убрали в шкаф, Питер почистил зубы, умылся, поднялся в свою комнату и улегся в кровать с книгой. Книжка называлась «Убить пересмешника», рассказывала про мелкую девчонку, ее старшего брата и отца, который работал адвокатом – совсем как Ларри. И хоть Питер и не любил героинь-девочек, книга его всерьез увлекла. В саду шумели гости, звонко смеялась мама. Питер прислушался: ага, остаются на ночь. А раз веселятся – у Офелии все хорошо, они с парнем-русалкой подружились. Питер зачитался и даже не заметил, как подкралась полночь. И лишь когда строчки начали плясать и свиваться в узлы перед глазами, он убрал книгу под подушку и выключил свет.
«Завтра утром придет Йон, а у нас столько новостей, – засыпая под шелест дождя за окном, думал он. – Будет здорово, если он оценит историю про драку. Хочется, чтобы он знал, что мы с Кевом не хлюпики, а тоже можем… можем…»
Разбудил мальчишку стук в стекло. Он приподнял голову с подушки, сонно поморгал. На улице лил дождь, в полутьме было ничего не разобрать толком, и Питер решил, что это капли долбят по жестяному отливу, но стук повторился – отрывистый, глухой. Словно об стекло ударялось что-то мягкое. Питер сел в кровати, потер кулаками глаза, взглянул в окно еще раз… и сердце затрепыхалось, как пойманная птаха: в окно бился маленький пикси с ярким оранжевым хохолком.
Питер вскарабкался на подоконник, с шелестом обрушив на пол гору рисунков. Рама от влаги разбухла, шпингалет, на который окно запиралось сверху, поддавался с трудом. Питер дергал и дергал раму за толстую медную ручку, похожую на корень волшебного дерева, тянул ее на себя, проклиная свою неуклюжесть. Наконец окно распахнулось, впустив в комнату промозглую сырость и дуновение холода. Пикси ничком свалился на подоконник, и Питер бережно взял его в теплые ладони.
– Малявка, ты что тут делаешь? – прошептал он испуганно. – Что-то с Йонасом?
Лу собрался в комок, обхватил себя за дрожащие плечи, замер на мгновенье, потом чихнул едва слышно. Питер перенес его в кровать, свернул одеяло пещеркой, усадил пикси туда и вернулся закрыть окно. А когда обернулся, Лу уже скакал по кровати, размахивая тонкими лапками, и причитал на своем непонятном мальчишке языке.
– Что такое? Где Йонас? Что с ним? – напрасно спрашивал Питер.
Пикси встряхнулся, перелетел на подоконник, толкнулся в стекло, словно показывал: туда, Питер, на улицу! И мальчишка понял его.
– Будь здесь, спрячься, – прошептал он и на цыпочках помчался в коридор.
Из спален взрослых доносился раскатистый храп, свет нигде не горел. Люди спали. Спали и собаки, запертые в своей комнатке на первом этаже. Во время дождя они неохотно гуляли, потому и сейчас предпочли проигнорировать осторожные быстрые шаги Питера.
Дверь на улицу была приоткрыта. Мальчишка быстро сунул ноги в резиновые сапоги, схватил с вешалки желтый дождевик и побежал в сад. Между кустов мелькнул берег пруда и силуэт человека, стоящего на коленях. Йонас?.. Дождь заливал лицо, ветер трепал мокрую челку, мешая смотреть, и Питер бежал почти вслепую. Хотелось закричать, но страх стиснул горло мальчишки.
Человек на дорожке у пруда поднял голову, и Питер узнал Ларри. Брат был весь мокрый, в пижаме, босой.
– Питер, быстрее! – позвал он тихо. – Только не пугайся и не кричи. Скорее же…
Питер выбежал на берег и не сразу понял, над чем склонился Ларри. Попятился, оглянулся на пруд: в воде плавали длинные полупрозрачные обрывки чего-то, похожего то ли на бумагу, то ли… Питер пригляделся и обмер: обрывки лент, разорванные в клочья кружева, длинная прядь белого с голубым… Из глубины вынырнула морская русалка – здоровенная, широкоплечая – оскалилась, обратив темные хищные глаза к Питеру. Мальчишка всхлипнул, рванулся к брату.
– Не кричи! – шептал Ларри. – Бога ради, не ори! Помоги мне, быстрее. Питер. Питер, ты мне нужен. Ты нужен ей!
Офелия лежала лицом вниз в трех шагах от кромки воды. Волосы спутаны, руки вытянуты вперед, ноги поджаты под изорванный подол платья. Белоснежная плоть посерела, оплыла, словно медуза, выброшенная на берег. Платье сзади было распорото от шеи до виднеющихся бледных ягодиц, и струи дождя барабанили по узкой спине с выступающими тонкими ребрами. Ларри пытался приподнять русалку, подсунув под нее руки, но у него ничего не получалась. Офелия вздрагивала всем телом и издавала тихий прерывистый свист, больше похожий на шипение.
– Что это? Почему она так… Почему тут?.. – Слова застревали в горле, Питера от страха накрывала тошнота.
– Она так дышит. Питер, я не могу ее поднять. Надо обернуть ее чем-то и поместить в воду. Будь здесь, я принесу брезент из сарая.
Поскальзываясь на мокрой каменной плитке, Ларри поспешил к сараю за домом. Питер снял плащ, укрыл им русалочку, подоткнул под нее полы и попытался приподнять. Получилось только перевернуть ее на спину. Питер с ужасом вглядывался в лицо самого прекрасного существа на свете и не знал, чем можно помочь.
Крови не было, но все тело под когда-то пышным, а теперь изодранным платьем покрывали глубокие порезы, из которых сочилась влага. Сперва Питер принял ее за дождь, а потом увидел, что эта жидкость больше походит на сильно разбавленное молоко: светлая, чуть белесоватая. На полупрозрачной сероватой коже шеи, запястьях, ногах Питер рассмотрел мутные пятна. Глаза русалочки были закрыты, спутанные волосы прикрывали надорванное левое ухо. Дыхание – редкое, шипящее – вырывалось из приоткрытого рта. Под скамейкой лежала деревянная лошадка с веревочными гривой и хвостом. Питер посмотрел на нее и заплакал.
– Кто это сделал? – едва слышно всхлипывал он, грязными пальцами стараясь расправить, разгладить спутанные волосы Офелии. – Почему? За что?
Захлюпала под торопливыми шагами вода. Питер обернулся, ожидая увидеть Ларри, но к берегу подбежал запыхавшийся Йонас: желтая, как дождевик Питера, куртка нараспашку, промокшие насквозь шорты облепили ноги, в кроссовках чвакает, в руке здоровенный тесак, которым в деревне рубят головы домашней птице и кроликам. Мальчишка остановился, увидев лежащую Офелию, выронил тесак, согнулся, упершись ладонями в колени, и выдохнул:
– Господи, нет… Не успел.
Подбежал Ларри с брезентовой подстилкой, развернул рядом с Офелией на дорожке. Питер некстати вспомнил, как они всей семьей сидели на этом брезенте, когда выезжали на пикники. Целую жизнь назад. Йонас подхватил русалку под колени, Ларри под спину, и они вдвоем перенесли ее на брезент.
– Йон, ты откуда тут? – вытирая капающую с волос на лицо воду, спросил Ларри.
– Оттуда, – безжизненно отозвался Йонас. – Как это случилось?
– Видимо, они не поладили с этим парнем. – Ларри кивнул в сторону воды, склонился, заворачивая русалочку в брезент, подтыкая края. – Помогайте. Ее надо скорее вернуть в воду. Давайте опустим…
– Нет, – отрезал Йонас. – Там самец?
– Угу, – кивнули братья.
– Морской? – с содроганием спросил Йон.
– Морской. Здоровенный.
– Ее нельзя туда. Он ее разорвет у нас на глазах. Если эта тварь рождена в неволе, он натаскан убивать себе подобных.
– Вашу мать… И отец даже не знал об этом! Я Айронса засужу, клянусь!
– Офелию надо в цистерну, – торопливо распорядился Йонас. – Она наполнена?
– Я погляжу, – сказал Ларри и помчался через черный ход к громаде «Посейдона», виднеющейся за изгородью.
Не глядя, Йонас протянул Питеру тесак:
– Держи.
– Ты что, этого собираешься…
– Не собираюсь. Он не виноват в том, что его таким сделали люди.
Он присел на корточки рядом с Офелией, подсунул руки под сверток и поднял ее – легко, словно куклу. И лишь потом повернулся и взглянул на Питера.
– Мы уходим. Сейчас, – коротко сказал он.
– Но она же…
– Умирает. Хочешь, чтобы ее добили из ружья или топором? Пит, вытирай слезы. Помогай. Переруби телефонный провод.
Он зашагал через сад к цистерне, прижимая к себе спеленатую Офелию. Питер помчался следом, держа в руках деревянную лошадку.
– Зачем резать провод? Йон, там Лу в моей комнате, он…
– Привел меня сюда. А я не успел, – не оборачиваясь, ответил Йонас. – Провод режь, чтобы не вызвали полицию.
Ларри выбежал им навстречу, удивленно уставился на тесак в руках младшего брата и хмуро спросил:
– Это еще что?
– Откройте машину, мистер Палмер, – хрипло попросил Йон. – И опустите подъемник. А это просто нож. На всякий случай.
– Как ты ее держишь? Она же тяжеленная…
– Ларри, опусти подъемник, – умоляюще произнес Питер. – Скорее.
Молодой человек подергал ручку двери кабины – заперто. Йонас уложил завернутую в брезент Офелию в траву, оттеснил Ларри от цистерны, запрыгнул на подножку грузовика и изо всех сил саданул локтем в боковое стекло. Звон осколков утонул в шуме дождя.
– Пит, дай сюда тесак, – скомандовал мальчишка. – Я попрощаюсь с Лу. Не отдавай его никому. Я не могу взять его с собой, он не перелетит через Па-де-Кале. Все. Грузите Офелию.
– Что за Лу? – На Ларри было жалко смотреть: мокрый, весь в грязи, растерянный. – Ребята, вы что творите?
Йонас убежал в сторону дома Палмеров, а Питер заступил дорогу старшему брату:
– Ларри, послушай меня, пожалуйста. Хотя бы раз в жизни. Помоги Офелии. Йонас знает, что делает, он никому не навредит. Если мы поторопимся, наша русалочка будет жить.
– Пирожок, что вы задумали?
– Не спрашивай. Помоги.
Вдвоем они занесли Офелию на подъемник, уложили. Ларри показал брату нужный рычаг, и Питер поднял платформу на самый верх цистерны. Ларри сдвинул крышку, бережно распеленал сверток с русалкой и столкнул ее неподвижное истерзанное тело в воду. Питер за это время очистил водительское сиденье от битого стекла, сел, положил руки на руль и уткнулся в них лбом.
Сердце билось спокойно и ровно. Будто все, что происходило сейчас, творилось не с ним и его семьей, а где-то далеко. Даже дальше, чем на киноэкране. Ларри что-то говорил, но Питер не слышал что. Он думал о Йонасе и Лу. И о жуткой твари, что плавала в пруду. В пруду его Офелии.