Ферреры снова принялись путешествовать: сначала в Париж, где Мел поставил очередной фильм и сыграл в нём, потом в Альпы и Югославию, прежде чем вернуться в Беверли-Хиллз, где они сняли роскошный дом на побережье. Одри продолжала отказываться от предложений, отвергнув в том числе «Вкус мёда», «В прохладе дня» и «Гавайи» (роли в них достались Рите Ташингем, Джейн Фонде и Джули Эндрюс), поскольку согласиться значило бы разлучиться с Мелом и Шоном. Единственная роль в фильме, в котором она действительно хотела сниматься, как и Элизабет Тейлор и Джин Симмонс («Угловая комната»), ушла к Лесли Карон. Одри описывает свою семейную жизнь как «череду периодов в несколько месяцев: шесть месяцев тут, четыре месяца там, три месяца ещё где-нибудь — постоянно надо снимать дома, паковать вещи, отправлять морем чемоданы и багаж».
Публика представляла её себе существом в белом тюле, танцующим вместе с Фредом Астером вальс на озере с лебедями в «Забавной мордашке» и требующим 50 долларов на дамскую комнату в «Завтраке у Тиффани». Но для актрисы всё это было лишь антрактом. Настоящая жизнь — когда гаснут юпитеры и она может вернуться в своё шале в Бюргенштоке вместе с сыном, няней и пёсиком.
«У неё превосходные манеры, врождённый вкус и естественная доброта, — признаёт актёр Ван Джонсон, — произнести матерное слово в её присутствии было бы просто немыслимо». Билли Уайлдер добавляет: «При ней всегда следишь за своей речью, хотя и знаешь, что Одри не ханжа». Однако её следующий фильм — «Детский час» — всех удивил. Это история о злой ученице, которая распустила слух, будто директрисы её школы — лесбиянки, последствия которого были трагическими. Одри и Ширли Маклейн играют женщин, чья репутация погублена клеветой. Странный выбор, но Чарлз Хайэм уверял, что Одри согласилась сниматься в этом фильме, потому что «разделяла идеи», заложенные в сценарии: «право каждого человека на уважение к его частной жизни, опасность сплетен и способность любви выходить за рамки сексуальности».
Представить себе Одри Хепбёрн в роли потенциальной лесбиянки тогда было настолько же невероятно, как представить Джейн Мэнсфилд в образе Девы Марии. Если знать о том, какие огромные усилия она прилагала для поддержания «респектабельного» кинообраза, её решение принять этот новый вызов приводит в замешательство. Уильям Уайлер в 1936 году уже снял фильм по той же пьесе под названием «Эти трое». Он заплатил 300 тысяч долларов за право на новую экранизацию и прочил на главные женские роли Кэтрин Хепбёрн и Дорис Дей, но в конце концов решил, что Одри Хепбёрн и Ширли Маклейн (недавно номинированная на «Оскар») обладают большей харизмой. «Я выбрал Одри, потому что она опрятна и здорова. Мне не нужна грудь в этом фильме».
Несмотря на симпатию, немедленно возникшую между актрисами, и присутствие Шона, которого вся съёмочная группа миловала и баловала наперебой, Одри была раздражительной и уставшей, что с ней уже случалось. Её характер был полной противоположностью характеру Ширли. Во время съёмок актрисам удавалось поддерживать дружеские отношения благодаря чувству юмора, хотя весёлость Ширли не шла ни в какое сравнение с Одри — та любила слушать шутки Ширли, но была не способна на них отвечать. «Я хихикаю», — сказала она, словно извиняясь. Однако поначалу Ширли Маклейн не вполне поняла замкнутую и скромную натуру Одри и приняла её элегантность за нелюдимость. Билли Уайлдер подчёркивал: «Одри обладает редким шиком, чем-то таким, что есть ещё у Гарбо. Это свой личный стиль, своего рода умение жить, которое проявляется на экране».
Маклейн в мемуарах рассказывает: «Я была полна предубеждений, когда встретилась с Одри на репетиции, но впоследствии работать с ней было сплошным счастьем... Мы с Одри решили устроить по окончании съёмок вечеринку для актёров и техперсонала. Отправились все вместе в ресторан “Романов” — самый лучший. В разгар веселья Одри тихонько подошла ко мне, пихнула локтем и шепнула: “Слышь, Ширл, дочка, как ты думаешь, во сколько нам влетит эта танцулька?”». Их добрые отношения станут для них утешением после провала фильма. Когда он вышел на экраны, критики его «зарубили», назвав «мрачным» и «напыщенным». Все считали, что он старомоден. Ни очаровательная грусть Одри, ни обжигающая искренность Ширли не могли вдохнуть в него жизнь.
Поэтому Одри с некоторым облегчением вернулась в Европу после продолжительного периода работы в США. Два последних фильма совершенно измотали её. И она горевала о смерти своего йоркширского терьера Феймоса, сбитого машиной, когда он выскочил из дома Ферреров, находившегося напротив дома Билли и Одри Уайлдер на бульваре Уилшир.
Скромная компенсация для актрисы: нью-йоркская «Кутюр труп», опубликовавшая в 1961 году список двенадцати самых элегантных женщин мира, сделала ещё один шаг и ввела Одри в свой пантеон. Победительницей могла стать только женщина, попадавшая в список три года подряд. Лесли Карон утверждает, что Одри «жила так же скромно, как и одевалась». А если верить журналу «Лук», Хепбёрн — это серия технических ухищрений, разработанных с годами, чтобы замаскировать изъяны. Другая актриса, Эва Габор, уверяла: «Одри всегда одевалась чуточку “недо-”, а не чересчур. Никто в мире, кроме неё, не выглядел так великолепно в простых белых брюках и блузке. Всё, что бы она ни надевала, становилось элегантным. Она и без драгоценностей выглядела, как королева. <...> А аромат этой женщины... Всё в ней было совершенно: чудесные глаза, нежность, тонкая душа».
Писательница Джудит Кранц, написавшая «Принцессу Дэйзи», тоже размышляла о знаменитом «образе Хепбёрн»: «Она сложена так элегантно и так превосходно одета, что все остальные женщины рядом с ней выглядят топорно. Но она избегает злобы и зависти, поскольку является квинтэссенцией покинутого дитя. Под безупречным и изящным стилем угадывается нечто невероятно хрупкое, некто, нуждающийся в нас по неизвестным нам причинам. Одри Хепбёрн — это образ принцессы-сироты».
«ШАРАДА»
В 1962 году журналистка и писательница Мишель Мансо спросила Одри: «Вас интересует что-то ещё, кроме работы?» — и услышала ответ: «Да, мой сын и мой муж. Я мало снимаюсь, меньше чем в фильме в год. Мы с Мелом прилагаем неимоверные усилия, чтобы быть вместе. Последние семь лет нам это удавалось. Мне очень нравится заниматься домом. Единственный мой каприз — это Юбер (де Живанши). Я обожаю моду и в особенности Юбера. Приезжаю в Париж тайком, специально, чтобы увидеться с ним».
В том 1962 году Одри желала только одного: «второго малыша». Она провела больше года в швейцарском шале с мужем и сыном, занимаясь своей маленькой семьёй. Она хотела «подзарядиться». Быть матерью и домохозяйкой так чудесно. Ферреры вставали в семь-восемь часов утра; Одри готовила и занималась Шоном. Мел играл в теннис и много читал, а два-три раза в неделю супруги отправлялись на рынок в Люцерн и ходили по магазинам. Они очень много гуляли, рано обедали и ужинали и ложились спать раньше десяти вечера. Их принимали такими, какие они есть. И даже если их порой раздражали отдельные итальянские фотографы, бродившие возле их дома, они не жили так, как звёзды. Для соседей Одри была просто «фрау Феррер».
На первый взгляд у неё было всё, чего она желала: карьера, приносящая известность, богатство и успех; долгожданный ребёнок и внешне крепкий брак. Однако он уже дал трещину. Мел позволил себе кое-что на стороне, и Одри в конечном счёте об этом узнала. Но на подиуме, на сцене или на съёмочной площадке «шоу продолжалось». Таков был закон людей, которых раньше называли «кочевниками». Несмотря на все усилия как можно чаще и как можно дольше жить на своей вилле рядом с Шоном, их ремесло неумолимо отдаляло их друг от друга. Кого винить, если из-за нужд съёмочного процесса один должен ехать в Голливуд, а другой в Мадрид?.. Чтобы покончить с этим, Одри Хепбёрн какое-то время отказывалась от одного предложения сниматься за другим. Журналистам, говорившим, что она рискует погубить свою карьеру, предпочтя ей роль супруги и матери, она ответила: «Я предпочитаю быть счастливой миссис Феррер, чем нелюбимой Гретой Гарбо, купающейся в контрактах и долларах».
Очевидно, Одри приукрашивала действительность. Хотя слухи о периодических негласных изменах Мела в конце концов дошли до неё, она высоко держала голову. Для Одри, которая сама в детстве пережила развод родителей, счастливая семейная жизнь была важнее профессионального успеха. Но супруги всё время то ссорились, то мирились.
А тут и другие события нарушили её покой. В июле 1962 года шале ограбили. Среди похищенных предметов были нижнее бельё и «Оскар», который она получила за «Римские каникулы». Полиция арестовала преступника — 25-летнего студента по имени Жан Клод Туруд, и тот заявил, что совершил кражу в надежде встретиться с Одри Хепбёрн. Он безумно в неё влюблён, собирает её фотографии и обладает шестью автографами. После «Завтрака у Тиффани» у неё появилось что-то вроде паранойи. За ней повсюду следовал таинственный молодой человек (наверное, вор) — от Нью-Йорка до Швейцарии. Поначалу она думала, что она всё это выдумала или преувеличивает количество случаев, когда его видела: «Долгое время я никому об этом не рассказывала: с одной стороны, если не высказать этого вслух, то как будто ничего и не случилось, а с другой — я боялась его разгневать. Говорила себе, что он, наверное, сумасшедший, раз так долго меня преследует. Мне было по-настоящему страшно, но я ничего никому не сказала».
Кстати, Мел Феррер, который всё больше утрачивал любовь к ней, уже устал от страхов жены. Он думал, что Одри делает из мухи слона, чтобы вызвать внимание и симпатию к себе. Оставив её в Швейцарии, он уехал в Испанию сниматься в «Падении Римской империи» — историческом фильме с огромным бюджетом.
Тогда-то Одри и навестил режиссёр Ричард Куайн. По его просьбе она согласилась на роль Габриэль Симпсон в ленте «Париж, когда там жара». Режиссёр отмёл все предубеждения Одри, представив ей этот фильм как комедию. Сценарий казался идеальным: натурные съёмки в Париже, костюмы от Живанши и весёлая романтическая история, написанная Джорджем Аксельродом. Однако её опасения по поводу того, что её партнёром будет Уильям Холден (они не виделись уже девять лет), впоследствии оправдались.