Но вопреки его ожиданиям за кустами не оказалось ничего опасного. Лишь неглубокий овраг, в котором звонко журчал ручей, полускрытый поникшими ветвями ив. Питер разочарованно пожал плечами и собрался уже уйти, но помедлил. Что-то не так было с этим местом, и он хотел понять, что же. Не зря Офелия показывала на него.
А потом он заметил крошечные искры, пляшущие над водой. Сперва он принял их за брызги, подсвеченные солнечными лучами, что прошивали тонкими иглами полог листвы, но пригляделся и увидел, что искры двигаются. Питер сделал шаг, чтобы лучше рассмотреть, и искры брызнули врассыпную, как будто неуклюжий мальчишка напугал их. Словно кто-то провел по лицу ласковой прохладной ладонью, взъерошил вихры легким ветерком – и все пропало. Осталась лишь необычная тишина, нарушаемая лишь пением птиц где-то высоко в сплетении ветвей, и чувство необычайно свежего воздуха. Будто не было за спиной пыльной, пропахшей бензином и выхлопными газами автострады. И необыкновенно мягкая, податливая земля под ногами. «Осень за осенью, только опавшие листья и травы…» – всплыло в памяти.
– Пи-и-ите-е-ер! – донесся издалека мамин голос, и мальчишка поспешил обратно.
Пока отец и Тревор курили в сторонке, Питер постучал по окну цистерны, подзывая Офелию, и шепотом спросил, указывая в сторону скрытого от любопытных глаз ручья:
– Что это там? Я видел, да.
Офелия подарила ему долгий, наполненный радостью взгляд, и что-то начертила пальцем по ту сторону стекла.
– Погоди, я не успел увидеть. Нарисуй еще раз, – попросил мальчишка и медленно провел пальцем по окну туда-сюда.
Русалочка повторила, но Питер снова не понял, что она изображает. И тут его осенило:
– Погоди! Я принесу бумагу и карандаш!
Он едва успел: взрослые, беседуя, направились к машинам. Питер подбежал к окошку цистерны, постучал и повторил, указывая в сторону кустов:
– Нарисуй, пожалуйста, еще раз, что там.
Он водил карандашом по белому листу, точно повторяя каждое движение Офелии. Рисунок вышел простой, но очень понятный: квадрат, сверху треугольник. Точь-в-точь как на кубике с буквами, которыми они с Офелией играли. Такой рисунок обозначал дом на кубике с буквой «Д».
Глава 35
Половину ночи Питер провел без сна. Лежал в кровати, сбросив на пол одеяло и положив ладони под затылок, и думал о том, что же такое «дом».
Дом – это не просто крыша над головой. Русалки живут под открытым небом, но у них тоже есть понятие дома. Что хотела сказать Офелия, показав Питеру тайный ручей у дороги? То место, где просто хорошо? То место, что скрыто от глаз? Место, в котором живет волшебство? Убежище нетронутой красоты?
«Наверное, там, в зарослях, сохранилась частичка ее мира, – размышлял Питер. – Это не было обычным ручьем. Вода там пела, как живая. И даже воздух был вкусным. И эти искорки… Может, они разумны? Может, они пришли из другого мира на помощь попавшим сюда оттудышам? Эти искорки так малы, что вполне могут путешествовать с ветром. А что в них? Может, они заменяют оттудышам письма и несут в себе слова поддержки? А может, это те, кто остался там, далеко-далеко, отдали частичку своей души, чтобы вдохнуть силы в тех, кто томится в плену? Их так много – и искорок, и оттудышей… А может, огоньки обозначали собой вход в другой мир? Как в давние времена, когда люди жили рядом с теми, кого сейчас приравняли к опасным врагам… Вот куда надо отвезти Офелию! Выпустить ее там, и она сама найдет путь домой! Дом… Вот что оно значит!»
Своими соображениями он решил поделиться с Йонасом, которого мрачная Конни с утра подвезла на старом, громыхающем, как банка с гвоздями, пикапе. Высадила племянника у ворот усадьбы Палмеров и уехала, поднимая облака пыли. Мальчишки откашлялись, обнялись, похлопали друг друга по плечам.
– Здорово, Пит. Ты что-то похудел. Тебя там что, не кормили? – озорно сияя зелеными глазами, спросил Йонас; из-под козырька бейсболки осторожно высунулся Лу и задорно пискнул.
– Кормили, и очень вкусно. Просто я много гулял, – улыбаясь, сообщил Питер. – В Бристоле ужас сколько интересностей, хотя сперва город кажется унылым. Я тебе футболку привез от бристольского клуба. С почти рыцарским гербом!
На подходе к дому миссис Палмер увидела ребят и замахала им из открытого окна кухни:
– Скорее за стол! Рыбный пирог только из духовки, торопитесь!
Йонас сглотнул голодную слюну и на всякий случай вежливо ответил:
– Доброе утро, миссис Палмер. Я все же сперва поработаю…
– Никакой работы сегодня, вы неделю не виделись. За стол, за стол!
Пирог удался выше всяческих похвал, и Питер тут же простил маме вчерашний прохладный прием. Пока они с Йонасом чаевничали, оба незаметно завернули по кусочку пирога в салфетки и припрятали в карманы для Лу, который отсиживался под бейсболкой у Йонаса на коленях.
Миссис Палмер порхала по дому, сметая пыль щеткой с подоконников и мебели, напевала и время от времени заглядывала к ребятам. С утра у нее было хорошее настроение, потому ее интересовало и то, как Питер провел время в гостях, и здоровье младшей сестры, и дела ее супруга. Питеру же хотелось говорить только с Йонасом, потому матери он отвечал сухо и коротко. Наконец чай в больших фарфоровых чашках иссяк, ребята наелись и ушли в комнату Питера. Мальчишка подумал и на всякий случай запер замок на ключ.
– Теперь можно выпустить и накормить Лу, – сообщил он вполголоса, все еще прислушиваясь к маминому пению в недрах дома и болтовне Агаты, которая опять общалась по телефону с подругами.
Еде пикси обрадовался так, словно не видел ее минимум неделю. Пока он жадно пихал в рот пирог, отламывая от него маленькие кусочки, Йонас погладил пальцем его рыжий хохолок и проворчал:
– Обжора. Не переедай, а то тебя крылья не поднимут. Пит, он летать начал. Пока понемногу, по чердаку, но с каждым разом все увереннее. Третий день как я ему с крыла снял эти… подпорки.
– Тетка его не засекла?
– Нет, она думает, что в доме мыши. Кота с улицы приперла, так Лу его так шуганул, что, мне кажется, он до сих пор драпает.
– У канадской границы? – засмеялся Питер.
– А?
– Это из рассказа одного. Там бандиты, которых похищенный ими мальчишка довел до помешательства, драпали до канадской границы, – пояснил он другу.
– Ах-ха, точно! Как святой, по воде скачет.
Упоминание воды заставило Питера взять со стола рисунок, сделанный им вчера по дороге из Лондона, и показать его Йонасу.
– Ты чего, в детство впал? – удивился тот.
– Нет. Я перерисовывал то, что Офелия пальцем на стекле вывела, – ответил мальчишка и подробно рассказал Йону все, что случилось вчера на стоянке у придорожного кафе.
Йонас слушал внимательно, лишь иногда хмурил светлые, как и выгоревшая на солнце шевелюра, брови. Смотрел на рисунок, лежащий перед ним в полосе солнечного света. А когда Питер договорил, произнес:
– Ты не совсем прав. Это не вход в другой мир. Это больше похоже на закрытое окно. Искры, которые плясали над водой, действительно указывают на то, что там есть что-то… – Йонас задумался, подыскивая нужное слово. – Наверное, «потустороннее» – это не то. «Волшебное» – тоже. В том мире нет волшебства как такового, просто там другие законы действуют. Там сама ткань мироздания разумна, если я не совсем дурак. Короче, ты нашел оттудышное место. Искры только над водой вились? Над головой или среди ветвей их не было?
– Нет, только у воды, как комары. На одном месте.
– Жаль. Оконце маленькое, – вздохнул Йонас. – Будь оно хотя бы с дверной проем, можно было бы попробовать протащить туда Офелию.
– Оно чуть меньше моего стола. Офелия влезет, – возразил Питер.
– Никса влезет, они мелкие, а вот русалка – нет. В таких «окнах» пространство – как обратный ток реки. Сперва широко и удобно, а потом суживается. Как будто ты идешь к истоку. И чем меньше изначальное «окно», тем уже исток. Видимо, это чтобы миры друг в друга не проваливались совсем. Получается, в таких местах можно что-то видеть и слышать, но не получится переместиться. Я коряво объясняю, да?
Вместо ответа Питер пожал плечами.
– Когда жахнуло то секретное оружие, дырина в мироздании образовалась огромная. Потому и пошло через нее взаимопроникновение. Понял?
– Почти. А как это самое «узкое место» в переходе ощущается? – полюбопытствовал Питер.
– В «пятне междумирья» – почти никак. Там свободно пройдет целая толпа и почувствует только легкое сопротивление воздуха. А про небольшие такие ходы я читал, что там очень больно. Оказывается, многие люди совались в переходы между мирами, но когда их начинало давить и плющить, большинство поворачивало обратно – и переход выплевывал их в то место, откуда они пытались пролезть.
– Странно.
– Ну законы, по которым работает наш мир, там не действуют. Отец говорил, что они похожие, но другие. Не совсем как у нас.
– И Офелию мы туда не протолкнем, выходит, – вздохнул Питер. – А я-то надеялся…
Мысли о том, что русалку надо отпустить, преследовали его уже несколько дней. А вчерашнее тайное место как ничто другое подходило в его мечтах под спасительное укрытие для Офелии. Он настраивал себя на хорошее: что так будет только лучше для нее, что это дверка в ее мир и что надо обязательно этим воспользоваться. И вот же горечь и досада – вариант не годился.
Йонас хлопнул его по плечу.
– Выше нос, Пит Немного С Толку Сбит! У меня есть другой план. Правда, я его еще не продумывал детально, но я не вижу ничего невозможного.
Лицо Йонаса сияло такой уверенностью, что Питер воспрял духом. Уж в кого-кого, а в Йона он верил безоговорочно. Мальчишки устроились на подоконнике, и Питер рассказал о неудаче Офелии на выставке.
– Мне кажется, без меня она ничего не будет делать, – подытожил он.
– Она и с тобой не обязана развлекать всяких придурков. Послушай, а та здоровенная махина на обочине за усадьбой – это для перевозки русалки, да? – выглянув в окно, спросил Питера друг.