– Кальмон-Мезон говорит, что нам пришлось поменять замки в саду. Вот еще незадача. Я распоряжусь, чтобы вам дали новый ключ. Я очень ценю ваш ум, дорогой мальчик. – Бийо протягивает мне руку. Его пожатие сильное, сухое, мозолистое. Он обхватывает мою руку обеими своими, словно заключая меня в плен. – Иметь власть – дело нелегкое, Жорж. Чтобы принимать жесткие решения, нужен характер. Но я уже видел все это прежде. Сегодня пресса не знает ничего, кроме Дрейфуса, Дрейфуса, Дрейфуса. Завтра, если не будет новых разоблачений, о нем забудут, вы сами увидите.
Прогноз Бийо относительно Дрейфуса и прессы оказывается верным. Так же неожиданно, как они подхватили эту тему, газеты потеряли интерес к узнику Чертова острова. С первых страниц его вытеснили известия о русском государственном визите, в особенности спекуляции на тему, во что будет одета царица. Но я о Дрейфусе не забываю.
Хотя мне нужно сказать Девернину, что нам не потребуются услуги Лемерсье-Пикара, так как наша идея ловушки не получила одобрения, я все равно продолжаю, насколько это в моих силах, расследование по Эстерхази. Разговариваю с отставным унтер-офицером Муло, который помнит, что копировал части артиллерийской инструкции для майора. Еще я встречаюсь с наставником Эстерхази в артиллерийской школе капитаном ле Рондом, который называет своего бывшего ученика подлецом: «Если встречу его на улице, руки ему не подам». Все это ложится в папку «Благодетель». Иногда в конце дня, перелистывая собранные материалы – «пти блю», фотографии наблюдения, заявления, – я говорю себе, что еще увижу его в тюрьме.
Но ключи от сада дворца де Бриенн мне так и не приносят: если мне нужно увидеть министра, то приходится просить об аудиенции. И хотя Бийо всегда сердечно принимает меня, я чувствую в нем некоторую сдержанность. То же самое относится к Буадефру и Гонзу. Они больше не доверяют мне, и они правы.
Однажды к концу сентября я поднимаюсь по лестнице в свой кабинет и вижу вдали в коридоре майора Анри, погруженного в разговор с Лотом и Грибленом. Анри стоит спиной ко мне, но широкие, плотные плечи и толстая шея узнаются так же, как если бы он стоял ко мне лицом. Лот замечает меня и стреляет в Анри остерегающим взглядом. Тот прекращает говорить и поворачивается. Все трое отдают мне честь.
– Майор Анри, – говорю я, – с возвращением. Как отдохнули?
Он изменился. Загорел, как, впрочем, и все остальные, кроме меня, но еще поменял стрижку – оставил короткий ежик, отчего стал меньше похож на лукавого фермера и больше – на пронырливого монаха. Есть и еще кое-что: я вижу в Анри новую энергию, словно все негативные силы, действовавшие внутри нашей маленькой группы, – подозрительность, неприязнь и тревога – слились в его вместительном теле и зарядили каким-то электричеством. Он их вожак. Мои риски – его возможности. Анри теперь опасен для меня. Все эти мысли мелькают у меня в голове за те мгновения, пока он салютует и, ухмыляясь, говорит:
– Мой отпуск прошел прекрасно, полковник, спасибо.
– Мне нужно ввести вас в курс дел.
– Когда вам будет угодно, полковник.
Я уже готов пригласить его к себе в кабинет, но неожиданно меняю решение.
– А знаете что… почему бы нам не выпить немного в конце дня?
– Выпить?
– Вас это удивляет?
– Только потому, что мы не выпивали прежде.
– Прискорбная ситуация, вам не кажется? Значит, нужно ее исправить. Сходим куда-нибудь вместе? Скажем, в пять часов?
В пять часов, как и договаривались, Анри стучит в мою дверь. Я беру фуражку, и мы идем на улицу.
– Вы куда хотите? – спрашивает он.
– Куда предложите. Я не частый посетитель баров в округе.
– Тогда «Рояль». Это избавит нас от необходимости думать.
Таверна «Рояль» – любимое заведение офицеров Генштаба. Я давно сюда не заглядывал. В этот час здесь тихо – всего два капитана выпивают у двери, бармен читает газету, официант вытирает столики. На стенах полковые фотографии, на дощатом полу – опилки, преобладающие цвета здесь: коричневый, медный и сепия. Анри чувствует себя в заведении как дома. Мы садимся за столик в углу, и он заказывает коньяк. Поскольку ничего лучше мне не приходит в голову, я тоже прошу принести мне коньяку.
– Оставьте нам бутылку, – говорит Анри официанту и предлагает мне сигарету.
Я отказываюсь. Он закуривает, и я вдруг понимаю, что какой-то причудливой части моего существа и в самом деле не хватало этого сукина сына. Так иногда человек проникается симпатией к чему-то знакомому, пусть даже уродливому. Анри – та самая армия, которой никогда не буду ни я, ни Лот, ни Буадефр. Когда солдат бежит с поля боя, именно такие, как Анри, могут заставить его вернуться и сражаться дальше.
– Так за что мы выпьем? – спрашивает он, поднимая бокал.
– Как насчет того, что мы оба любим? За армию.
– Отлично, – отвечает он. Мы чокаемся. – За армию!
Анри в один присест выпивает свою порцию, доливает мне, потом себе новую. Потягивает коньяк, глядя на меня над ребрышком бокала. У его небольших глаз серовато-грязный оттенок, они непрозрачные – я не могу читать по ним.
– Значит, дела в отделе идут неважно, полковник, если вы не против выслушать мое мнение.
– А я, пожалуй, закурю, если позволите, – говорю я. Он подталкивает ко мне по столешнице пачку сигарет. – И кто же в этом виноват, по вашему мнению?
– Не буду пальцем показывать. Просто говорю, что вижу.
Я закуриваю и играю со своим бокалом, двигаю его по столу, словно это шахматная фигура. При этом чувствую странное желание излить душу.
– Между нами, я никогда не хотел быть начальником этого отдела. Вы это знали? Шпионы наводили на меня ужас. Я получил этот пост случайно. Если бы я не знал Дрейфуса, то не участвовал бы в его аресте, а потом не оказался бы на заседаниях трибунала и разжаловании. К сожалению, у нашего начальства сложилось обо мне абсолютно неправильное представление.
– А какое правильное?
У Анри очень крепкие сигареты. Турецкие. Они обжигают мне ноздри.
– Я пересмотрел дело Дрейфуса.
– Да, Гриблен мне сказал, что вы забрали папку. Похоже, вы взбаламутили это дело.
– Генерал Буадефр пребывал в уверенности, что папка уничтожена. Оказывается, генерал Мерсье приказал полковнику Сандерру избавиться от нее.
– Я этого не знал. Полковник только сказал мне, чтобы я ее хранил.
– Почему, вы считаете, Сандерр не выполнил приказа?
– Спросите у него.
– Наверное, спрошу.
– Вы можете спрашивать у него что угодно, полковник, только ответов не получите. – Анри постукивает себя по виску. – Он сидит взаперти в Монтобане. Я столько проехал, чтобы его увидеть. Жалкое зрелище. – У Анри скорбный вид. Неожиданно он поднимает бокал. – За полковника Сандерра – за одного из лучших!
– За Сандерра, – отвечаю я, делая вид, что пью за его здоровье. – Но, как вы думаете, почему полковник сохранил папку?
– Думаю, он считал, что она может еще понадобиться, ведь именно на основании этих материалов и был приговорен Дрейфус.
– Вот только мы с вами оба знаем, что Дрейфус невиновен.
– Я бы не стал говорить об этом слишком громко, полковник… – Глаза Анри широко распахиваются. – В особенности здесь. Кое-кому из посетителей это может не понравиться.
Я окидываю бар взглядом. Он начинает заполняться. Подаюсь к Анри ближе и, понизив голос, говорю:
– «Бордеро» написал не Дрейфус. – Не знаю, жду ли я от него исповеди или сам ему исповедуюсь. Но какое-то очищение необходимо. – Его написал Эстерхази. Даже Бертийон говорит, что почерка абсолютно совпадают. И это начисто уничтожает все обвинения против Дрейфуса! Что же касается ваших секретных материалов…
Меня прерывает взрыв смеха за соседним столиком. Я раздраженно смотрю в ту сторону.
Анри теперь с очень серьезным видом внимательно изучает меня:
– Что вы хотели сказать о секретной папке?
– При всей моей симпатии, мой дорогой Анри, на Дрейфуса там указывает только тот факт, что итальянцы и немцы получали планы укреплений от кого-то, обозначенного инициалом «Д.». Я вас ни в чем не обвиняю: когда Дрейфуса задержали, ваша задача состояла в том, чтобы придать делу максимум убедительности. Но сегодня, когда нам известны факты об Эстерхази, все меняется. Теперь мы знаем: осужден был невиновный человек. И скажите мне, что мы должны делать, зная об этом? Просто молчать? – Я откидываюсь на стуле.
После долгой паузы, во время которой Анри продолжает разглядывать меня, слышу его вопрос:
– Вы у меня спрашиваете совета?
– Безусловно, – пожимаю плечами я. – Если у вас есть совет.
– Вы говорили об этом с Гонзом?
– Да.
– А с Буадефром? С Бийо?
– Да.
– И что они вам сказали?
– Оставить это.
– Тогда, бога ради, полковник, – шипит Анри, – оставьте это!
– Не могу.
– Почему?
– Я сделан из другого материала. Я не для таких дел поступил в армию.
– Тогда вы избрали не ту профессию, – недоуменно качает головой Анри. – Вы должны дать им то, что они хотят, полковник. Они ваши начальники.
– Несмотря на то, что Дрейфус невиновен?
– Ну вот, вы опять об этом! – Он оглядывается. Теперь наступает его очередь податься ко мне и говорить вполголоса. – Послушайте, полковник, я не знаю, виновен он или нет. И если откровенно, мне на это плевать, простите за грубость. В любом случае именно так должны к этому относиться и вы. Я выполнил приказ. Прикажите мне расстрелять человека, и я сделаю это. Если вы потом мне скажете, что перепутали имя… что ж, мне жаль, но это не моя вина. – Анри наливает нам обоим еще коньяка. – Хотите моего совета? Ну вот вам история. Когда мой полк был в Ханое, в казармах часто воровали. И вот однажды мой майор и я устроили ловушку и поймали вора на месте преступления. Оказалось, что он – сын полковника. Не знаю, зачем ему понадобилось воровать у таких же, как он, но он воровал. И вот мой майор – он был немного похож на вас, тоже немного идеалист, скажем так, – пожелал предать этого человека суду. Начальство не согласилось. Но он тем не менее довел дело до суда. Но военный трибунал не прислушался к доводам майора. Вора освободили. Это истинная история. – Анри подносит свой бокал к моему. – Вот вам армия, которую мы любим.