный…
…Юная певица с патологически широко расставленными глазами и прической трехлетнего ребенка плескалась в ванной, напевая кошачьим голоском о «простых движениях», на экране быстро менялись кадры довоенных кинолент, на которых люди разного возраста и пола выполняли эти «простые движения» – пилили дрова или помешивали чай в стакане. Девушка в ванной плескалась, выгибалась, теряла сознание, пела, глотая пену и половину бессмысленных слов.
Марта лежала на диване, время от времени щелкала пультом телевизора.
Она не знала, что ищет, – просто валяется, смотрит идиотские клипы, и в голове – пусто, что делать – непонятно. Она была не из тех, кто способен самостоятельно заполнять пустоту в душе. И не умела быть одна. Могла бы, как Пенелопа, жить ожиданием. Но, думала она, ей некого ждать.
В этом огромном городе с населением свыше семи миллионов не было ни одного человека, с которым она могла бы поговорить. Возможно, она сделала глупость, заблокировав телефон? А история затерянной в дебрях этого города женщины – это ЕЕ история? И кто-то неизвестный обращается именно к ней – только иначе: «Возвращайся ко мне, девочка. Ты не одна. Я – с тобой…»
Марта снова защелкала пультом.
…Их везут бедуины по знойной Аравийской пустыне, их переправляют в рыбацких лодках на жаркие берега Турции и Израиля, их тайно проводят через границы Нидерландов, Германии, Италии, Греции. Их покупают, продают, перепродают, пока они имеют «товарный вид». А потом они оседают в провинциальных борделях, понимая, что обратного пути нет… Для многих из них нет в прямом смысле: они навсегда остаются лежать в чужой земле – отработанный материал, как хлам, выброшенный на помойку собственной страной…
Марта с интересом смотрела на экран – там шел какой-то документальный фильм. Шумные зарубежные улицы, бары, освещенные неоновыми огнями улиц, сменялись картинками пустынь, морей, горных пейзажей.
– Сумма от продажи людей дает прибыль более чем четыре миллиона долларов ежегодно. В разных странах мира сейчас находятся сотни тысяч наших соотечественниц в возрасте от шестнадцати лет. Но точной цифры вам никто не назовет, ведь многих рабынь обнаружить не удается…