По-видимому, противник никак не ожидал нашего нападения. Сторожевое охранение красных моментально отошло назад. Когда наша цепь находилась уже в семидесяти шагах от полустанка, оправившийся после первой паники неприятель с криком «Ура!» открыл беспорядочный бешеный пулеметный и ружейный огонь. Моя редкая цепь залегла. Появляются раненые. Пятидесяти спешенным драгунам и кубанцам немыслимо выбить из полустанка в десять раз сильнейшего противника. Красные не решаются перейти в контратаку. Всю ночь продолжается редкая перестрелка. В четыре часа утра отходим к коноводам. На рассвете получаю приказание, задерживая движение противника, отходить к станции Колай.
После недолгого отдыха в Грамматикове эскадрон с арьергардными боями двигается к Владиславовке, куда прибыл в пасхальную ночь. Заботами ротмистра Левицкого нам прислано по красному яичку, кое-что выпить и разговеться. После христосования с эскадроном и трехчасового сна опять бой. Отходим к Ак-Манайским позициям.
Здесь заканчивается первый двухмесячный период действий эскадрона, которому пришлось в момент формирования, под натиском красных, после упорных боев, в которых нужно было еще и воспитывать драгун, участвовать в общем отходе в Крым и дальше к Ак-Манаю. Теперь это была уже крепкая своею внутренней спайкою часть, блестяще выполнявшая все боевые задачи.
Н. Главацкий[471]ОТ АЗОВСКОГО МОРЯ ДО КУРСКОЙ ГУБЕРНИИ – ТУДА И ОБРАТНО(воспоминания о походе лейб-гвардии Драгунского эскадрона Добровольческой и Русской Армии в 1919-м и 1920 годах)[472]
То, что я описываю, не является точной исторической справкой и никоим образом историей участия лейб-драгун в так называемом Белом движении быть не может.
Я набросал, по возможности в хронологическом порядке, отрывки своих личных воспоминаний. В них восстановил в своей памяти двухлетнее усилие группы кадровых господ офицеров лейб-гвардии Драгунского полка, под руководством покойного полковника Владимира Петровича Римского-Корсакова, создать снова свой родной полк, а также описать те боевые задачи, которые выпали на долю лейб-гвардии Драгунских эскадронов в составе Добровольческой и затем Русской Армии. Пятимесячная болезнь зимой 1919 года, а затем длительные командировки оторвали меня от походной жизни лейб-драгун на долгий промежуток времени, почему записки мои обнимают лишь незначительный период боевых действий, в которых принимал личное участие, т. е. период времени от апреля до сентября 1919 года в Добровольческой армии.
В боевых действиях лейб-гвардии Драгунского эскадрона, или так называемого 8-го эскадрона Сводно-гвардейского кавалерийского полка Русской Армии, в 1920 году я почти участия не принимал, почему ограничиваюсь лишь кратким перечнем событий этого времени, в котором лейб-драгуны потеряли убитыми, ранеными и пропавшими без вести три четверти своего состава.
8 апреля 1919 года, после долгих скитаний, связанных с гетманской эпопеей на Юге России, повинуясь предписанию полковника Римского-Корсакова явиться в лейб-гвардии Драгунский эскадрон, я наконец прибыл на его место стоянки – село Каманай, у Азовского моря. Он в это время входил в состав правого боевого участка Сводно-гвардейского батальона, занявшего, под командой полковника Зайцева, а затем полковника Стесселя[473], боевую линию от железнодорожного пути Керчь—Владиславовка на юг до Азовского моря. Обстановка была следующая: в марте, под натиском красных, после упорных боев, Сводно-гвардейский батальон генерала Тилло[474] вошел в состав дивизии пресловутого генерала Слащова Азовской группы генерала Боровского и занял правый боевой участок Ак-Манайской позиции. В частности, лейб-гвардии Драгунскому эскадрону было приказано нести службу связи в боевых участках дивизии и охранять Азовское море и выход на Арабатскую Стрелку. В момент моего прибытия эскадрон состоял из 7 господ офицеров, под командой полковника Римского-Корсакова, из немцев, колонистов богатой колонии Гальбштадт Бердянского уезда. Колонисты дали лучших своих людей и лошадей-полукровок, а также разнообразные седла и убор. Винтовки, пулеметы, пики и шашки были доставлены трудами господ офицеров из Керчи и отбиты в боях у красных в Северной Таврии.
В низкой полуразрушенной татарской мазаной хате застал я отдыхавшими на полу после дневного утомительного перехода полковника Римского-Корсакова и его офицеров, братьев Озеровых, поручика Николая и корнета Алексея Алексеевичей, сотника Влад. Алекс. Гевлича (лейб-драгуна 80-х годов) и прикомандированных подпоручиков Долгово-Сабурова и Ив. Алекс. Зеленого (брата полковника) и корнета Гаусмана (двоюродного брата штабс-ротмистра Г.Л. Дитца). В то время, кроме них, находились в командировках в Керчи: полковник Ю.М. Левицкий и ротмистр Плат. Алекс. Бок, а в Бердянске – в период формирования при 2-м пешем эскадроне – полковник Ал. Ал. Зеленой (командир 2-го эскадрона), ротмистр граф Андрей Львович Толстой и прикомандированный корнет Бубнов.
Первую же ночь на 9 апреля спать не пришлось. На рассвете все повскочили и по тревоге приготовились к бою. У самой деревни поднялась оживленная ружейная трескотня, к которой вскоре приобщилась пулеметная дробь и орудийная стрельба. В то же время из штаба гвардейской пехоты было получено донесение, что значительные цепи красных двигаются на Ак-Манайскую проволоку, особенно напирая на железнодорожную линию. Начавшийся артиллерийский бой со стороны наших батарей полковника Плюцинского[475] и обстрел с моря судовыми орудиями англичан с бортов стоявшего вблизи Ак-Маная крейсера «Калипсо», двух английских мониторов и французской канонерки внес панику среди большевиков сразу и дал нашим частям возможность отстоять свои позиции. Тем не менее около сотни красных пехотинцев бросились на станцию Ак-Манай, с очевидной целью зайти во фланг и закрыть собой Арабатский проход для своих тылов. Его-то и решил немедленно атаковать с эскадроном полковник Римский-Корсаков.
Отойдя рысью в лощину, версты за три, к каменоломням, у самого морского берега развернулись лейб-драгуны, ожидая приказания к атаке своего командира. Впереди, на холме, замерла широкая спина, на сером коне, с поднятой шашкой, как на учении, рядом маленький силуэт его неизменного адъютанта, корнета Алексея Озерова, на мохнатой татарской лошади, и родной красно-белый флюгер колеблется ветром. Мгновение – шашка сверкнула на солнце и опустилась, показав направление. Мчимся во весь дух из лощины, с шашками наголо, кое у кого – у весьма немногих – пики к бою, а у некоторых винтовки в руках по татарскому образцу. Неумелые руки керченских гимназистов вцепились в повод, и лошадей они удержать уже не в силах. Пули щелкают все чаще и чаще. Свист кругом – нельзя разобрать, где пуля, где свистит пролетающий скворец, кстати, поразительно подражающий звуку летящей пули. Несколько минут – и мы влетели в околицу Ак-Маная и обогнули станцию. Деревня снова в наших руках. Огневой бой кончен, красные бежали, оставив много убитых. Со стороны добровольцев потерь почти нет. У преображенцев с десяток убитых и раненых. У лейб-драгун трофеи следующие: три красных солдата железнодорожного советского полка зарублены во время атаки. Их трупы валяются у самой околицы. Вольноопределяющийся из Бердянска наотмашь зарубил на ходу одного из них и вмиг отобрал у него наган с патронной лентой. У нас четверо раненых, из коих один колонист тяжело, пулей в шею. К вечеру, снова в том же татарском доме, спешно залечиваются сделанные атакой хозяйственные раны – чинится амуниция, чистят винтовки. Готовятся к возможному повторению предыдущего, учитывая стремление красных из прибывшего свежего отряда матроса Дыбенко во что бы то ни стало подарить ему Ак-Манайские позиции, прикрывающие богатый для грабежа Керченский район.
Таким образом, в постоянном ожидании нового наступления на Ак-Манай, как сообщают сведения контрразведки у квартирмейстера полковника Генерального штаба Аметистова, пробыли лейб-драгуны в Ак-Манае до 6 мая. В это время произошли внутренние изменения в боевой группировке Азовского отряда генерала Боровского. Вместо ушедшей в Керчь на подавление вспыхнувших там нападений бандитов из каменоломен по указке большевиков гвардейской пехоты полковника Стесселя, его сменили части Сводно-Кавказского кавалерийского полка полковника П.В. Попова. Все конные части (кирасиры и драгуны) вошли в состав конной бригады вновь назначенного полковника Миклашевского. Последний сменил со своим штабом дивизию генерала Слащова, переброшенную на железную дорогу, в Донецкий каменноугольный район, в группу генерала Май-Маевского. Боевую службу лейб-драгуны несли ту же, изредка с одобрения нового штаба (полковника Шукевича) посылали разъезды, пройдя верст 30, доносили, что охранение красных матросов занимает высоты у села Чакрак (60 верст с северу по стрелке), а до последнего населенного пункта участки солеварен совершенно свободны. Только раз, а именно наутро 30 апреля, появившаяся группа, слой около двух эскадронов, была встречена пулеметным огнем Северских застав и сейчас же ушла по стрелке обратно.
Попытка красной пехоты в конце апреля завладеть железнодорожной линией была снова отбита снарядами судовых союзных орудий, с большими потерями. Лейб-драгуны отходили на этот раз снова в каменоломни у моря, и вернулись в Ак-Манай на следующий день без боя.
В апреле прибывают в эскадрон ротмистр Коптев, полковник Александровский и корнет Келеповский. Сотник Гевлич командирован в Бердянск во 2-й эскадрон. Ротмистр Коптев командирован в Екатеринодар.
4 мая лично прибывший в Ак-Манай начальник штаба полковник Шукевич передает приказ о наступлении вновь сформированного так называемого Арабатского отряда под командою полковника Римского-Корсакова. Отряд этот, состоящий из лейб-гвардии Драгунского эскадрона с приданным ему пешим полуэскадроном Сводно-кирасирского полка, кирасир Ее Величества (поручика Максимова), двумя катерами, «Барабанщиком» и «Верой», вооруженными легкой пушкой и 4 пулеметами (плоскодонные, они должны двигаться по мелкому Сивашу); со стороны Азовского моря отряду должны содействовать огнем и всячески помогать связью с английской эскадрой, передвигающейся на север вдоль стрелки, параллельно движению Арабатского отряда, вооруженные пароходы «Гидра» и «Граф Игнатьев».