Я не столь разумен
Мое крещение в карьере спеца по вопросам случайности произошло тогда, когда я понял, что недостаточно разумен и недостаточно силен, чтобы даже пытаться бороться со своими эмоциями. Кроме того, я верю, эмоции мне нужны, чтобы формулировать идеи и получать энергию для их выполнения.
Я достаточно разумен для понимания того, что я, так же как и все остальные, имею предрасположенность быть одураченным случайностью, и признать, что я довольно эмоционален. Я нахожусь во власти своих эмоций, и, будучи эстетом, счастлив этим. Я точно такой же, как те персонажи, кого я высмеял в этой книге. И не только. Я могу быть даже хуже, поскольку вполне вероятна отрицательная корреляция между верованиями и поведением (вспомним Поппера-человека). Различие между мной самим и теми, кого я высмеиваю, состоит в том, что я пытаюсь быть осведомленным. Независимо от того, как долго я изучаю и пытаюсь понять вероятность, мои эмоции ответят на любой набор вычислений, ведь мои невежественные гены хотят, чтобы я сделал. Если мой мозг может определить различие между шумом и сигналом, то сердце не может.
Такое невежественное поведение проявляется не только в вопросах вероятности и случайности. Я не думаю, что достаточно разумен, чтобы не обращать внимания на невоспитанного водителя, который сигналит мне одной наносекундой после того, как зажегся зеленый сигнал светофора. Я полностью признаю, что такой гнев самоубийственен и бесполезен. Если бы я давал волю своему гневу по поводу каждого идиота, делающего что-то подобное, я давно был бы мертв. Такие мелкие ежедневные эмоции нерациональны, но мы в них нуждаемся. Мы созданы, чтобы отвечать на враждебность враждебностью. У меня и так достаточно врагов, чтобы еще добавлять волнений в свою жизнь, но иногда мне жаль, что не появляется еще несколько новых (я редко хожу в кино и поэтому нуждаюсь в развлечениях). Жизнь была бы невыносимо вежливой, если бы мы не имели никаких врагов, на которых можно впустую тратить усилия и энергию.
Избежать конфликтов мне помогают некоторые уловки. Одна из них ― избегать контакта глазами с другими людьми (через зеркало заднего обзора), находясь за рулем автомобиля. Я пытаюсь вообразить, что другой человек ― это марсианин, а не человек, и не реагирую на него. Иногда уловка работает, но лучше всего, если человек относится к иной категории участников дорожного движения. Как? Я ― энергичный велосипедист. Недавно я ехал вместе с другими велосипедистами по трассе, замедляя движение. Маленькая женщина за рулем гигантской машины открыла окно и осыпала нас проклятиями. Мало того, что это не только не расстроило меня, но я даже не отвлекался от своих мыслей, дабы обратить на нее внимание. Когда я еду на своем велосипеде, люди в больших грузовиках представляются мне опасными животными, способными угрожать мне, но они не способные рассердить.
Меня как человека с сильным собственным мнением окружает целая команда критиков. В их числе академики от финансов и экономики, раздраженные моими нападками на их некорректное употребление законов теории вероятности и недовольных тем, что я объявил их псевдоучеными. Ведь я неспособен сдержать эмоции при чтении их комментариев. Лучшее, что я могу сделать, ― это просто не читать. Аналогично, и с журналистами. Отказ от чтения обсуждений ими рынков экономит мне множество эмоциональной энергии. Аналогично я поступлю с рецензиями на эту книгу. Воск в моих ушах.
Немая команда Одиссея
Вспомните, что своим главным достижением, которым я горжусь больше всего, считаю отлучение от телевидения и средств массовой информации. В настоящее время я настолько отлучен, что мне требуется гораздо больше усилий на просмотр программы телевидения, чем на любую другую работу, например, написание этой книги. И здесь мне также помогли ухищрения, иначе я не избежал бы токсичности информационной эры. В торговом зале моей компании телевизор весь день показывает финансовый канал новостей CNBC, на котором комментатор сменяет комментатора, руководитель компании сменяет другого руководителя. В чем уловка? Я полностью отключаю звук. Почему? Когда телевизор молчит, бормочущий человек на экране выглядит смехотворно. Можно наблюдать человека с двигающимися губами и искривлениями лицевых мускулов, принимающего себя всерьез, однако без звука он воспринимается как клоун. Возникает диссонанс между аудиальным и визуальным восприятием. Так, если лицо спикера выражает некоторое волнение, но звука не слышно, у зрителя возникает противоположное восприятие происходящего. Именно этот вид контраста имел в виду философ Генри Бергсон в своем Трактате о смехе, с его известным описанием разрыва между серьезностью джентльмена, собирающегося прогуляться по банановой кожуре, и комизмом этой ситуации. Телевизионные ученые мужи теряют свой запугивающий эффект; они выглядят даже смешными, становятся клоунами. По этой причине писатель Грэм Грин отказался идти на телевидение.
Идея отделить людей от языка у меня возникла в поездке, когда жестоко страдая от смены часового пояса, я слушал чужую речь без перевода. Так как у меня не было никакой возможности предположить о предмете речи, оратор в моих глазах потерял большую часть своих достоинств. Появилась идея, что может быть я смогу использовать генетическую склонность, в данном случае предубеждение, чтобы возмещать другую генетическую склонность ― нашу предрасположенность принимать информацию всерьез. Кажется, это работает.
Третья часть, заключение этой книги, представляет собой человеческий аспект действования в условиях неуверенности. Я лично потерпел неудачу в попытке полной изоляции от случайности, но я придумал несколько уловок.
Глава двенадцатая Приметы азартных игроков и голуби в коробке
Приметы игрока, наполняющие мою жизнь. Почему плохой английский язык водителя такси может помочь Вам сделать деньги. Почему я – дурак из дураков, за исключением того, что знаю об этом. Что делать с моей генетической непригодностью. Никаких коробок с шоколадом в моем торговом офисе
Английский язык таксиста и причинность
Сначала представлю Вам ретроспективный кадр моих первых дней в должности трейдера в Нью-Йорке. В начале своей карьеры я работал в Кредит Свисс Ферст Бостон, располагавшейся тогда между 52-ой и 53-ей улицей, Парк-авеню и Мэдисон. Она называлась фирмой с Уолл-Стрит, несмотря на то что находилась в центре города. И я имел обыкновение утверждать, что работаю «на Уолл-Стрит», хотя мне повезло побывать на Уолл-Стрит всего лишь дважды. И на мой взгляд, это одно из наиболее отталкивающих мест, которые я посетил к востоку от Ньюарка, в Нью-Джерси.
Тогда мне шел третий десяток, и я жил в забитой книгами (иначе она была бы довольно пустой) квартире в восточной стороне Манхэттена. Мебель в квартире отсутствовала: я никак не мог дойти до мебельного магазина. Каждый раз, собираясь туда, я, в конечном счете, по пути останавливался у книжного магазина, откуда тащил домой мешки книг. Как можно ожидать, на кухне отсутствовало любое продовольствие, а также посуда, за исключением дефектной кофеварки, и я, должен заметить, научился готовить совсем недавно…
Каждое утро я ездил на работу в желтом такси, которое высаживало меня на углу Парк-авеню и 53-ей улицы. Шоферы такси в Нью-Йорке известны своим неукротимым нравом и тотальным незнанием географии города. Однако при случае можно найти водителя такси, который может быть как незнаком с городом, так и скептиком в отношении всеобщности законов арифметики. Однажды я имел несчастье (или, возможно, удачу, как мы увидим далее) ехать с водителем, который казался неспособным к пониманию никаких языков, известных мне, в том числе и искаженного таксистами английского. Я пробовал помочь ему проехать на юг между 74-ой и 53-ей улицами, но он упрямо провез меня еще на один дополнительный квартал к югу, вынудив воспользоваться входом с 52-ой улицы. Именно в тот день на своем торговом портфеле я заработал значительную прибыль из-за колебаний курсов валют. Это был лучший день в моей юной карьере.
На следующий день я как обычно вызвал такси от угла 74-ой улицы и 3-его авеню. Но приехал другой шофер, а предыдущего водителя нигде не было видно, возможно, его выслали назад, в свою страну. Я расстроился, так как был охвачен необъяснимым желанием отплатить ему за услугу, которую он мне оказал, и удивить его гигантскими чаевыми. Затем я поймал себя на том, что инструктирую нового шофера такси отвезти меня к северо-восточному углу 52-ой улицы и Парк-авеню, точно туда, где я был высажен днем ранее. Я был ошеломлен потайным смыслом своих собственных слов …, но было слишком поздно.
Когда я взглянул на свое отражение в зеркале лифта, я понял, что на мне тот же самый галстук, что и вчера, с пятнами кофе от волнений предыдущего дня (моя единственная пагубная привычка ― это кофе). Был кто-то во мне, кто явно верил в сильную причинную связь между тем, что я вошел через тот же вход, моим выбором галстука и поведением рынка в предыдущий день. Я встревожился, что действовал подобно фальшивке, подобно актеру, который пытался вжиться в некую чуждую ему роль. Я чувствовал себя самозванцем. С одной стороны, я считал себя человеком с сильными научными стандартами, сосредоточенном на своем ремесле, специалистом по теории вероятности, с другой стороны, поддался суеверию, точно так же, как эти трейдеры из биржевой ямы. И следующим моим шагом должна быть покупка гороскопа?
Немного поразмыслив, я понял, что до сих пор меня мало задевали суеверия. Но теперь, когда я стал экспертом в опционах и беспристрастным знатоком в расчетах вероятностей, рациональным трейдером! Не первый раз я действовал в соответствии с небольшими суевериями, которые скорее всего шли от моих восточно-средиземноморских корней: никто не перехватывает солонку из руки другого человека, она может выпасть; следует стучать по древесине после получения комплимента; плюс много других ливанских верований, передаваемых в течение нескольких дюжин столетий. Но подобно многим другим вещам, эти верования я воспринимал со смешанным чувством уважения и недоверия. Мы рассматриваем такие предрассудки скорее как ритуалы, чем истинно важные действия, предназначенные