Естественно, что это сразу же определило неизбежное противостояние, как с командованием флота, так и с Временным правительством. Забегая вперед. Отметим, что это противостояние завершилось только после октября 1917 года. После съезда Центробалт был увеличен до 63 человек. При этом выборы производились тайным голосованием непосредственно командами кораблей и личным составом частей флота по норме 1 делегат от 1000 человек сроком на 3 месяца.
Из воспоминаний матроса-большевика Н.А. Ховрина: «В Центробалте шла усиленная подготовка к I съезду моряков Балтийского флота. Подбирали докладчиков, редактировали документы, которые должны были представить на утверждение съезда. К съезду готовилось и командование флота, намеревавшееся дать нам бой. Оно надеялось на поддержку представителей Ревельской и некоторых других военно-морских баз. Когда делегаты стали прибывать в Гельсингфорс, мы решили разместить ревельцев вместе с кронштадтцами, чтобы последние повлияли на оборончески настроенных матросов Ревеля. Но, несмотря на эту меру, очень волновались: все-таки эсеров, меньшевиков и беспартийных было больше. Всего в работе съезда участвовало около 250 моряков и 12 офицеров. Заседания проходили в актовом зале женской гимназии на Аркадской улице. Уже в первый день обстановка была напряженная. После вступительного слова П. Е. Дыбенко приступили к выборам президиума. Председателем неожиданно избрали ревизора с крейсера «Адмирал Макаров», члена Центробалта Л.К. Рубанина – ярко выраженного оборонца, всецело преданного Временному правительству. В ЦКБФ он не пользовался авторитетом. Заместителями Рубанина, или, как тогда говорили, товарищами председателя, стали Дыбенко и кронштадтский матрос большевик Н. Г. Маркин. Затем довольно остро заспорили о порядке дня. Представители командования настаивали, прежде всего, обсудить устав Центробалта. Дыбенко возражал, ссылаясь на то, что еще не приехал помощник Керенского лейтенант Лебедев. Его доводы показались вполне убедительными, поэтому занялись сначала Положением о судовых комитетах, разработанным Центробалтом.
Ревельцы попросили разрешения зачитать съезду наказ своих избирателей. Делегаты согласились заслушать его. Наказ был откровенно верноподданническим. Он призывал делегатов выразить полное доверие Временному правительству, оказать поддержку «Займу свободы», добиваться тесного единения и политического согласия матросов и офицеров. Слушая это «творение», большевики Центробалта недоуменно переглядывались. Об оборонческих настроениях ревельцев нам было известно. Но никто не предполагал, что влияние соглашателей на них так велико. Это еще раз подтверждало, что борьба на съезде предстоит нелегкая.
На второй день у Дыбенко не выдержали нервы – он попросил освободить его от обязанностей товарища председателя. Делегаты-большевики не одобрили его поступка, но делать было нечего – съезд уже принял его «отставку». Вскоре переизбрали и Рубанина. Вместо него выдвинули командира линкора «Андрей Первозванный» И. И. Лодыженского. Для нас это было хуже Лодыженский куда умнее и дальновиднее Рубанина.
Первый серьезный бой членам Центробалта пришлось выдержать при рассмотрении проекта Положения о судовых комитетах. К счастью, докладывал о нем Николай Маркин – человек, умевший говорить ярко и убедительно.
Он доказал, что этот документ необходим. Несмотря на то, что проект яростно ругали Рубанин и еще некоторые делегаты, съезд принял его за основу. Представители командования флота по этому вопросу предпочли уступить, чтобы всеми силами навалиться на устав Центробалта. Противников у нас оказалось много. Особенно старались Рубанин, Лодыженский и представители Ревеля. Споры разгорались по каждому пункту. Особенно подвергались критике первые два параграфа, закреплявшие руководящую роль Центробалта на флоте.
В разгар развернувшейся словесной баталии приехал помощник Керенского Лебедев. В партию эсеров этот человек вступил в предреволюционные годы, несколько лет провел в эмиграции. Когда началась война, он пошел добровольцем во французскую армию. Получив весть о свержении в России самодержавия, Лебедев поспешил домой. В Петрограде он появился в форме лейтенанта французской армии. В таком виде выступал на митингах и совещаниях. Руководство партии приметило бойкого лейтенанта. Весной 1917 года он уже возглавлял комиссию Петроградского Совета по морским делам, а вскоре стал помощником Керенского. Его избрали почетным председателем I съезда моряков Балтийского флота.
Приехав в Гельсингфорс и узнав, что устав Центробалта хотя и с поправками, но все же пункт за пунктом принимается, Лебедев разъярился. В притихший зал полетели угрозы, одна страшнее другой. От имени своего начальника лейтенант грозился немедленно разогнать Центробалт, если только устав будет принят. В зале возник шум. Делегаты были возмущены таким тоном и особенно попыткой запугать их. Раздались возгласы, далеко не лестные ни для Лебедева, ни для Керенского. Помощник министра окончательно вышел из себя. Потрясая кулаками, он закричал:
– Матросы! Что вижу я? Это же не организованный Балтийский флот, а анархистская банда!
Наверное, Лебедев потом пожалел об этих словах. В зале поднялась настоящая буря. Был момент, когда мне показалось, что незадачливого лейтенанта сейчас начнут бить. Но обошлось без скандала. Бледный и растерянный, Лебедев чуть ли не бегом покинул трибуну. Он настолько "пересолил", что делегаты, забыв о разногласиях между собой, дружно утвердили устав, а заодно и исключили Лебедева из почетных председателей съезда. Опростоволосившийся "лейтенант французской армии" немедленно покинул Гельсингфорс. Почуяв, что Центробалт становится грозной силой и способен со временем повести за собой весь флот, перед вооруженной мощью которого Петроград был, в сущности, беззащитен, Временное правительство забеспокоилось. Ополчась против устава Центробалта, оно, в конечном счете, боролось за то, чтобы пушки Балтфлота в решительный час были направлены в нужную ему сторону».
Из воспоминаний П.Е. Дыбенко: «К концу съезда прибыл Лебедев. Вскочив на трибуну, он, что называется, рвал и метал. Он усиленно подчеркивал, что принятие устава в таком виде означает непризнание правительства. Грозил немилостью А.Ф. Керенского и вынужденным роспуском съезда и Центробалта как вредных учреждений. Язык Лебедева оказался его же врагом. Он явно переборщил. Делегаты окрысились, а их еще больше подзадоривают выступавшие один за другим матросы с «Республики» и «Петропавловска». Как? Нами созванный съезд и избранный Центробалт будет разгонять нами же поставленный у власти министр! Разгонять нас, народных представителей! Нет! Этого моряки не допустят… Рассвирепели матросы. Лебедева исключили из списка почетных председателей съезда. Тут-то мы и перешли в решительное наступление. Предварительно принятый устав был поставлен на окончательное голосование. Приняли его почти единогласно. С этих пор немилость министра А.Ф. Керенского действительно стала витать над головами центробалтовцев. Но съезд целиком одобрил нашу работу и вынес резолюцию, что права Центробалта, выраженные в постановлениях съезда, моряки будут отстаивать в случае надобности силой оружия».
Лебедеву еще повезло, а то и приколоть штыками могли прямо у трибуны, с них бы сталось! Обратим внимание, что и на съезде в качестве своих боевиков «центробалтовцы» используют наиболее революционных друзей с «Республики» и «Петропавловска». Но самое любопытное, что, начав с взаимных приветствий, к концу съезда вопрос уже встал о вооруженном мятеже против правительства. При этом матросы зоб этом открыто заявляют властям, а те в бессилии лишь разводят руками. А что им еще остается делать, когда совладать в открытом противостоянии с Гельсингфорсом и Кронштадтом им не по зубам.
Матрос-большевик Н.Ф. Измайлов в своей книге воспоминаний «Центробалт в дни восстания» пишет следующее: «Я был избран в Центробалт в июне 1917 года в числе 13 человек от матросов Кронштадтской военно-морской базы. В эти выборы от Кронштадта в Центробалт были посланы в большинстве своем члены РСДРП (б): Баранов, Меркулов, Андреев, Гордеев, Никитин, Войцеш, Машкевич, Морейко и другие. В Центробалте я работал бессменным председателем военного отдела».
Любопытно, что от РСДРП (б) на съезд был отправлен мичман-большевик Ф.Ф. Раскольников, но его не пустили на трибуну. Даже спустя годы Ф.Ф. Раскольников вспоминал об этом с нескрываемой обидой: «На этом съезде безраздельной гегемонией пользовались двое морских офицеров: капитан 2 ранга Ладыженский и капитан 1ранга Муравьев, специалист по радиотелеграфному делу. На том заседании, на которое я заглянул, Ладыженский был председателем, а Муравьев выступал докладчиком и энергично участвовал в прениях. Наши партийные моряки во главе с тов. Дыбенко, участвуя в работе съезда, не придавали ему большого значения, и действительно, в истории флота этот съезд не сыграл никакой роли».
…А затем в Гельсингфорс пришло известие о том, что ответная делегация балтийцев на Черноморский флот, посланная в Севастополь для поднятия революционного настроя черноморцев, в полном составе там арестована. Съезд единодушно потребовал немедленно освобождения своих товарищей, грозя местью.
В условиях фактического флотского двоевластия, Центробалт попытался вмешаться в порядок чинопроизводства. 23 мая 1917 г. Центробалт принял постановление, что «воинские чины специалисты» (то есть матросы и унтер-офицеры, закончившие специальные школы), прослужившие не менее трех лет, могут быть произведены в прапорщики или подпоручики по адмиралтейству в соответствии с уровнем их общего образования. С одной стороны, это был хитрый ход – Центробалт, вроде бы, не претендовал на производство матросов и унтер-офицеров в мичмана военного времени, а лишь в прапорщики или подпоручики, причем не флота, а по адмиралтейству. С другой стороны, в соответствии с приказом от 8 мая прапорщики и подпоручики по адмиралтейству имели право претендовать на переименование в мичмана военного времени. В любом случае постановление Центробалта означало вмешательство в прерогативы высшей власти. Однако отменить это постановление особым приказом руководство морского ведомства не решилось. Таким образом, Центробалт получил возможность формирование собственного офицерского корпуса из преданных делу революции матросов и унтер-офицеров. Ход был достаточно умный и перспективный. Другое дело, что ход дальнейших событий не дал реализоваться задумке Центробалта в полной мере.