— Так, парни, собрались!
— А что, уже приехали?
— Собрались морально, смотрим на дорогу, не спим! Подсказываем мне маршрут. Я в Москве трусь недавно, ваших улочек-переулков не знаю, можем заблудиться.
— А, ты вон про что. Нормально всё по ходу, не ссы! Доедем усе!
— Чувак, а ты откуда знаешь… А, всё, забыли-проехали!
Оказалось, что музыканты в Москве даже более популярны, чем могло показаться на первый взгляд. Во всяком случае на лавочке, возле подъезда, у которого Пётр их выгрузил, гитаристов дожидался комитет по встрече и чествованию аж из трёх человек. Когда они вышли, обоих приняли под белы руки и начали трясти, для начала нежно и без акцентированных ударов.
— Граждане алкоголики, тунеядцы и наркоманы! Что тут происходит?
— Бомбила, ты чо, берега попутал⁈
— Не прошу прощения, что вмешиваюсь. Меня просили доставить этих двух товарищей домой в целости и сохранности. Вы в этот план не вписываетесь.
— О как! Так может, спасешь их тогда? Лабухи нам торчат полштуки зелени, вложись за друзей, раз ты такой хороший.
— Не бзди, откуда у такого как ты фрукта полштуки баксов! — Пётр так и стоял около машины, не делая попыток сблизиться с группой «товарищей», вернее с группировкой.
— Не, понятно, что не нам. Бригадиру нашему тачку помяли, там ремонта вышло на полкуска. Долг признали, обещали отдать, пусть отдают.
Самый языкастый, по всей видимости, один умел складывать слова в предложения, остальные стояли молча и только контролировали жертв, не дербаня их, но и не выпуская из рук. По экипировке всё было стандартно: спортивные штаны, кроссовки, на двух телах кожаные куртки, третий еще не дорос до такой статусной вещи. Никто не поигрывал монтировкой или кастетом, да и зачем этот антураж, когда клиенты мелкие и тёпленькие, кроме гитарок иных тяжестей не берущие в руки. То ли дело эти орлы — железо тягают чуть не каждый день.
— Парни, это правда? Есть за вами долг?
— Правда, правда. Езжай, чувак, мы сами разберемся. — Спокойствие или фатализм? Похоже, что оба музыканта приняли правила этой игры, так что не видели ничего предосудительного, что их бьют и трясут. Долг платежом красен, значит сейчас покрасятся.
— Так, пацаны, тема понятная, сумму вы озвучили, виновная сторона её признала, срок истекает сегодня. Всё так? Тогда я долг выплачиваю за них, и расходимся краями. Годится?
— Годится! — Говорливый подошёл к автомобилю и провёл ладонью по его лакированному боку. Сегодня осень щадила машины: ни пыли, ни брызг грязи — сказка, и только. — Только тут какое дело, обменников рядом нет, по какому курсу платить будешь? А то смотри, у меня курс коммерческий.
— Было сказано — пятьсот баксов. Получи и можешь не расписываться.
С некоторых пор Пётр завел привычку таскать некоторую сумму в долларах. Зеленые купюры зачастую решали вопросы лучше, чем рубли, угрозы или даже ствол. В современном мире баксы как волшебная палочка, с их помощью наколдовать можно что угодно, хоть слепоту у ГАИшника, хоть нужный документ, хоть фею на ночь. И не зубную, а эту, которая исполняет три желания. Если у клиента хватает сил на эти самые три желания.
Он движением факира достал из внутреннего кармана тонкий пучок зелени, не глядя отсчитал пять соток и протянул бандиту. Дают — бери, бьют — беги, эта формула работает всегда, так что Говорун не удержался и хапнул деньги.
— А теперь все свободны, по домам, пацаны! — Громким голосом объявил Пётр. И так ласково повел плечом, слегка оттирая от «Мерседеса» оппонента. Нежно не получилось, тот запнулся и вынужден был сделать еще один шаг назад, чтоб не упасть.
— Погоди, чо так резко-то? За них ты рассчитался, а свой долг не погасил. Ты ж теперь мне должен, время моё отнял. С тебя…
Два выстрела с интервалом в секунда хлестнули по ушам. Асфальт брызнул перед ногами хренового, как оказалось, переговорщика, а одна пуля рикошетом дернула его за штанину. Хоть ногу не задело, и то хорошо.
— Болтун, теперь ты мне должен за два патрона. И не от Макарки, а люгеровские. Но так и быть, если вы сейчас резко убежите, я за вами не погонюсь.
— Алё! Ты откуда такой резкий⁈ Назовись. — Донеслось от лавочки. У помощника в коже прорезался голос, заодно и музыкантов они отпустили.
— Я из Комитета по делам культуры. А вы беспределить начали, пацаны. За такое не уважают.
— Ты чо с ним разговариваешь! Он мне брюки порвал!
— Пасть заткни! — Фролов оставил показное радушие и включил грубость. — А то потом твои же пацаны начнут подкалывать. «Он тебе только брюки порвал или очко тоже?» — Сказано это было самым противным голосом, какой только Фролов мог изобразить. Тех двух непострадавших проняло, они в голос заржали.
— Пошли отсюда, Медуза! А то правда очко порвут, будешь ходить посвистывать. Ишь, Комитет по делам культуры даёт…
Эти двое уже уходили вдоль дома, продолжая похохатывать, их говорливому кенту пришлось догонять своих товарищей чуть не бегом.
— Короче это, спасибо тебе, чувак.
— Только про комитет ты зря озвучил. Могут не так понять.
— Да мне по барабану.
— На нас думать начнут, что мы с комитетскими того, трем, короче. — Говорить прозой у парней получалось хуже, чем петь. Слова подбирались и строились не очень удачно и небыстро.
— Хорош гнать на как там его… О! Пётр, уважуха тебе! Нормально мы сегодня слабали, прямо в шоколаде. Только ты того… мы тебе эти пятьсот баксов хрен знает когда вернуть сможем. Не в обиде?
— Нормально всё, не обеднею. Кто-то должен музыку делать, пока остальные бабки заколачивают. А то обернемся, а слушать нечего, один Меркьюри, и тот мёртвый.
— Хорошо задвинул! И в тот раз красиво сказал. Ну мы пошли тогда!
И парочка музыкантов зашла в тёмный подъезд. А Фролов только сейчас понял, что даже имен их не знает. Впрочем, зачем нам имена, когда есть музыка. Прислушавшись к себе, Пётр и в самом деле не уловил ноток сожаления о потраченных деньгах. Да, чуток ограбил Фонд помощи бездомным имени себя, а зато он кинул в вечность пятьсот баксов. И пусть теперь у вечности болит голова, чем ей отдариваться. А даже если она ничем и не разродится, просто будет должна ему. Некоторые себя неуютно чувствуют в таком состоянии, но это их проблемы. Главное, что мы сами никому не должны.
Уже через несколько дней вечность отошла от такой подлянки Фролова и отдарилась контрактом на оплату спутниковой связи. Это был еще не телефон, но это уже был знак — пора его покупать.
— Да, пора. Мы вчера на офис заказали партию мобильных аппаратов.
— Владимир Иванович, а можно, я вам на хвост упаду?
— Это в смысле, хочешь выкупить один из аппаратов себе? Я так и подумал, что ты прибежишь и будешь канючить.
— То есть, я канючу? — Фролов даже не стал изображать обиду, настолько его обрадовала возможность покупки телефона не как частное лицо, а через фирму.
— Канючишь. Что, у самого кишка тонка купить?
— Ну да, надо заказывать, предоплачивать, регистрировать…
— А так на всём готовеньком? Списком подашься, причём уже подмазанным?
— Ага!
— Ладно. И готовься, на следующей неделе в Кемерово поедешь. Они шахту новую запускают, а тебе надо скорешиться с вагонниками, чтоб наш подвижной состав не браковали по ерунде под погрузку. А если что реально надо ремонтировать, то чтоб моментом делали, без очереди. Короче, ты и сам знаешь, что надо. Понял?
— Так точно, шеф! Разрешите бегом?
— Выполняй! — Карасюк улыбнулся, вспоминая молодость. Вот есть же нормальные подчиненные, и дело сделают, и похалимаж включат вовремя, и не переборщат с прогибом. — И пока поищи инструкцию к телефону на русском. Поедем уже как люди, со связью будем там. Я по-английски не шарю, буду тыкать кнопки наобум, пока не сломаю.
— Принял. Найду, освою, обучу. И распечатаю на русском.
Глава 24Директор
В Кемерово летели в разное время, и разными самолетами, что естественно. Летели — во множественном числе, потому что Карасюк летел тоже. Хотя, еще вопрос, кто «тоже», а кто как белый человек бизнес-классом на открытие новой шахты. Вот вы когда-нибудь были на подобном мероприятии? И Фролов не был. Вряд ли это что-то интересное, так что начальник техотдела, мечтающий стать директором департамента вагонного хозяйства, мчался договариваться с руководством депо о том, как вагоны уважаемых людей должны осматриваться, готовиться под погрузку и выпускаться из ремонта, если такой потребуется.
Ему даже сказали имя и фамилию со-акционера «Транзит Группас». Не официального, а такого, который по понятиям. Чтоб местные работники имели в виду, если какой косяк, то это они не москвичей трясут, москвичей сам бог велел доить. Это они уважаемому человеку в карман залезли.
Пятидесяти единиц маны хватило, чтоб эконом-класс превратился в бизнес. Естественно, ману Пётр тратил в долларовом эквиваленте, и не на стойке регистрации, а уже в самолете. Хорошенькая стюардесса (хотя, кто видел в бизнес-классе некрасивых девушек?) лучилась позитивом не как прочим, с правильными билетами, а как-то по-особенному, искренне. Это был её клиент, её удача.
— Молодой человек, вы только свой телефон выключите. Говорят, они могут на что-то повлиять, и мы все упадём. Что-то желаете прямо сейчас, не дожидаясь взлета?
А сама смотрит так, что у самого стойкого могло возникнуть желание чего-то прямо сейчас. У Фролова не возникло, о чём он заявил себе со всей ответственностью и металлом в голосе. Он не за рулём, «Зиг-Зауэр» в запертом ящичку у экипажа самолета — можно и выпить винца. Игристого бокал. А потом еще один, уже когда начнут разносить напитки.
— О! Это что, спутниковый? — Сосед сбоку не тяготился манерами, даже не стал выяснять имя соседа, привычно взял быка за рога.
— Ну да, как у всех. А как без телефона в наше время?
— Верно, у меня такой же, — опомнился сосед, — в портфеле. Опасаюсь я этого, излучения. Вот и не таскаю на себе.
— И правильно делаете, уважаемый! Сразу видно умного человека! — Сгладил ситуацию Пётр. Хрен их знает, этих сибиряков. Начнешь такого ставить на место, а у него встречающих будет два джипа, а ты моргнуть глазом не успеешь, как уже с ними, только в багажнике, едешь бесплатно, но в один конец.