Готовимся к заходу. Напряжение уже отступило, работаем спокойно, главное не дать спокойствию сбить себя с толку и упустить важные моменты в подготовке самолёта к посадке.
Диспетчер Нижнего Новгорода оказался более уступчив, и перед Сосновским отправил нас прямо к третьему развороту для захода на полосу 18, как мы и хотели. Теперь у нас вообще всё замечательно: погода отличная, самолёт снижается и приближается к цели, топливо есть, ситуация под полным контролем.
Без приключений долетаем до Стригино, возвращаем уставший самолёт на остывающую после жаркого дня полосу. Позволяю лайнеру докатиться до конца ВПП, где мягко притормаживаю и съезжаю по рулёжке налево в сторону перрона. Сергей щелкает тумблером, запуская ВСУ, я внутренне съеживаюсь, ожидая продолжение аналогии с памятным рейсом. Но нет, ВСУ успешно запустилась.
Заруливаем на стоянку, выключаем двигатели…
Снова беру микрофон в руки и делаю объявление в салон. Часть работы закончена, можно позволить усталости на несколько минут растечься по телу… Остаток топлива после заруливания 1160 килограммов. Так сказать, личный рекорд!
А далее нас ждёт напряжённая работа. Звонки в авиакомпанию, вызов представителя на борт, переговоры с аэропортом… Приглашаем посетить наш лайнер пограничников и таможенников – рейс ведь международный. И снова порадовался тому, что со мной в экипаже Серёга – я нагрузил его заботой о заправке и прочей бюрократии, а на себя взял работу с границей и таможней.
Аэропорт – спасибо! – отработал настолько оперативно, насколько это было возможно. После всех необходимых согласований к нам прибыл пожарный расчёт, подъехали два трапа, что позволило начать заправку с пассажирами на борту. Параллельно с нами таким же образом слева заправляют «эрбасик» уральцев, раньше нас совершивший посадку – тоже ушел на запасной.
Пассажиры вели себя молодцом, за исключением пары мужиков, которые нудели хуже избалованных девиц! Один был явно нетрезвым и всё пытался объяснить мне, командиру корабля, что «гроз в Москве на самом деле не было». Забавно, что он тут же добавлял: «Если мы сейчас полетим, то снова будут грозы. Зачем лететь, командир?»
Второй «мужик» возмущался, потрясая смартфоном: дескать, он только что в Интернете вычитал, что заправку с пассажирами на борту надо производить иначе. Я предложил ему написать в авиакомпанию свои соображения, почерпнутые из Интернета.
Некоторые интересовались возможностью «сойти» в Нижнем – они летели далее в Казань, и их вполне устраивал вариант добраться на такси. Я переадресовал их вопрос стражам границы, но те ответили отрицательно – по отдельности растаможить пассажиров и багаж нельзя, только целиком весь рейс.
Суть да дело, но примерно через час мы были готовы вылетать обратно, и это, поверьте, великолепный результат! Помогло то, что мы прилетели одними из первых, поэтому нас и успели обработать так оперативно. По просьбе ЦУП авиакомпании мы заправились с бо́льшим запасом, чтобы не искушать судьбу – погода в Москве не особо улучшилась.
А пока вокруг нас шла суета, один за другим присоседились ещё несколько бортов, в том числе и зелёный собрат, следовавший в Москву из Новосибирска.
Вылетать-то мы готовы, но окончательного разрешения нет. Подошёл к пограничникам:
– Ребят, если у вашей службы нет к нам вопросов, мы можем вылетать?
Пограничник взглянул на меня удивлённо:
– Так аэродром ведь закрылся!
Что значит «закрылся»???
Влетаю в кабину, вызываю по радио «Нижний-Транзит»… И в самом деле аэропорт закрыт – на полосе нашли вспучившуюся бетонную плиту, будут производить ремонт.
– Поня-а-атно… А до какого времени закрыт, не подскажете?
– Предварительно на два часа
Упс. Приплыли!
Опять аналогия с памятным полётом, только тогда подвел самолёт, а теперь – довольно редкий случай! – вспучилась бетонная плита на полосе. Повезло так повезло!
«А ведь кому-то могло и „повезти“ по-крупному – прилететь сюда на запасной на остатках керосина и узнать, что аэродром закрыт», – приходит мне в голову. Да, оказаться в небе в такой ситуации было бы очень невесело! Хороший шанс получить медаль… ну, если президент успеет опередить прокуратуру.
Смех и грех! Я лишь несколько минут назад радостно объявил пассажирам о том, что мы вылетим в ближайшее время. Как же я поторопился! Теперь надо снова брать микрофон и пытаться найти слова, чтобы объяснить сложившуюся ситуацию.
Слова я нашёл:
– Уважаемые пассажиры! Вы, конечно же, будете смеяться, но…
Ситуация сложна тем, что она трудно прогнозируемая. Аэропорт дал задержку на два часа, но мы-то не первый день в авиации… Летали, знаем! Плиту недостаточно уложить обратно, её надо залить раствором, дать время высохнуть… А сначала надо всё организовать: технику, людей. Процесс долгий, никто в аэропорту сейчас не возьмёт на себя ответственность спрогнозировать точное время окончания ремонта.
На первый план выходит фактор рабочего времени, за которым маячит проблема наличия пассажиров на борту, многие из которых уже хотят кушать, курить, да и попросту истомились в тесноте за часы полёта и ожидания. Дети измучились, а родители ещё больше…
Сидеть в самолёте нет резона. Прошу Сергея связаться с авиакомпанией, «провентилировать» вопрос с размещением в гостинице, пограничников прошу связаться с начальством – узнать, как скоро они смогут выполнить формальности, если мы примем решение всех высаживать, а сам выхожу в салон, чтобы лично ответить на вопросы и предупредить разброд и шатания. Наталкиваюсь на пассажира, что был не в себе, он уже немного протрезвел, но всё равно излил на меня все претензии, которые смог найти за это время:
– Что за фашизм? Мы прилетели в свою страну, а вы тут нас держите, не выпускаете!
И так далее, и тому подобное. Остальные пассажиры держались значительно достойнее.
Как обычно, мнения разделились: кто-то захотел уйти с самолёта, кто-то остаться… Кто-то крикнул о необходимости голосования, пришлось повысить голос и ещё раз спокойно, но твердо сказать, что решение будет принято одинаковое для всех – иных правил в данном случае нет.
Если «земля» нас примет, надо будет пройти процесс «растаможки» и пограничного контроля: и людей, включая экипаж, и всего багажа. Для этого надо будет всех отправить на «границу», чтобы формализовать своё возвращение на родину. Багаж с самолёта будет выгружен, пассажиры получат его в аэровокзале.
Надо принимать окончательное решение. Вариантов два: можно сидеть в самолёте следующие пару часов и надеяться, что полосу починят (ну-ну!), либо, основываясь на здравом сомнении в том, что это случится в разумные сроки, начинать процедуры растаможки.
Исхожу из худшей вероятности развития событий, выбираю второй вариант.
…Полосу не починили ни через два часа, ни через пять.
Хочется поблагодарить работников границы и таможни аэропорта Стригино за очень хорошее отношение и стремление помочь. Для них это была не самая привычная ситуация – растаможить чужой рейс, свалившийся как снег на голову, но в итоге мы все оказались в аэровокзале. Сначала увезли пассажиров, а мы закончили формальности, дождались «маршрутки» и тоже покинули самолёт.
Работать представителем авиакомпании бывает очень непросто
В представительстве авиакомпании ожидаемо жарко – в прямом и переносном смыслах. Кроме нашего рейса, в Нижнем приземлились ещё с десяток бортов, в том числе и «эрбасик» братской авиакомпании. Наши пассажиры ждут решения, а рядом толпятся пассажиры другой авиакомпании, периодически пытаясь протиснуться в представительство S7 Airlines – видимо, у нас объясняли лучше, чем у конкурентов.
Очевидно, что остаток рабочего времени не позволит нам улететь в Москву. По правилам, для того чтобы начать новую полётную смену, нам нужен отдых в гостинице (минимум десять часов), который должен обеспечить представитель авиакомпании.
Ох, как же несладко было представителям в тот вечер! Нас-то разместить в гостинице не проблема, а что делать с двумя сотнями пассажиров? В гостинице аэропорта комнат меньше! Повиснешь тут на двух телефонах одновременно…
Пока ждали размещения, я общался с пассажирами, хоть как-то помогая наземным коллегам – всё-таки слово человека в форме имеет вес. Порадовало то, что в своей массе пассажиры вели себя спокойно, вежливо, не кричали, не кидались с оскорблениями, как это часто случается в подобных ситуациях. Я верю, что не последнюю роль сыграла наша открытость – мы постоянно информировали о ситуации, показывали, что мы с ними в одной лодке, лично общались, не прятались в кабине за запертой дверью.
Да, только так и не иначе надо работать в подобных ситуациях!
Наконец около полуночи мы оказались в гостинице. Приветливая женщина на рецепции оформила нас максимально быстро, после чего мы пошли искать кафе в попытке утолить набежавший за эти часы голод.
Давненько я тут не был… пожалуй, с того самого случая, когда заночевал после не раз уже вспомнившегося ухода из-за гроз в 2007-м. Номер мне достался люксовый (я и не знал, что в этой гостинице такие есть), но мои коллеги вспоминали о своих комнатах с улыбкой.
Назад мы тоже улетали с приключениями.
Авиакомпания приняла решение, что для нас работа закончилась – мой экипаж вывезут на утреннем рейсе братской авиакомпании, доставив сюда же коллег, которые завершат эпопею нашего лайнера, вернув его в Москву. То есть отдыхать нам придётся меньше десяти часов, раз мы летим пассажирами к месту отдыха. Да, с точки зрения Минтранса, это законно.
Я было обрадовался скорой возможности оказаться дома… но не тут-то было! Бардак закончился (условно) только для нас, а в Москве локальный апокалипсис всё ещё продолжался. И хоть Домодедово он затронул в меньшей степени, чем Шереметьево, но всё же помучиться пришлось и пассажирам, и экипажам, и всем сотрудникам авиакомпании, управляющими полётами. После сбойной ситуации требуется время, чтобы авиакомпания восстановила нормальное расписание. А для нас сбой вылился в задержку с убытием, которую мы, к сожалению, не в полной мере смогли превратить в сон – поспать удалось не более двух часов, затем нас обрадовали, что надо срочно собираться и бежать в аэропорт, регистрироваться на рейс. В итоге очень долго сидели в аэровокзале в ожидании прибытия самолёта и оказались в Москве лишь около десяти часов утра.