ись в понятии храбрости, то в настоящее время одного этого качества уже недостаточно. Теперь храбрость, при неуклонном порыве вперед, должна быть неотъемлемым свойством каждого нижнего чина, да и от него требуется понимание маневра своего.
От офицера же, помимо храбрости, требуется еще и уменье
Государство, чуткое к нуждам и личным интересам своей армии, вправе потребовать от нее высокого проявления мужества, исполнения своего долга, а от командного элемента — еще понимания исторических задач и полного сознания обстановки.
В настоящее время и на Юге, и на Западе, и на Востоке идет лихорадочная работа, и нам неуклонно надо стремиться, следуя постоянно вперед, увеличивать дистанцию
Армия — вечный часовой, который никогда не покидает своего поста. Постоянная бдительность и совершенствование на славу Великой Родины — вот ее обязанности; безопасность, величие и слава отечества — вот ее права!..
При том громадном значении, которое принадлежит уменью, весьма естественны требования, предъявляемые к офицеру в смысле постоянного совершенствования. «Только в могиле отдых» — вот лозунг военнослужащих.
Училище только подготавливает офицера к дальнейшей работе, указывает ему курс, которого следует держаться…
Если не изменяются основные начала военного дела, то меняется и совершенствуется техника, а следовательно, и приложение этих начал тоже неминуемо подвергается колебанию.
Вечная неутомимая работа, постоянная готовность ответить на вопросы времени — вот центр стремлений современного офицера. «Непрерывное образование себя науками с помощью чтения», постоянный учет приемов и средств своих, а пуще всего соседей — вот данные, при которых опасное «немогузнайство», а с ним и громадная ответственность перед родиной не будут иметь места.
Одного знания устава теперь далеко не достаточно; помимо того, что жизнь и действительность обгоняют его, следует не забывать, что «в уставах порядки писаны, а времен и случаев нет».
Немцы выиграли блестящую кампанию в 1870 году, имея Фридриховский устав. Несмотря на несвоевременность устава, тем не менее война не застала Пруссию врасплох. Ясно, что подготовка армии, выдержавшей такое славное испытание, базировалась не на уставах, а на стройной системе, отвечающей духу времени и данным оружия. Только постоянная упорная подготовка и планомерность работы могли создать такой прекрасный корпус командного состава с высокоразвитым чувством самодеятельности и взаимной выручки…
К сожалению, у нас иногда замечаются поразительные взгляды на военное дело.
Не так давно даже в печати проводилась мысль, что вся военная наука не двигается дальше устава и что только знание уставных требований и форм необходимо современному офицеру.
Отсюда ведь недалеко и до требований дать устав с годными на все случаи формами. Чего легче — дать рецепты на 5-10 случаев, изучить их и пригонять, не мудрствуя лукаво.
Но вот в том-то и беда, что одиннадцатый случай как раз может оказаться непредусмотренным.
Не хочется верить, что изгоняемая Суворовым в свое время «Повариха» находит спрос и в XX веке…
Возвращаясь к затронутому вопросу, нетрудно согласиться, что постоянная теоретическая подготовка, постоянное пребывание в курсе дела, доведенная до обязанностей находчивость при бесконечно разнообразных положениях — вот. пути, по которым неуклонно «следовать надлежит» каждому, кто имеет честь носить военный мундир.
Правильно поставленные тактические занятия наиболее отвечают условию успеха подготовки. <…>
Здесь должна совершаться работа другого характера: работа мысли, работа творчества и уменья разбираться в самых сложных деталях обстановки…
Современные сражения раскинулись на сотни верст. Никакие уставы, как бы они совершенны ни были, не могут предвидеть тех разнообразных положений, в которых может очутиться каждая часть.
Каждое дело, как бы оно мелко ни было, всегда носит отпечаток индивидуальности и как бы ни были разнообразны решения, но если они отвечают духу обстановки и принципам военного искусства, они всегда приводят к единому результату.
Ясно, что прогресс военного дела теперь требует от начальников всех степеней не только уменья выполнять уставные требования, но и знания тактики, знания современных приемов.
Постигать тайну этих приемов на опыте поздно и опасно. Если наука мирного времени требует только желания и часов, то в военное время она уже вызывает жертвы. Нет ничего бессмысленнее бесцельно утраченной жизни!
Победа окупается не числом жертв, а сознанием идти в бой «не для борьбы, а только для победы»…
Современный бой построен на самодеятельности частных начальников. Недаром минувшую кампанию называют войной капитанов, а тактику настоящего тактикой директив и разумной инициативы. Отсюда ясно, насколько приобретает значение ориентировка всех начальников от мала до велика и основной идее операции.
Теперь для того чтобы каждый понимал свой маневр, недостаточно распределить роли и поставить задачи каждому. Обстановка на войне капризна, «Его Величество случай» — неуловим…
Может статься, что поставленная час тому назад задача окажется несоответствующей; может статься, что целый ряд данных потребует иного выполнения, от которого выиграет общая цель, решится участь боя. <…>
В силу высказанных условий, теперь от офицера требуется при безусловном понимании своих обязанностей «смотреть дальше своей роты и батальона»…
Почему необходимо, чтобы и тактические занятия получили более широкий масштаб.
Мне скажут, какая польза решать младшему офицеру задачи на отряды больше батальона, когда его деятельность ограничена полуротой. Но ведь в каждом деле работа будет продуктивна тогда, когда понят весь сложный механизм его
Лучшим из способов тактических занятий следует безусловно признать военную игру. Дабы привлечь к работе всех, отряды в заданиях должны быть силой не менее дивизий, так как только тогда станет понятен весь сложный механизм современного боя. <…>
Сущность высказанных суждений слишком велика для нашего дела, чтобы его игнорировать, и если бы мне даже и не удалось положительно разрешить затронутый вопрос, все же я уверен, что осуществление его принадлежит недалекому будущему. Высказанные по этому поводу мнения более компетентных лиц, испытанных опытом, помогут разобраться в сложности его, и чем скорее это будет, тем лучше.
В военном деле все должно быть ясно и прочно.
В горячем стремлении современной офицерской массы к совершенствованию сомневаться нельзя… Жизнь предъявляет слишком огромные требования, чтобы оставаться инертным; мировые события слишком сложны и непредвиденны, чтобы не прислушиваться к ним…
Неудержимое стремление во всем вперед и постоянная готовность — вот единственно надежный щит вечно бодрствующей неожиданности!
Д. Аничков. Офицерский вопрос в современной армии
Значение офицера в современной армии более чем ясно: хорош корпус офицеров — и армия непобедима плохи офицеры — впереди новые Мукдены и Цусимы…
И вот для создания этого необходимого для армии доблестного офицерского корпуса государство не должно жалеть средств, ибо затраты эти окупятся сторицею. Наоборот, экономия тут недопустима и приведет лишь к новой катастрофе. Но как наилучшим путем использовать средства? Как и куда направить их, дабы на затраченный капитал получить наивысший процент?
Для достижения наилучших результатов, нам кажется, необходимо придерживаться следующего.
Прежде всего корпус офицеров должен быть однороден, дабы каждый офицер, гвардейский и армейский, служащий в строю, имел одинаковые шансы на повышение в чинах. Разделение офицеров на будущих генералов и заранее обреченных дотянуть лямку лишь до первого штаб-офицерского чина, да и то «с увольнением», в сущности, неправильно и даже теорией осуждается как система нежелательная. С постепенным переформированием юнкерских училищ в военные однородность эта, впрочем, мало-помалу достигается естественным путем.
Уменьшение числа офицеров путем расширения института подпрапорщиков, которым с успехом и могут быть переданы некоторые функции офицера без ущерба для дела (напр., гимнастика, маршировка, ружейные приемы) при непременном условии высшего наблюдения и контроля со стороны офицера. Подпрапорщики не являются суррогатом офицерства вроде, напр., прапорщиков запаса, ибо они продолжают числиться нижними чинами и дальше фельдфебеля или взводного не могут подняться (что совершенно правильно и должно быть сохранено как необходимое условие существования этого института). Они просто «помощники офицера» и как таковые весьма полезны.
Подъем умственного и нравственного уровня офицерской среды, создание типа офицера-идеалиста, офицера-фанатика своего дела, но не узкого специалиста, а широко и всесторонне образованного офицера-гражданина в высоком смысле этого слова. Такой тип должен вырабатываться школой, в которую должны поступать исключительно «охотники», любители военного дела, серьезно им интересующиеся, способные отдать ему все свои силы, умственные и физические. Но кроме «охоты», необходимо еще нечто, а именно значительное умственное развитие, при наличности коего только и возможно идейное отношение к делу, вера в принцип и высокое чувство гражданского долга. Оба эти условия, — и любовь к военному ремеслу, и умственное развитие будущего офицера, — достижимы лишь при соблюдении третьего условия, столь же необходимого, по нашему глубокому убеждению, как и первые два. Это третье условие — поступление в военную школу не в детские годы, когда наклонности ребенка еще не определились, а в более или менее зрелом возрасте, когда среднее образование уже вполне закончено и умственное развитие юноши доведено до достаточной высоты.
Существует вполне правильное мнение, что задача средней школы — общее, отнюдь не специальное образование, развитие ума, подготовка к дальнейшему высшему или специальному образованию. Так смотрят на гимназию в министерстве народного просвещения, такая точка зрения существует и за границей. Это принцип совершенно правильный, всеми специалистами признанный за незыблемый закон, и отступать от него по меньшей мере неблагоразумно. В «эпоху великих реформ» мысль эта была понятна и отчасти осуществлена гениальным Милютиным, переименовавшим общие классы корпусов в «военные гимназии». Эти новые средние военно-учебные заведения явились тогда новыми не только по названию: в них изменена была программа, приравненная к курсу реальных училищ, в них уничтожена была та кадетская закваска, которая вместе с традиционной шагистикой должна была отойти в область преданий; в них совершенно изменился взгляд на воспитание, и мертвая поверхностная «муштра» уступила место более вдумчивому отношению воспитательского персонала к учащимся, в основу коего легли совершенно иные принципы. Словом, из казармы, с ее специфическим запахом, какой был тогдашний кадетский корпус, выработался тип учебного заведения, прекрасно обставленног