Йонас смотрел на него так, что Питеру стало страшно. Мелькнула мысль, которую он тут же принялся гнать от себя, не давая ей оформиться. Потому что мысль эта могла полностью разрушить все, во что верил двенадцатилетний Питер Палмер. И Йонас это понял. Грустно улыбнулся и улегся в траву, подложив ладони под затылок.
– Небо сегодня охрененное, – сказал он. – Самая правильная ночь для падающих звезд. Давай насбиваем себе штук десять под самые заветные желания? Ну их к черту, эти серьезные разговоры. Не сегодня.
Глава 25
На выставку выехали рано утром. С первым автобусом, еще до рассвета, в усадьбу Палмеров прикатил Кевин, которого Питеру разрешили взять с собой, рассудив, что сын скучает и ему необходима компания.
Кевину отец дал с собой фотоаппарат, за который мальчишка держался обеими руками и ужасно волновался. В отглаженных брюках и новом пиджаке, который сидел ужасно нелепо, Блюм-младший походил на фоторепортера.
– Привет! – крикнул Питер, увидев его у ворот. – Ты чего там стоишь, как луговая собачка? Проходи, сейчас погрузимся и поедем.
Кевин с опаской обошел огромный грузовик с хромированной цистерной-прицепом, покосился на высокую кабину, широкие мощные шины.
– Это чтобы перевезти Офелию? – спросил он.
– Ага. Крутая штука, правда? Папина разработка. Эта машина создана специально для того, чтобы перевозить тех, кто живет в воде.
– Только сегодня Офелия поедет не на ней, – раздался с крыльца голос Леонарда Палмера. – Система еще не до конца прошла испытания, не стоит рисковать поездкой. Если все пройдет хорошо, русалку мы покатаем на днях. А пока «Посейдон» постоит тут, его наполнят речной водой.
Мальчишки приуныли. Оба загорелись идеей проехаться на новейшей машине с большой кабиной и встроенными в цистерну окнами.
– Пап, это стекло? – спросил Питер, указывая на прозрачные вставки.
– Да, оно очень прочное. Практически небьющееся. Наша Офелия сможет любоваться видами в дороге. Питер, шел бы ты переодеваться. Десять минут до общего сбора у ворот!
Мистер Палмер выкинул окурок в урну возле крыльца и быстрым шагом направился к пруду.
– Я уже переоделся, пап, – укоризненно сказал ему вслед Питер.
– Ты так и поедешь? – удивился Кевин, разглядывая замшевую коричневую куртку, старенькую, но чистую рубашку-поло и шорты на нем.
– Красивой должна быть Офелия. А я поеду в том, в чем она привыкла меня видеть, – гордо ответил Питер.
О том, какую битву по поводу одежды ему пришлось выдержать накануне, Питер скромно умолчал. Миссис Донован притащила какой-то жуткий костюм, который уместно смотрелся бы только в цирке. Питер взглянул на обилие блесток и рюшек и наотрез отказался это даже примерять.
– Дорогой, это же выступление, там надо быть ярким, чтобы привлекать внимание! – в отчаянии втолковывала ему мама.
– Питер, я буду в таком же костюме, – добавила Вайнона Донован. – Это очень здорово.
– Отлично. Там наверняка будут фотографы. Если кто-то из одноклассников увидит меня на фото в этих клоунских тряпках, надо мной будут смеяться всю жизнь, – пробурчал Питер. – Я поеду в том, в чем мне удобно и не стыдно.
За завтраком Агата заговорщически подмигнула младшему брату и что-то осторожно положила ему на колени под столом. Питер приподнял край скатерти: на темной ткани шортов лежала пластмассовая маленькая куколка.
– Это для Офелии, – прошептала сестра и сделала вид, что кроме овсянки с изюмом ее больше ничего не интересует.
Теперь куколка лежала у Питера в кармане, ждала, когда ее отдадут русалочке. «Это хоть немного развлечет ее в пути», – улыбаясь, думал мальчишка.
– А где Офелия? – спросил Кевин. – Как она поедет, если не в этой цистерне?
– Ох! – спохватился Питер. – Я же должен быть с ней! Она разволнуется, надо ее успокоить!
Он со всех ног помчался к пруду, Кевин поспешил за ним.
Питер едва не опоздал. Опутанная сетями, перепуганная Офелия лежала на дорожке у пруда и угрожающе щерилась. Отец и двое помощников ведрами наполняли водой стоящий рядом бак метр на два. Бак, поставленный на колеса, выглядел как нелепая повозка. К нему была прислонена крышка с прорезанным по центру отверстием около полуметра диаметром. Мальчишки подбежали, Питер опустился на колени напротив лица русалки.
– Не бойся, – заговорил он, стараясь, чтобы голос звучал ободряюще. – Ничего не бойся. Мы просто поедем в другой город. Я буду с тобой.
Офелия, облепленная своими лентами и кружевными оборками, недвижимая от страха и губительного давления воздуха, напомнила Питеру картинку с выброшенным на берег китом. Он осторожно убрал с бледной щеки русалки налипшие листья и сор, положил руку ей на макушку. Уши Офелии, в ужасе прижатые к голове, чуть шевельнулись.
– Мистер Палмер, а как же она без воды? – Голос Кевина дрожал, на лице отражалась целая буря эмоций, главной из которых сейчас была жалость.
– Ничего страшного, Кевин, – откликнулся Леонард Палмер, передавая высокому мускулистому парню полное ведро воды. – Она потерпит немного. Сейчас мы наполним бак и переместим ее туда.
Офелия глядела на Питера умоляюще, шевелила тонкими пальчиками и все старалась подтянуть под «платье» ноги с маленькими изящными стопами.
– Какие красивые у нее лапки, – присев на корточки рядом с Питером и русалкой, произнес Кевин.
– Лапки – это у собак, – напряженно отозвался Питер. – У нее руки и ноги. И она вся красивая.
Он вытащил из кармана куколку, показал ее Офелии и вложил ей в ладонь.
– Это тебе. Видишь, кукла не боится. Она будет с тобой. И я буду, – успокаивающе произнес он и добавил: – Я никогда тебя не брошу. Питер и Офелия – друзья.
– Кевин тоже друг, – обиженно буркнул обладатель буйных темных кудрей.
– А как же без тебя, – усмехнулся Питер, не оборачиваясь.
В бак выплеснули по последнему ведру воды. Мистер Палмер с помощниками бережно подняли Офелию с земли. Русалка слабо затрепыхалась, черные глаза от страха стали просто огромными. Пока ее несли до бака, Питер шел рядом и все повторял:
– Я с тобой. Офелия, все хорошо. Сейчас будет легче, потерпи.
Он понятия не имел, понимает ли она его слова, но точно знал, что интонации различает точно. Йонас советовал Питеру больше говорить с ней. Объяснял, что оттудыши впитывают эмоции – это для них важнее слов. А эмоции люди привычно выражают словами и мимикой. «Болтай с ней о чем, хочешь, Пит, – сказал Йонас в ночь накануне отъезда на выставку. – Спокойный тон и твой голос сам по себе для нее – лучшее лекарство. Уж поверь. Я знаю, как они воспринимают мир».
Вода в баке плеснула через край, принимая русалку. Офелию освободили от сетей, и она сразу нырнула на дно.
– Отлично, – произнес мистер Палмер. – Закрываем крышку и поехали!
На бак приладили крышку, закрыли ее, припечатав хитрыми замками и тщательно заперев последнее крепление ключом. Отец Питера махнул рукой, и пара его крепких помощников-рабочих покатила бак к воротам, где уже сигналил грузовик. Питер и Кевин поспешили на улицу, где их ждала тренерша и миссис Палмер – обе в нарядных платьях, с изящными сумочками в руках.
– Мальчики, садитесь в папину машину, – замахала рукой Оливия Палмер. – Питер! Давай скорее. Там на заднем сиденье еда в корзине для пикника.
– Я поеду с Офелией, мам. Я должен быть с ней, – покачал головой ее сын.
– Не стоит. Бак надежно закрепят, не волнуйся. К тому же в кузове сильно трясет, – отметил подошедший Леонард Палмер.
– Я должен быть с ней, – упрямо повторил Питер. – Ей страшно, она волнуется. Если она не успокоится, мы не сможем хорошо выступить.
Не дожидаясь ответа отца, он развернулся и пошел к грузовику, где рабочие уже устанавливали в кузове бак в специальные крепления на полу.
– Мистер Палмер, – обратился к хозяину усадьбы Кевин, – а сильно трясет?
– Порядочно.
Кевин поежился, будто ему было зябко, переступил с ноги на ногу, коротко выдохнул, решаясь, и побежал за Питером. Рабочие подсадили мальчишек в кузов, опустили прикрепленную к борту скамейку, и несколько минут спустя грузовик отъехал от усадьбы Палмеров вслед за роскошным «Силвер Клаудом». Ларри помахал им с балкона и крикнул:
– Счастливого пути!
Сперва мальчишки ехали молча. Привыкали к жесткой скамейке, к тряске, к тому, что на ямах и кочках их подбрасывало так, что приходилось держаться руками за скамью и бак. Вода плескалась, на особо суровых изъянах дороги выливалась из отверстия в крышке. Кевин сидел, отодвинувшись подальше: боялся намочить пиджак. Питер с трудом дождался, когда грузовик выедет на шоссе с грунтовки, встал, и, балансируя руками, подошел к баку сбоку – там, где можно было заглянуть в отверстие в крышке.
– Питер, лучше сядь, – посоветовал Кевин. – Приедешь мокрым же.
– Сейчас.
Мальчишка встал на цыпочки, оперся руками об зазубренный металлический край бака и позвал:
– Офелия, ты в порядке?
Изнутри раздался глухой стук, словно русалочка ударилась об стенку своего временного вместилища, и на поверхность вынырнула пластмассовая куколка. Тут же из воды высунулась белокожая тонкая рука с полупрозрачными полулуниями перепонок между пальчиками и ловко утащила игрушку под воду.
– Похоже, она в порядке, – бодро сказал Питер и вернулся на место.
– Наверное, ей страшно, – предположил Кевин. – И в той большой цистерне было бы куда уютнее. Этот бак похож на гроб, бр-р-р!
– И ей в нем через полстраны ехать, – сказал Питер.
– Это сколько по времени? Часов шесть?
– Если без остановок, то да. Я вчера смотрел по карте. От нас до Бирмингема двести миль. Ты взял с собой чего-нибудь поесть?
– Да, мама нарубила мне бутербродов. А вот воды не дала.
Питер усмехнулся:
– Воды у Офелии попросим. Кев, я рад, что ты едешь со мной. Честное слово, рад.
Мальчишки ударили по рукам, и Кевин затарахтел:
– А я скучал! Эти летние каникулы такие длинные и дурацкие, когда ты один! У меня были только книжки. Бабушка еще конструктор подарила. Такой, с радиодеталями. Я так и не смог ей сказать, что играл в него, когда мне было лет семь. Скукота, Палмер! В газетах ничего интересного, кроме рассказов о том, как его величество Георг Шестой с семьей путешествовал в Европу. Ни одного несчастного случая, ни одного научного открытия…