Пройдя верст 6, полк втянулся в густую рощу. Лейб-драгуны, конногренадеры и уланы Его Величества, произведя усиленное спешивание, вытянулись в цепь. Оба Кирасирских эскадрона остаются в виде резерва и прикрытия к коноводам.
Цепи, выйдя из рощи, встречают отходящую редкую цепь одесских улан, которые, постепенно собрав своих людей, занимают участок правее лейб-драгун. Со стороны красных огонь довольно слабый, ясно чувствуется, что цели у них нет. Мне был придан пулемет кирасир Его Величества, под командой корнета Сомова. Выбрав хорошую позицию с широким обстрелом, я просил пулеметчиков занять ее и поддержать нас огнем при нашем наступлении. Вскоре через наши головы полетели снаряды красных, ясно были видны разрывы над коноводами. Настроение в эскадроне было прекрасное, после сравнительно долгого бездействия люди рвались в бой в полном смысле этого слова, и, получив приказание к наступлению, драгуны с криком «Ура!» бросились вперед, ответом на что был сильнейший фронтовый и временами фланговый огонь красных. Выйдя из кустарников, всюду стали виднеться цепи противника. Одновременно с этим справа по цепи передают: корнет Сомов и наводчик-кирасир ранены.
Благодаря сильному огню и изнывая от жары и глубокого песка, цепь наша залегла. Надо отдать справедливость, красные стойко держались на своих позициях, несмотря на то что расстояние между нами значительно сблизилось. В это время со мной, пишущим эти строки, произошел следующий случай: находясь во взводе, как я уже сказал, на самом правом фланге эскадрона и полка, я невольно должен был поддерживать связь с правонаходящимися от меня, приблизительно в полуверсте, одесскими уланами[496]. Воспользовавшись, что наши цепи залегли, я по канаве пошел вправо, желая установить хотя бы видимую связь с уланами; отойдя шагов 250 от своего взвода, я невольно в остолбенении остановился, увидев в 30—40 шагах от себя одного лежащего и другого стоящего на коленях большевиков; они над чем-то возились и, очевидно, меня не сразу заметили. Все это было столь неожиданно, и, сознавая, что я совершенно один, я чисто машинально выстрелил из винтовки, но промахнулся, и, желая дослать следующий патрон, получилось заклинение; бросив винтовку, я стал доставать из кобуры револьвер, но меткий выстрел моего взводного старшего унтер-офицера Миронова, идущего, как потом оказалось, следом за мной, предупредил мое желание, сбив наповал красноармейца, попав ему немного выше правого уха, другой же бросился бежать в кусты.
Подойдя, мы нашли пулемет, замаскированный зеленью, который, как трофей, был отправлен к коноводам. В это время дружный крик «Ура!» 1-го взвода ротмистра Коптева поднял за собою весь эскадрон, и люди неудержимо бросились вперед. Красные не выдержали и, бросая свои позиции, стали отступать, местами переходя в паническое бегство.
Не прошло и двух-трех минут, по цепи передают: ротмистр Коптев тяжело ранен. Общий крик в цепи: «Кирасиры вперед!» – так и остался одним пожеланием… Они были далеко сзади. В то же время конная атака дивизиона кирасир на отступающую в панике пехоту к переправам дала бы колоссальные результаты. Повсюду попадались трупы и тяжелораненые красноармейцы. Дойдя со взводом до линии садов, я получил приказание пройти цепью сады, прочим же взводам спешить к переправам. Пройдя благополучно сады и выйдя на открытое место, я невольно стал свидетелем следующего эпизода. В 200—300 шагах от моего взвода, у самой кручи обрыва, почти спиной ко мне, стояли 2 человека и усиленно стреляли в сад. Видя только их спины, я не мог решить – наши ли это или красные, но сомнение тут же было рассеяно. Из садов, с сильной руганью, держа винтовку прикладом вверх, бежал корнет Гевлич и за ним несколько драгун. Еще момент, стреляющие люди бросили винтовки, подняв руки кверху. Но пощады уже быть не могло… удары приклада решили участь красноармейцев, и оба большевика мертвыми телами, оставляя кровавый след на камнях, катились вниз под обрыв.
Соединившись с корнетом Гевличем, мы вместе подошли к эскадрону, который в полуверсте влево, разбившись на отдельные группы, вел огонь по спасающемуся на плотах или попросту бросающемуся вплавь противнику. Удачный бой сильно подбодрил людей. Потери эскадрона, в сравнении с дотигнутым результатом, оказались невелики. Ротмистр Коптев тяжело ранен пулей в колено и 4 драгуна сравнительно легко. Кроме того – два кирасира-пулеметчика, временно приданных нашему эскадрону. Огонь всюду затихал, и только левее нас уланы Его Величества еще вели бой за обладание деревней Основой, выбивая ручными гранатами засевших красных в водокачке.
Вскоре у них наступило затишье, большевики были выбиты.
Эскадроны стали собираться, подошли коноводы. Испуганный житель начал выбираться из погребов и щедро приветствовал лейб-драгун, как своих избавителей. (Стали искать пленных, но их не оказалось, они не дошли до коноводов, что ясно говорили новые сапоги и гимнастерка на конвоировавших их драгунах.) Выставив наблюдения на обрывы, эскадрон стал варить обед, и ничего, казалось, не говорило и не напоминало о прошедшем бое.
Простояв часов до четырех, эскадрон был вызван в направлении Каховки, где, по сведениям, красные, подтянув свои главные силы, энергично повели наступление, заняв переправы. 1-й конный полк и эскадроны полковника Ковалевского, понеся большие потери (убитыми командира улан Ее Величества ротмистра Лишина и Конной гвардии корнета Артамонова, графа Стенбок-Фермора), принуждены были отойти, очистив при этом Каховку.
В полутора-двух верстах от города в лесу собрался весь конный резерв дивизии генерала Барбовича. Обстановка складывалась не в нашу пользу. Начальник дивизии, вызвав дивизион павлоградских лейб-гусар, приказал им в конном строю атаковать Каховку, желая этим остановить продвижение красных. Дружно бросились гусары в атаку, но сильный огонь красных вызвал у них замешательство, и вскоре павлоградцы, везя убитых и раненых, стягивались обратно в лес. Отдаваясь эхом по лесу, передается команда командира Гвардейского кавалерийского полка: «Лейб-драгуны, по коням»… и спустя 2—3 минуты наш эскадрон во взводной колонне выходит на рысях в поле, проходя мимо штаба дивизии, живописно расположившегося на опушке леса, впереди которого на крупном караковом коне, в красных гусарских чакчирах виден начальник дивизии; здороваясь с лейб-драгунами, он указывает направление атаки.
– Эскадрон, строй фронт, шашки к бою, пики на бедро! – следует команда полковника Александровского.
И эскадрон, подняв лошадей в широкий галоп, бросается вперед. Попавшаяся на пути изгородь и ряд глубоких канав расстраивает общую атаку, много лошадей падает на препятствие. Общую картину усугубляет невероятно сильный залповый огонь красных. Первый взвод штабс-ротмистра Озерова 1-го, сильно оторвавшись влево и видя перед собою скопление красных, атакует его самостоятельно. Один из взводов, под командой вахмистра эскадрона, опрокинув красных, врывается в самую Каховку. Прочие же взводы, дойдя до обрывов, попадают под фланговый огонь красных, мечутся вдоль фронта и, неся большие потери в конском составе, отходят назад, пропуская через себя лаву улан Его Величества, брошенных по нашему же направлению. Спустя короткое время и они отходят, везя раненого командира эскадрона ротмиста Гуреева[497]. Лейб-драгуны постепенно собираются на шоссейной дороге, подъезжает, поддерживаемый с двух сторон драгунами, в окровавленной гимнастерке, раненный в грудь штабс-ротмистр Озеров 1-й; подтягиваются и отдельные люди, некоторые ведут в поводу раненых лошадей. Уже стемнело, когда эскадрон получает разрешение идти в соседнюю деревню для ночевки.
Итак, 21 июня кончилось, усталый эскадрон отдыхает, вспоминая по мелочам оба происшедших за день боя.
Двух офицеров, ротмистра Коптева, штабс-ротмистра Озерова 1-го, вольноопределяющегося Васильчикова и 11 драгун эскадрон уже недосчитывает в своей среде.
Не вина лейб-драгун, что благодаря нерешительности начальства – бросить все или хотя бы большинство эскадронов резерва одновременно в атаку – посылались разновременно по одному, увеличивая этим, без пользы для дела, список потерь, понижая дух, что невольно повлекло переход инициативы в руки красных. В этот день красные форсировали Днепр и, заняв Каховку, прочно засели в ней. Все наши попытки взять ее снова были тщетны. Каховка осталась за красными до самого падения Крыма.
Д. де ВиттБОЙ ЛЕЙБ-ДРАГУН У МАЛОЙ ТОКМАЧКИ И КОННАЯ АТАКА У ДЕРЕВНИ ЖЕРЕБЕЦ[498]
Написано со слов непосредственного участника боев, командира дивизиона, полковника Бока.
17 июля 1920 года, после упорного кровопролитного боя, конный корпус генерала Барбовича, имея в авангарде Гвардейский кавалерийский полк, выбивает из Малой Токмачки сильные части красных курсантов и занимает город. Во время боя эскадрон лейб-драгун, ворвавшись с западной стороны в город, после короткого уличного, переходящего временами в рукопашный боя, берет большое количество пленных, два пулемета и полностью санитарный обоз красных.
На следующий день конная красная группа Блинова пытается выбить наши части из занятого накануне города, но смелое решение командира корпуса генерала Барбовича встречно атаковать подходящую красную группу Гвардейским кавалерийским полком обращает большевиков в бегство; бросая свою артиллерию и пулеметы, красные спасаются на север, выдвигая в арьергард бронированные автомобили, пулеметный огонь которых почти в упор расстреливает преследующие их гвардейские эскадроны. С наступлением темноты, понеся большие потери и доблестно выполнив задачу, полк отводится назад в Малую Токмачку.
Простояв день в городе, в ночь на 19 июля, по тревоге, полк вытягивается на севере, желая на рассвете атаковать расположившуюся биваком в деревне Жеребец конницу Блинова. На походе разъезды сообщают о начавшемся отступлении красных. Генерал Барбович, быстро оценив обстановку, приказывает командующему Гвардейским кавалерийским полком полковнику Ковалевскому атаковать отходящую колонну,