Полковник Римский спешно посылает меня в Керчь к начальнику гарнизона, генералу Ходаковскому[476], выпросить из арсенала оружие, а у «мага и чародея», преображенца полковника Моллера (заведующий хозяйством Сводно-гвардейского батальона), «вымолить возможно больше денег на покрытие старых авансовых счетов, а то постоянно меняющееся и, когда нужно, исчезающее интендантство (полковник Рейнгард) ни денег, ни довольствия не отпускает – мы-де, мол, дивизии больше не принадлежим, – новых снабжающих бригаду учреждений еще не создано», лейб-драгуны замечательно метко ищут источник снабжения. Пробыв 2 дня в Керчи, я получил, после бурного объяснения с генералом Ходаковским, штук 30 разных ружей и патронов к ним вполне достаточное количество. «Маг и чародей» ухитрился найти возможным выдать нам около ста тысяч донских купюр в счет авансовых счетов.
14 мая я спешно догонял с несколькими дружно приставшими ко мне добровольцами-гимназистами и призывными из Ак-Маная отряд по стрелке. Догнать лишь его удалось в Чакраке, а без меня произошло следующее печальное событие, рассказанное мне очевидцами. 6 мая, согласно положенному, бригада полковника Миклашевского, поддержанная с севера Симферопольским и Феодосьевским полками[477], перешла в наступление к Грамматикову. Терпя сразу большие потери (между ними ранены сам полковник Миклашевский и полковник Попов), бригада и пехота штыковым ударом заняла Владиславовку и Грамматиково. На 3-й день уже с боем шла на Джанкой…
Крымский конный[478] (полковник Туган-Барановский[479]), Сводно-Кавказский (полковник князь Чавчавадзе) и Кирасирский (полковник Данилов) полки атаковали с юга и занимали весь район до Феодосии.
Отряд полковника Римского, выдвинув полуэскадрон полковника Александровского головной заставой и перетащив волоком через стрелку в Сиваш катер «Барабанщик» и еще другой, сделал в первый же день 30 верст без боя.
На рассвете полуэскадрон, шедший в голове, обстреляв заставу красных, отбросил их к Чакраку. 10-го, после перестрелки, длившейся сутки, красные, занимавшие высоты к северу от Чакрака, отошли за Сиваш, а полуэскадрон занял деревню. Штаб отряда расположился в доме гостеприимного священника. Полуэскадрон полковника Александровского 11 мая, выдвинув охранение несколько пеших постов вдоль Сиваша и поперек стрелки, занял к вечеру хутор Чабаненко (8 верст к северу от села Чакрак). В сумерки посты проверил поручик Озеров и остался на самом важном – левофланговом. В хуторе, вместе с полковником Александровским, оставался его младший офицер корнет Келеповский. У самого хутора случайно стал с 2 «гочкисами» и 4 пулеметами пароход «Гидра», под командой мичмана Севастьянова[480], с 12 человеками экипажа. Англичане оставались еле видными в море точками. Пароходы «Вера» и «Граф Игнатьев» и катера на Сиваше были задержаны на линии села Чакрак. Кирасирский полуэскадрон, выступивший пешком, был еще на полпути.
В 11-м часу ночи посты открыли стрельбу, и загрохотали залпы и пулеметы со стороны Сиваша. Со среднего поста прибежал лейб-драгун и донес, что впереди наступает цепью большевистский десант, силой человек в 300. Как они высадились на берег и неслышно подошли, не удалось вовремя заметить, так как стояла абсолютно черная ночь, а ветер дул на Сиваш. Тотчас же заняв окружающий хутор, частокол и лошадей спрятав во дворе, где было два выхода, полковник Александровский открыл огонь пачками. В то же время в самый центр большевиков было выпущено по личному почину мичмана Севастьянова, сразу оценившего обстановку, несколько очередей и пушек и пулеметных лент. Результат получился поразительный. Опешившие красные, думая уже забрать кадет голыми руками, дрогнули и, повернув, стали палить пачками друг в друга, в упор, ничего не видя в темноте. Драгуны, оставив лошадей во дворе, отошли к морю, а несколько даже влезли в воду. Удачно проскочивший назад конный ординарец успел сообщить о случившемся в Чакраке, и главные силы сейчас же вышли на выручку. Большевики под продолжавшимся дождем пуль из «Гидры» и залпов из-за частокола со стороны драгун, теряя и от собственных пуль своих, бежали на Сиваш, торопясь уплыть на ту сторону, и побросали своих раненых и убитых. В яме, у самого хутора, был подобран тяжело раненный пулей в бедро поручик Озеров. Четыре драгуна, из них унтер-офицер из бердянских вольноопределяющихся, первый заметивший вплотную красных дозорных, были убиты. Чудом спаслись благодаря панике среди красных и умелому огню «Гидры» лейб-драгуны. Этим столкновением отряд был подготовлен к дальнейшему удачному выходу из стрелки. Озеров, отправленный английской моторной лодкой в керченский госпиталь, стал медленно поправляться.
15 мая торжественно хоронили, вместе с собравшимся отовсюду населением Чакрака, лейб-драгуны своих убитых на сельском кладбище. 16-го и 17-го стояли на прежнем месте, а 18-го, к вечеру, я был выслан с тем же слегка освеженным полуэскадроном на Геническ. В эти дни, по желанию командира английского миноносца, в моем присутствии последний произвел вдоль стрелки боевую стрельбу, согласованную с орудиями сзади стоявшего монитора. Вышедшее с белым флагом население хуторов, а также отсутствие красных по линии стрелки к северу этим опытом вполне подтвердилось. Правда, в ночь на 15-е большевики снова пытались подойти, но пущенная вахмистром эскадрона Б.А. Боком из английского прибора красная ракета подняла снова такую адскую пулеметную стрельбу, что большевики снова повернули и на этот раз. В поле подобрали три трупа с красными звездами на шапках, но без оружия.
17 мая полуэскадрон полковника Александровского в сумерки прошел отделявшие нас 12 верст, предупрежденный жителем Геническа, что город свободен, занял его без боя. Он доносил одновременно, что у узловой станции Ново-Алексеевка (10 верст к северу от Геническа) слышны сильные взрывы и глухой частый артиллерийский гул. Стало очевидно, что большевики, теснимые и с юга, и со стороны Джанкоя спешно занимавшими его симферопольцами, бегут, уничтожая заготовленные здесь склады. Надо было торопиться, чтобы, заняв Ново-Алексеевку, попытаться перерезать путь на запад хвосту красных обозов. Тотчас же войдя в город, выслан взвод только что прибывшего из Новороссийска поручика графа В.И. Беннигсена[481] на Ново-Алексеевку (10 верст), а другой взвод, корнета Келеповского, двигается для охранения Геническа с севера. Через 2 часа, ночью, первое донесение, и чрезвычайно подробное, поручика графа Беннигсена говорит нам, что на Ново-Алексеевке брошен целый громадный состав, частью перекинутый на путях. В нем большевики оставили отряду несколько вагонов муки и фуража в зерне, вагон сахару, длинную пушку без замка, несколько пулеметов Максима, ящики с патронами, а у взорванной ими водокачки много интендантского типа повозок и двуколок. К тому же времени Келеповский донес, что двигающийся со стороны Джанкоя красный бронепоезд все время стреляет из орудия и пулеметов. Он, по-видимому, застрял на путях и находится в безвыходном положении, а потому, верно, расстреливает свои патроны.
Посланные по линии железной дороги в его направлении из Ново-Алексеевки четыре охранника с инструментами разобрали пути верстах в восьми, на уклоне. Действительно, уже утром наши конные разведчики обнаружили далеко впереди перекинутые платформы с красным броневиком и 2 пулеметами без замков, большевистская прислуга убежала – ее и след простыл, и ближайшие поиски ни к чему не привели.
Весь день проходит в погрузке и доставке специальным паровозом из Геническа, из Алексеевки оставленного красными имущества и продовольствия, а далее раздача муки и сахара нуждающемуся населению, по указанию городского головы, прибывшего из Геническа и назначенного комендантом отряда – ротмистром П.А. Боком.
Следующие два дня посвящены исправлению и освежению обозных двуколок, конской мобилизации (набрано в обмен на некоторых старых – 30 свежих лошадей двух категорий – в строй и в обоз). Заодно и забрали какого-то классного заводского производителя, из-за которого, по жалобе владельца, пошла из штаба армии бесконечная криминальная переписка. Лихой мичман Севастьянов, начальник «Гидры», отобрал у местной еврейки какие-то ценные зубоврачебные инструменты, пригрозив ей немедленной смертью. Все это было объяснено шуткой, и инструменты были возвращены. Затем несколько скандалов расшалившейся молодежи, и стоянка победителей пришла к концу.
Эскадрон двинулся в Мелитопольский уезд, пересекая его через Аскания-Нова (Фальцфейновский зоопарк) на берег Днепра, к востоку от Казовки. Днепр становится отныне и надолго нашей оборонительной линией.
По дороге доходят от доброжелательного населения ближайших сел Мелитопольского уезда сведения, что в районе Верхне- и Нижнесерагозских волостей некто, именующий себя, а может быть, и сам кровавый батька Махно, – спешно, под угрозой немедленной смерти, забирает все хорошие легкие повозки (впоследствии окрещенные тачанками) и лошадей, а также горсточки каких-то «батьковцев» терроризируют крестьян и грабят хутора побогаче. Командующий бригадой полковник Барбович (заместитель Миклашевского) немедленно отправляет эскадрон, во главе с полковником Александровским, в села Верхние и Нижние Серагозы и далее, через Ново-Константиновку, в район станции Пришиб – в известную своими большевистскими симпатиями богатую и обширную слободу Ново-Михайловку. По пути, произведя набор военно-конской повинности у населения большевиствующих Серагоз, лейб-драгуны, не найдя никаких следов батьки Махно, через ряд разоренных усадеб прибывают 21-го в Ново-Михайловскую слободу. Здесь и происходит торжественное подчинение лейб-драгун 2-му Сводно-гвардейскому кавалерийскому полку – отныне в виде 3-го дивизиона