Съёмки фильма спокойно продолжились, и, по многочисленным свидетельствам, Одри устраивало, что она работает под руководством своего мужа, особенно в любовных сценах. Мел, стоявший по другую сторону камеры, был вполне доволен. «Благодаря тому, что мой муж объяснял другому мужчине, как за мной ухаживать, я не испытывала никаких комплексов, — объясняла Одри. — Впервые за всю карьеру я не чувствовала никакой робости. Любовные сцены всегда давались мне сложно. Но когда Мел руководил нами и направлял, всё проходило естественно». Тем, кто пытался под конец работы над фильмом, в ноябре 1958 года, добиться от неё какой-нибудь игривой истории по поводу их отношений во время съёмок, Одри иронично ответила: «Я считаю, что работать с Мелом как режиссёром также естественно, как чистить зубы». После выхода фильма на экраны рецензенты будут глумиться над этой фразой: «Если мисс Хепбёрн не согласна сменить мужа или режиссёра, она просто обязана сменить хотя бы марку зубной пасты. В провальном фильме Феррера она как будто перебрала хлорофилла... Ужасный зелёный налёт на всём наводит на мысль, что фильм снимали на грядке гниющей петрушки».
Только «Нью-Йорк таймс» похвалила Мела за то, что он «доверил роль Римы Одри Хепбёрн, стройной и энергичной, как никогда»: «Скажем прямо: без Одри и её воздушного, светлого присутствия, обретающего материальную форму в чаще лесов Венесуэлы, этот фильм был бы совершенно никаким». В рецензии также говорилось, что Одри пронесла через весь фильм «редкие изящество и элегантность, которые делают образ Римы одновременно и более идиллическим и трагическим, и более целостным».
Фильм потерпел полный провал в прокате. Надо признать, что «Зелёные поместья» обозначили поворот в карьере Одри, и её поклонники были шокированы. Они никогда не думали, что увидят своего кумира, такую хрупкую и фееричную, в виде богини джунглей, этакого Тарзана в женском обличье, в которой авантюрист Энтони Перкинс разбудит женщину. Они не ожидали увидеть, как она бегает за мужчинами, весьма легко одетая, среди огромных змей и ягуаров, и резвится, запыхавшись, в амазонской чаще с исступлением школьницы, обучающейся в монастыре и впервые испытавшей любовную страсть... Сюрприз был велик... Теперь можно понять её мужа: «Были фрагменты, которые мне нравились. По-моему, это был не полный провал».
Но этот фильм положил конец профессиональному сотрудничеству Одри Хепбёрн и Мела Феррера. По счастью, три месяца спустя на экраны вышла «История монахини» и несколько поправила дело. Это был настоящий успех: шесть номинаций на «Оскар». Одри обрадовалась хорошим новостям и могла теперь спокойно забыть о провале «Зелёных поместий». Но самолюбие Мела, мужа звезды, было уязвлено.
МАМА
К счастью, в декабре 1958 года Одри обнаружила, что беременна. Эта новость наполнила её счастьем, но они с мужем договорились держать её в тайне. Одри, кстати, должна была сниматься в вестерне Джона Хьюстона в паре с Бёртом Ланкастером. «Когда я забеременела, то подумала, что это Божья воля. Но мы с Мелом по обоюдному согласию решили, что мне всё-таки надо сняться в этом фильме, поскольку нет смысла просто сидеть и ждать. Обычно ничегонеделание всегда действовало мне на нервы. Мы подумали, что фильм станет для меня стимулом. И я была очень рада поработать с Джоном Хьюстоном».
Одри поступила немного легкомысленно, поскольку согласиться на съёмки вестерна в Мексике — возможно, не самый лучший вариант, когда ждёшь ребёнка. Для натурных съёмок режиссёр подобрал неприветливую, выжженную солнцем местность.
В «Непрощённой» (другое название — «Ветер над равнинами») Одри Хепбёрн играет молодую индианку, которую в детстве подобрала семья первопроходцев. Девушка мучается из-за своей двойственной личности. Это крупный фильм, направленный против расизма, и актриса играет в нём прочувствованную роль. Вместе со своими партнёрами Бёртом Ланкастером, Оди Мёрфи и Лилиан Гиш Одри приехала на место съёмок в раздолбанном автомобиле, проделав путь за шесть часов. Их встретили палящее солнце и поднимаемые сильным ветром облака пыли и песка, проникавших везде. В отеле «Касабланка» в Дуранго условия оставляли желать лучшего, и в группе возникла напряжённость. Съёмки начались во взвинченной обстановке. Жгучее мексиканское солнце подвергало нервы серьёзному испытанию. Сложные сцены становились ещё сложнее, поскольку приходилось снимать, задыхаясь от жары. Одри не раз подумала, что сошла с ума: сначала Конго, теперь это! Почему она не взяла отпуск, как пообещала себе после финальной сцены «Зелёных поместий»? Напрасный вопрос. Она прочла сценарий Бена Мэддокса и сразу поняла, что должна сниматься.
Но Берт Ланкастер, обладавший сильным характером, и не менее характерный Джон Хьюстон не поладили и постоянно вступали в стычки, что в конечном счёте повредило фильму. Кроме того, Хьюстон почти не руководил актёрами. Всё это не умерило энтузиазм Одри. Для неё работать рядом со звездой такого масштаба, как Берт Ланкастер, и легендой кино Лилиан Гиш было уникальным шансом.
И потом, хотя Джон Хьюстон мало помогал ей на съёмочной площадке, он мог умело сделать комплимент: «Она так же хороша, как другая Хепбёрн» (намёк на звезду «Африканской королевы» Кэтрин Хепбёрн). В результате Одри решила, что ей не нужен дублёр для сцен с верховой ездой. Главное, она получила гонорар в 200 тысяч долларов и считала, что должна отработать эти деньги. Хотя ей было страшно (она не садилась верхом со времён «Войны и мира»), она согласилась гарцевать на белом жеребце по кличке Дьяболо. Естественно, 28 января 1959 года, когда Одри должна была сесть в седло, конь встал на дыбы, рванулся вперёд, и Одри упала на спину. При виде этой сцены съёмочная группа оцепенела. Потом началась общая паника. Джон Хьюстон и Берт Ланкастер бросились к ней с тремя ковбоями, крича остальным, чтобы отошли. «Позовите врача!» — кричал Хьюстон на бегу. Примчался доктор Эрнандес, состоявший при съёмках. Он встал на колени рядом с Одри, которая открыла глаза и попыталась пошевелиться. Но острая боль в спине ей помешала. «Не двигайтесь», — мягко сказал ей врач и велел стоявшим сзади: «Носилки! Быстро!» «Мел... не говорите ничего Мелу. Никому ничего не говорите... Я сама скажу Мелу. Он беспокоится... он такой беспокойный», — прошептала она.
Её тотчас перенесли в больницу Дуранго; она сильно мучилась от боли. У актрисы были сломаны четыре ребра и вывихнут позвонок. Джон Хьюстон был просто убит: «Поскольку я заставил её сесть верхом в первый раз, я чувствовал себя ответственным за неё. Да, у неё был превосходный учитель, и в конце концов она понемногу научилась ездить верхом, в ней обнаружилась врождённая склонность к верховой езде, но это ничего не меняло. Когда её конь встал на дыбы, а какой-то дурак зачем-то вскинул руки вверх, думая его успокоить, её падение легло на мою совесть».
Примчавшись в больницу, личный врач актрисы Говард Мендельсон подтвердил наличие переломов и констатировал также сильный вывих ступни и разрыв мышц спины. Но, к счастью, ребёнок не пострадал. Одри успокоилась и поскорее послала записку в отель «Касабланка», где жила большая часть актёров и членов съёмочной группы: «Дорогие друзья, amigos maravillosos[41], благодарю вас от всего сердца. Ради вас я снова это сделаю!»
Вскоре приехали Мел из Нью-Йорка и «сестра Люк» — Мари Луиза Хабе, решившая исполнить роль дежурной медсестры. Съёмки остановили, актрису перевезли в Лос-Анджелес. Когда её подруга Элеонор Харрис навестила её в Беверли-Хиллз, то сильно удивилась: «Одри полулежала на подушках в белоснежной постели в белоснежной комнате. <...> На ней была белоснежная викторианская ночная сорочка с высоким воротом. Волосы зачёсаны назад, гладкие, как зеркало, и стянуты белой лентой в тон белому банту её йоркшира, безупречно вычесанного. По всей комнате стояли лиможские вазы с белыми тюльпанами и орхидеями. Я заметила, что каждый раз, выкуривая сигарету, она тушила её в крошечной белой пепельнице, а потом выбрасывала окурок в корзину рядом с кроватью. Протирала пепельницу бумажной салфеткой, которую тоже выбрасывала в корзину. Потом ставила чистую пепельницу на тумбочку, рядом с фотографиями в рамках своего мужа, четырёх своих пасынков и падчериц и, верите или нет, коня, который её сбросил. Именно эта фотография, в рамке из белой кожи, стояла перед всеми остальными!»
Через три недели после этого происшествия она сделала первые робкие шаги, а ещё три недели спустя съёмки возобновились. Чтобы вернуться в Мексику, она путешествовала лёжа, в спальном вагоне. Прибыв на место, она оставалась в постели, когда не работала, поскольку ей было слишком больно сидеть. До окончания съёмок (два месяца) Одри носила бандаж. Мел не скрывал своего гнева: он не мог допустить, чтобы Одри работала, когда у неё проблемы со здоровьем. «Я думаю, что продолжать сниматься — плохая идея, но Одри очень упрямая».
Поскольку сцена, во время которой случилось несчастье, была основной, её пришлось снимать заново. Режиссёр поставил её на последний съёмочный день. На сей раз Дьяболо повёл себя безупречно. И вся группа аплодировала мужеству актрисы. Стоп! Снято!
Хотя карьера Джона Хьюстона в этом «истерическом» вестерне достигла критической точки, фильм как будто понравился большинству журналистов. Некоторые справедливо подчёркивали, что способности и потенциал Одри были использованы не в полной мере. Лилиан Гиш тоже так считала. «Одри играла мою дочь, и я любила её, как дочь. Но её талант в этом фильме не использовали в должной мере. Когда я увидела полную версию “Непрощённой”, то поняла: если бы использовали все её задатки, фильм имел бы гораздо больший успех».
Джон Хьюстон с этим согласится, признавшись много позже: «У меня есть кое-какие фильмы, которые я недолюбливаю, но “Непрощённую” я просто ненавижу. Несмотря на хорошую игру актёров, этот фильм помпезен. Однажды вечером я смотрел его по телевизору и выключил на середине. Это было невыносимо». «Нью-Йорк таймс» нашла Одри «чересчур изысканной, хрупкой и цивилизованной посреди всего этого неотёсанного и грубого мира...».