— А вот и мы, Зэки, — говорит Лесли улыбнувшись, протягивает мне манильский конверт с красной застежкой и уходит.
На нем надпись: «Для семьи МЛ. Подарок. Принимаются предложения — что приобрести». Я вытаскиваю из бумажника десятку и кидаю в уже приличных размеров кучу. Обычно мы с Вилли вытаскивали по пятерке или больше, но сейчас я думаю: «Что, если меня спросят об убийстве? Я отвечу, подключенный к самому чувствительному полиграфу: „Нет, я не убивал его“. И я пройду тест. Но если какая-нибудь хитроумная ищейка из отдела убийств спросит меня: „Вы забирали десять долларов из манильского конверта?“ — а я скажу „нет“, то стрелка дрогнет».
Я застегиваю конверт и передаю его Тодду.
— Что мы купим семье? — спрашивает он, бросая в конверт пятерку.
— Цветы, наверное.
— Букет получится шикарный, надо думать.
— Я уверен, что у Ларкинов хватит места для него.
— Ты имеешь в виду Либерманов?
— Не понял?
— Его настоящая фамилия была Либерман. Его отец продает «хонды» в Филадельфии.
В голове проносится видение: Гетсби/Гетц на плоту в бассейне, медленно растекающаяся кровь, все снова лазурно-голубое. И вот я: вылавливаю из воды труп сетью из магазина «Мокрые парни».
— Уверен, что у них полно места, — говорю я Тодду, — кем бы они ни были.
Либерманы. Ну, хорошо.
— Как ты вышел на эту секретную информацию, молодой Берстин?
— Да так… просто узнал.
После обеда четверо рабочих из обслуживающего персонала открывают дверь в кабинет Марка Ларкина и начинают выносить вещи: стол, шкафы с папками, ужасную картину, книги. Я раз пятьдесят смотрел по телевизору, как работники скорой помощи выносили его тело из квартиры, и вот теперь это: стикеры, степлер, дырокол, скрепки.
Через полчаса комната очищена. Не оставили даже коврик.
Он умер.
И полицейские не рыскают поблизости. Леопольд и Лоеб, стоя на низшей ступени ада, поднимают вверх таблички с самыми высокими оценками за исполнение.
Когда рабочие уходят, я вхожу в комнату. Я ощущаю себя муравьем, заползшим в ящик письменного стола или в шкаф, так здесь чисто. Жалюзи опущены. Послеобеденное солнце клонится к горизонту, подсвечивая небоскребы красным и оранжевым. Воздух в нежилой комнате настолько свеж, что кружит голову, как чистый кислород.
Я вывернусь. Я получу то, что хочу.
На следующее утро я в черном костюме сижу в кабинете Бетси в компании Вилмы и Жаклин.
— Прежде всего мы хотели бы знать, — говорит Бетси, — в порядке ли ты.
— Я в порядке.
— Ты уверен? В отделе по работе с персоналом нам сообщили, что в ситуациях, подобных этой, у людей могут быть проблемы. Есть психотерапевты, которые…
— Я в прекрасной форме. Мне ни с кем не нужно обсуждать случившееся.
В старые добрые времена, вспоминаю я, отдел по работе с персоналом (тогда еще называемый просто отделом кадров) принимал людей на работу, занимался переводами, присылал девушек-стенографисток из машбюро… теперь они крутят нами, вертят, выворачивают наизнанку.
Вилма берет слово:
— В данной ситуации, как ты понимаешь, нам нужна замена Марку Ларкину.
Веди себя естественно. Будь собой.
— Разве Регина не назвала его незаменимым?
— Нет, она сказала, что он был безудержным. Она никогда не говорила «незаменимым», — отвечает Вилма.
— Мне кажется, что она назвала его незаме…
— Пожалуйста! — вмешивается Бетси. — Нам нужен сюда редактор. Нам не хватает человека, и мы должны его найти.
— Вы считаете, что этим человеком в данный момент являюсь я, Бетси?
Жаклин и Бетси обмениваются взглядами.
— Ты можешь им быть, — говорит Бетси. — Мы также рассматриваем кандидатуру Шон Джефферсон. Но это строго между нами.
— Конечно, — заверяю я их.
Шон Джефферсон?! Они не могут так со мной поступить! Я вспоминаю момент из фильма «Сокровища Сьерра-Мадре», когда все золото возвращается обратно в горы, а Тим Уолт и Уолтер Хастон сотрясаются от безумного смеха.
— Регина также думает, что Нэн Хотчкис могла бы заинтересоваться этим предложением, — говорит Вилма.
Господи, кто еще является претендентом на эту должность? Слабоумный почтовый клерк?
— Все они достойные люди, — говорю я и, отбросив ложную скромность, иду ва-банк. — Послушайте, я уверен, что справлюсь с этой работой. Я знаю ее. Я пришел раньше, чем Марк Ларкин, и работаю здесь дольше, чем Шон Джефферсон. И я не менее способный, чем Нэн Хотчкис. Вам нужен редактор, вы ищете человека, — я этот человек. Прямо перед вами.
— Хорошо, Зак, — говорит Бетси. — Приятно видеть уверенного в своих силах работника. Кто знает? Если бы ты проявил такую настойчивость раньше, то мог бы получить повышение еще несколько лет назад.
В течение нескольких недель мне говорят, что я приму на себя обязанности Марка Ларкина. Но не его должность. Кто въедет на священную землю его бывшего кабинета? Этот вопрос все еще находится на рассмотрении.
На следующий день после моего временного повышения я наталкиваюсь в коридоре на Вилли. Он выглядит немного посвежевшем. Я мгновенно понимаю, в чем тут дело: он стал лучше спать.
— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я его.
— Просто болтаюсь.
— Ага.
Тут я замечаю, как из-за ремня его брюк, глубоко врезавшись в далеко выступающий живот, выглядывает серый девятимиллиметровый «Глок».
— В это трудно поверить, правда? — говорит мне Айви вскоре после того, как было обнаружено тело Марка Ларкина.
— Особенно если учесть, что я виделся с ним всего два дня назад.
— Как ты думаешь, почему он сделал это?
Мы стоим в коридоре возле туалетов.
— Если честно, то даже представить не могу. Он мне казался вполне счастливым.
— Может быть, из-за того, что ему приходилось работать в тесном соседстве с тобой?
Мое лицо вытягивается:
— Ну-ка…
— Признайся мне… ведь ты ненавидел его.
— Я презирал его, но это не означает, что я рад его смерти.
— Ох, ну конечно.
— Давай сменим тему. Как у тебя с Тоддом? Все гладко?
— Вполне… Мы даже поговариваем о том, чтобы съехаться.
— Тебе не кажется, что вы немного спешите? Ведь вы работаете вместе и будете видеть друг друга девять часов в сутки на службе, а затем — пятнадцать часов дома, плюс все выходные. Неплохой способ быстро охладеть друг к другу.
— Ну, мы пока только говорим об этом, и все.
Может, мне подыскать для них квартиру, помочь в нее переехать и платить за нее аренду до тех пор, пока они не смогут даже видеть друг друга.
Может быть, у меня не того коллегу по работе убили?
Как-то Лесли подходит к моему столу и говорит:
— Признайся, ты сделал это?
— Да, я убил его.
— Я первым делом подумала на тебя, когда услышала новость. Сначала я решила, что Вилли пришиб бедолагу, но потом — что это сделал Зэки. Это блестяще.
— Но это самоубийство.
— Да. Полагаю, да. Но все равно это блестяще.
Все это произносится игривым тоном, ее узкая талия находится практически на уровне моей головы, лежащей на столе. Колин, наверное, заставляет ее ощущать себя никому не нужной — тем, что находится в трех тысячах миль, и тем, что прекратил свои визиты. Может быть, каким-то животным чувством — если оно в ней есть — она чует запах крови на моих руках от свежеубитой добычи, и это притягивает ее ко мне.
— Ты будешь навещать меня в тюрьме, Лесли?
— Это может быть забавным. — Она дважды прищелкивает языком и закатывает глаза.
Жаль, что, как только она остается без одежды, сразу становится безвольной и покладистой, как мидия.
— Да, мы могли бы просверлить отверстие в окошке комнаты для свиданий.
— Ладно, ладно, — заканчивает она разговор с поскучневшим лицом.
Она все такая же.
Похороны состоялись в Пенсильвании, и Вилма присутствовала на них в качестве нашей единственной посланницы. Это оказалось правдой: Марк Ларкин был когда-то Марком Либерманом, и его отец продает «хонды».
«Таймс» напечатал невыразительный некролог в три абзаца без фотографии. Это было примерно такое сообщение о смерти, когда всем известно, что человек погиб от СПИДа. «Марк Ларкин, редактор журнала „Ит“, скончался в возрасте 28 лет», — стояло в заголовке, а заканчивался некролог словами: «Его пережили отец, Герберт, мать, Эстель (проживающие в Ридли-Парк, Пенсильвания), и младшая сестра Тина». (Конечно, если бы я умер, то люди примерно то же самое сказали бы и обо мне: мужчина, редактор журнала, под сорок, никогда не был женат, детей не имел.)
Поминальная служба проводилась в небольшой церкви, расположенной где-то в районе Тридцатой улицы, и я на ней присутствовал. Как обычно, согласно регламенту «Версаля», все были в черном, но на этот раз повод оправдывал следование моде. Среди присутствующих были Мартин Стоукс, Лэнд с Ламбертом, Алекса Ван Дьюсен. Марджори, в модных солнцезащитных очках, не плакала, и никто не плакал.
Бетси разговаривала с кем-то, так же как и Мартин. Многие из присутствующих покашливали. Айви с Тоддом сидели вместе, но за руки не держались. Я поймал на себе пару быстрых взглядов Лесли.
Когда мы покидали церковь, я подкинул Алексе Ван Дьюсен идею одной статьи, и она ей понравилась.
— Что, ты не принесешь мне кофе? — спрашиваю я молодого Берстина.
— Я… я просто не уверен, что это входит в мои служебные обязанности.
В это время звонит телефон. Определив по сигналу, что это внешний вызов, я с небрежным изяществом поднимаю трубку после первого звонка: хлопаю по трубке так, что она подпрыгивает и оказывается в моей руке.
— Захарий Пост, — говорю я.
— Захарий Пост? — переспрашивает грубый голос.
— Да. Это он.
— Да, господин Пост, говорит детектив Том Марино из Мидтаун-Саус. Надеюсь, у вас найдется свободная минута?
— Минута? Найдется, конечно, — отвечаю я, и на слове «конечно» у меня пересыхает во рту.