– Пап, это зачем? – удивился Питер.
– Офелию будут учить слушать музыку, – ответил мистер Палмер. – И я прошу вас не мешать ей заниматься. Миссис Донован – одна из лучших тренеров Великобритании, час ее времени очень дорого стоит.
Мальчишки уныло угукнули, уселись рядом.
– Я тебе должен сигаретную карточку, – вспомнил Йонас.
– Как-нибудь потом, – вздохнул Питер, не сводя глаз со спокойной глади пруда.
Ему не давала покоя фраза «будут учить слушать музыку». Учить слушать – какая глупость! Или ты слушаешь музыку, или ты глухой. Зачем учить тому, что и так дано всем, у кого уши есть? Еще и с тренером.
Миссис Донован вернулась в обтягивающем трико, коротком платье и босиком. В руках она несла миску с нарезанной рыбой и знакомый Питеру прут, а из кармана платья свисала тонкая серебристая цепочка.
– Мистер Палмер, – обратилась тренерша к отцу Питера. – Как вы обычно подзываете ее? Позовите. А я пока поставлю музыку.
Она отдала Леонарду Палмеру миску, вытащила из-под граммофона пластинку, поставила ее. Над садом поплыли первые аккорды «Голубого Дуная» Штрауса. Питер толкнул Йонаса в бок локтем и шепотом спросил:
– Что она собирается делать?
– Дрессировать, – буркнул Йон и ссутулился, обняв себя за плечи.
Питер с тревогой наблюдал, как отец зовет Офелию, кидая в воду кусочки рыбы. Конечно, русалочка появилась. Подплыла к бортику, послушно замерла, ожидая поощрение или мячик. Потом повернулась и посмотрела в сторону мальчишек. Прижала уши, оскалилась. Питер нахмурился, поглядел на Йонаса. Его друг покачал головой, глядя на Офелию, и еле слышно произнес:
– Да. Это я.
Питер хотел спросить, о чем он, но не успел: миссис Донован набросила на шею русалочки петлю из серебристой цепочки в палец толщиной, закрепленной на конце прута-шокера. Офелия рванулась, попыталась нырнуть, но женщина удержала ее над водой.
– Спокойно, дорогуша, спокойно, – певуче произнесла она. – Для начала тебе надо научиться оставаться на месте, пока играет музыка. Мистер Палмер, вот здесь надо бы установить столб с металлическим кольцом или скобой. Тогда ее не придется удерживать вручную, а это, как вы видите сами, довольно сложно.
– Я понял вас, миссис Донован. К следующему вашему визиту столб с кольцом будет. Позвольте, я подержу ее?
Питер сорвался с места, подбежал ко взрослым, толкнул отца под локоть:
– Отпустите ее! Ей это не нравится, что вы делаете? Папа!
– В сторону! – рыкнул мистер Палмер. – Не вмешивайся в дела взрослых!
Мальчишка отлетел, получив отцовскую оплеуху, неуклюже плюхнулся на попу. Поднялся, бросился было снова, но его удержал Йонас.
– Пойдем. Пит, тебе нельзя здесь быть, – сухо сказал он.
Офелия яростно билась, удерживаемая петлей, скалилась, угрожающе щелкала зубами. Брызги летели во все стороны, вода в пруду словно кипела. Питер смотрел на отцовскую спину, обтянутую клетчатой рубахой, согнутую, напряженную, и с трудом боролся с порывом броситься на него и толкнуть изо всех сил. Если бы Йонас его не держал…
– Папа, зачем это? Она же никогда-никогда больше не будет тебе верить! – кричал Питер.
– Молодой человек, ну что вы так волнуетесь? – певуче произнесла тренерша. – Неужели ваши бабушка с дедушкой так же себя вели, когда родители вас воспитывали? Русалке не больно. Ей просто непривычно, что кто-то ограничивает ее свободу.
– Свободу? Она и так наша пленница! Вы ее мучаете! Изверги!
Он заехал Йонасу локтем, попал по ребрам. Йон вскрикнул и разжал пальцы. Питер чуть не упал вперед, с трудом удержался на ногах. «Офелия! – позвал он мысленно. – Я здесь, с тобой! Не бойся! Я что-нибудь придумаю!»
Миссис Донован достала из кармана маленький металлический свисток и поднесла его к губам. Питер думал, что она засвистит громко и пронзительно, но не услышал никакого звука. Но Офелия вдруг прекратила биться и замерла. Опустила руки, запрокинула лицо вверх, к небу.
– Вот, все хорошо, видите? – спросила тренерша. – Мистер Палмер, вы не устали? Давайте я подержу поводок.
Отец передал ей прут с петлей, сел на скамейку, достал из кармана на груди сигареты, зачиркал зажигалкой. Руки у него тряслись, и Питер все никак не мог отвести от них взгляд. Дама тем временем ворковала с Офелией:
– Хорошая девочка, умница! Просто будь на месте, пока играет музыка. Слушайся, детка, – и никто не будет делать больно. Ты прекрасная ученица, заслужила рыбку. Вот так, молодец. Спокойно, спокойно.
Она обернулась к Палмерам и Йонасу, улыбнулась:
– Очень понятливая особь! Всего раз свистнула – и она угомонилась. С некоторыми бьешься-бьешься, их уже корежить начинает, но все равно не стоят на месте. Вам повезло, мистер Палмер. Она очень юная и умная. И хороша невероятно. Бирмингем будет вашим!
Офелия шевельнулась, попыталась уйти под воду, но рывок цепочки вернул ее в прежнее положение.
– Стоим, деточка, стоим, – тоном школьной учительницы заговорила миссис Донован. – Как только музыка смолкнет – ты свободна. Не надо делать такое лицо. Ты не задыхаешься, неправда. Тут все знают, что русалки могут до сорока минут проводить на суше. Я же требую с тебя меньше пяти. Слушай музыку. Привыкай подчиняться.
– Миссис Донован, повороты вправо-влево мы с ней пока не отработали, – произнес Леонард Палмер. – Только движения в нужную сторону. Я произносил «влево», «вправо», «назад», «вперед» – и бросал ей рыбу, если она плыла туда, куда я требовал.
– Уже хорошо, – кивнула тренерша. – Остальному я ее научу. Увидите: танцевать она у вас будет уже через месяц! А выставлять можно будет недели через две. С юных особей не требуют шоу. Лишь бы позволила на себя посмотреть, оставаясь неподвижной.
Питер слушал все это, едва не плача. Офелия покачивалась вверх-вниз в воде по плечи, взгляд ее был пуст и печален. Уши-плавнички не стояли торчком, а поникли почти параллельно глади воды. «Ей больно? – гадал мальчишка, всматриваясь в прекрасное бледное лицо русалочки. – Или просто плохо от того, что ее заставили слушаться? Зачем это? Зачем танцевать? Я же помню русалок на выставке. Они выглядели счастливыми, улыбались. И плавали красиво под музыку безо всяких цепей и шокеров…»
– Отпустите ее, – попросил он, стараясь, чтобы голос не дрожал, как у испуганного малыша. – Пожалуйста, позвольте ей уйти.
Взрослые молчали, игнорируя просьбы мальчишки, отец смотрел словно сквозь сына и курил, курил. От веселого, легкого вальса Питера мутило: настолько чарующая мелодия шла вразрез с пустотой и покорностью в глазах Офелии. Она даже не пыталась уплыть. Покачивалась равнодушным поплавком на воде, а вместе с ней и Питер словно прирос к месту. Стоял и слушал вальс, который с каждым аккордом становился ему все ненавистнее.
Когда музыка смолкла, миссис Донован улыбнулась, назвала русалку «милой девочкой» и убрала петлю с ее шеи. Мистер Палмер бросил Офелии рыбу и спросил тренершу:
– Может, цепочку лучше выбрать потоньше? Эта смотрится на ней слишком грубо.
– «Потоньше», как вы просите, просто перережет ей горло, если вдруг ваша русалка выйдет из-под контроля и начнет метаться, как пять минут назад, – пояснила дама. – Когда она начнет слушаться идеально, мы заменим цепь на бархатную ленту для выставок. Волосы ей уложим, ноготки подкрасим. Будет просто суперзвезда, гроза конкурентов!
Питер смотрел на кусочек рыбы, покачивающийся на воде перед «суперзвездой», и никак не мог понять, почему Офелия не уплывает. Все закончилось же, она свободна…
– Миссис Донован, с ней все в порядке? – озвучил мысли мальчишки отец. – Она выглядит какой-то замороженной.
– Это пройдет. Оставьте ее на часок. Как только почувствует переизбыток кислорода, она придет в себя. На сегодня все, до встречи через три дня. Не забывайте отрабатывать с ней направление движения.
Тренерша улыбнулась, подошла к краю дорожки у пруда, склонилась над водой и потрепала Офелию по голове.
– Дивная малышка, мистер Палмер! Уже присмотрели ей пару? Детки от нее должны получиться волшебные.
Питер первый раз увидел, чтобы отец так растерялся. Даже уронил недокуренную сигарету.
– Э-э-э… Миссис Донован, она же совсем юная!
– Поверьте: эти особи очень быстро созревают. Видите, ушки розовые? Чем ярче их окраска, тем ближе фертильный период у вашей русалки. Так что ищите жениха. У французов есть хороший опыт скрещивания речной и морской русалки, но через искусственное осеменение. Пойду собираться. Ваш шофер отвезет меня, верно?
Она кокетливо повела плечами и зашагала к дому. Отец бросил на Питера растерянный взгляд, подхватил граммофон и поспешил за Вайноной Донован. И как только шаги взрослых затихли в отдалении, с Питера словно спало оцепенение. Он оглянулся в поисках Йонаса, но друга рядом не было. Мальчишка решил, что обижаться на Йона за то, что он ушел и не захотел побыть рядом с ним и поддержать Офелию, глупо.
«Она и так как-то странно на него отреагировала, – подумал Питер, присаживаясь на корточки у ограждения. – Я бы тоже не остался, зная, что кому-то в компании не нравлюсь. И уж тем более ушел бы, если понял, что намечается гадость».
– Но я остался, – горько сказал он, обращаясь к Офелии. – Прости меня, я ничем тебе не помог. Думал, что с тобой поиграют. Думал, будет просто музыка. А сам даже не смог за тебя заступиться.
Ему показалось, что русалка вздохнула, но он помнил из прочитанной книги, что водяные оттудыши не вздыхают, да и дышат, оказываясь не в воде, редко и поверхностно, почти незаметно для глаз. Питер сел по-турецки, поморщился от боли в отбитом крестце.
– Я посижу с тобой. Хочу увидеть, как ты нырнешь, превратишься в белый подводный цветок и растворишься в глубине. Это так красиво. – Он помолчал, наблюдая за медленным перемещением полупрозрачных белых лент в воде, и признался: – Знаешь, я хотел бы прямо сейчас стать взрослым. И кем-нибудь, чье слово – закон. Чтобы сказать – и все послушались. Я бы приказал отвезти тебя домой. И поехал бы с тобой сам. Пусть там война. Я не испугался бы. Я нашел бы твою реку и вернул тебя туда, где пасутся водяные кони.