цер, не хотел, как потом нам рассказывал Потемкин, нас отправлять дальше без вооруженных казаков. Дело в том, что у нас не было ни одного документа, который мог бы удостоверить нашу личность, кроме советских, а Потемкин требовал, чтобы нам поверили на слово.
– Я не могу вас отправить без караула, – говорил войсковой старшина. – Конечно, я не имею оснований вам не доверять, но все же у вас нет ни одного документа, который мог бы рассеять мои сомнения.
– Я даю вам мое честное офицерское слово, – отвечал Потемкин, – и этому-то вы могли бы поверить.
Но войсковой старшина продолжал настаивать на своем.
– В конце концов, мне это надоело! – ударив кулаком по столу, громко заявил Потемкин. – Глаз мой простреленный разве не служит вам доказательством моего участия в боях против большевиков? Я уже воевал в то время, когда донцы еще сомневались, к кому им примкнуть, а теперь вы, войсковой старшина, обязаны мне поверить, мне – капитану 2-го ранга Владимиру Потемкину. Я требую отправки без караула.
– Простите, я не хочу вас обижать, – уже более мягко начал войсковой старшина. – Ну хорошо, я пойду расспрошу ваших спутников.
Когда мы уже успели привести себя в относительный порядок, к нам после вышеприведенного разговора вышли войсковой старшина и Потемкин. Войсковой старшина подошел прямо к Чегодаеву и сразу же приступил к расспросам:
– Где вы служили?
– В 5-м гусарском Александрийском Ее Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны полку.
– В каком эскадроне вы были в полку?
– В 3-м эскадроне, господин войсковой старшина.
– Кто был командир эскадрона, кто командовал полком, кто был заведующим хозяйством, кто командовал первым эскадроном, вторым, шестым? – продолжал расспрашивать комендант.
Чегодаев отвечал на все вопросы, стоя смирно и отчеканивая каждое слово. После этого комендант обратился ко мне с подобными вопросами. Получив и от других такие же определенные ответы, он задумался.
– Ну что же мне делать? – как бы спрашивал сам себя войсковой старшина. – Я вижу и верю, что вы в этих полках были, но как мне быть, если у вас не имеется настоящих документов? Вы же сами говорили, что сфабриковали их собственными руками! Ну хорошо, – продолжал он, – сейчас я отправил арестованных в Камышовку, с ними идет один конвойный, так я вас попрошу следовать за ними, позади конвойного. Конвойный вас препроводит к войсковому старшине Макарову, в его распоряжение вы и поступите.
Нас предупредили, что хутор Камышевский находится всего в 2 верстах отсюда, но что дорога тяжелая, потому что идти нужно песками вдоль берега Дона.
Комендант со своей стороны был прав, но понятно также и то, что и наше самолюбие страдало, ибо в мыслях мы не рисовали себе никаких неприятностей по присоединении к казакам и были уверены, что с момента перехода все пойдет гладко.
Минут через 10 был наряжен конвойный, вывели арестованных, вышел к нам войсковой старшина и отдал распоряжение не считать нас за арестованных, объяснив, что мы добровольцы и что нас нужно только препроводить к войсковому старшине Макарову. Он коротко простился, пожелал всем нам всего лучшего и ушел, и мы сразу выступили в путь, с трудом передвигая усталые ноги по песчаному грунту, так как за этот день мы прошли около 40 верст. Шли мы минут сорок и часам к 7 подошли к дому, который занимал войсковой старшина Макаров, начальник всего отряда, действовавшего против большевиков.
Солнце уже спряталось за гору, наступали сумерки. Мы присели на окраине дороги в ожидании выхода войскового старшины Макарова. Все время издалека доносился гул орудийных выстрелов; часто к дому подлетали ординарцы с донесениями; выходили офицеры и отдавали распоряжения и посылали дежурных штабных ординарцев к действующим сотням и отрядам. Наконец к нам вышел войсковой старшина Макаров. Он только утром был ранен в ногу в конной атаке, и его ранение отражалось на бледном и изможденном лице. Подойдя ближе, он ласково обратился к нам:
– Чем могу служить?
– Мы присланы в ваше распоряжение, господин войсковой старшина, – ответил Потемкин.
– Ах да, вы те, про которых мне пишет комендант хутора Калача? Так что же вы хотите?
– Просить у вас бумагу об отправке нас в тыл к генералу Мамонтову, – сказал Потемкин.
– Как ваша фамилия? – спросил Макаров, обращаясь к Потемкину.
– Капитан 2-го ранга Потемкин.
– А это ваши спутники?
– Так точно, они следуют со мной.
И каждого из нас он попросил назвать свою фамилию.
– Хорошо, я распоряжусь. Запишите фамилии, – обратился он к адъютанту, стоявшему позади него, – прикажите написать удостоверение, чтобы этих офицеров не задерживали и оказывали содействие при их следовании в распоряжение генерала Мамонтова. Я сейчас подпишу.
– Слушаю! – ответил адъютант и попросил Потемкина пройти с ним в канцелярию штаба отряда.
Ждать пришлось около получаса. Получив необходимые бумаги, мы собрались выходить из ворот. Но в это время вынесли уже на руках раненого Макарова и стали укладывать его на ожидавшую подводу.
– Станичники! – обратился он к стоявшим у ворот и подводы казакам. – Не падайте духом, а главное – будьте спокойнее, и тогда мы разобьем врага с Божьей помощью. Я уезжаю на ночь на перевязочный пункт, так как нога моя ранена, но с того берега буду следить за вашими действиями. С богом, станичники, и не волнуйтесь! – закончил он, и подвода медленно покатила к парому через Дон.
Вслед за подводой двинулись и мы. До парома нужно было пройти около двух верст, но уже по более мягкому земляному грунту, так что этот маленький переход не показался нам трудным, несмотря на 43-ю версту. У парома уже поджидало много народу; стояли повозки, выстроившись в очередь для погрузки, толпились люди, и спокойно ожидали офицеры и вооруженные казаки. Подводы медленно вкатывались на паром и становились на указанные заранее места, а люди переходили по мостику поодиночке и устраивались в одном из еще свободных уголков.
Когда погрузка закончилась и паром был готов к отплытию, то для того, чтобы привести его в движение, приглашались мужчины из публики к двум большим колесам, которые вращались при помощи специально пристроенных ручек. Так как из присутствующих никто не выражал желания крутить колеса, то были привлечены мы.
– Пулей на колеса! – приказал нам Потемкин, и мы, втихомолку ругая всех казаков, приступили к работе.
Переплыли Дон. Сойдя с парома, мы отправились прямо к атаману хутора, который находился на самом берегу Дона. Атаман сейчас же отвел нам комнату в одной из хат и обещал к утру предоставить нам подводу для дальнейшего следования в штаб генерала Мамонтова.
Хозяйка дома оказалась приветливой, предложила нам умыться и вычиститься, а потом начала вытаскивать из печи всякую вкусную снедь. Все это нам показалось особенно приятным, так как мы в первый раз после долгих мытарств и лишений имели возможность спокойно, без всяких предосторожностей, в полной безопасности всем вместе сесть за обильный стол.
На следующий день, 11 мая, в холодную, сырую и дождливую погоду мы выехали в станицу Нижне-Чирскую, до которой от хутора было расстояние свыше 60 верст. Это путешествие пришлось совершить в два приема, переночевав в одном из многочисленных казачьих хуторов. Благодаря письменному пропуску, полученному от войскового старшины Макарова, в котором было сказано: «Оказывать содействие при продвижении в штаб генерала Мамонтова», нам действительно удавалось без замедления добывать подводы и также пользоваться некоторыми льготными условиями для скорейшего продвижения. Но наше «пролетарское» одеяние и здесь сильно мешало. Казаки в большинстве случаев косились на нас и относились даже с некоторой подозрительностью.
На одном из хуторов произошел маленький инцидент с атаманом, который, взяв нашу бумагу, в повышенном тоне заявил:
– Почему вы без провожатого? Кто вас знает? Кто вы? Недавно таких поймали, которые выдавали себя за офицеров, но оказалось, что они настоящие большевики.
Но Потемкин не выдержал того намека и, возмутившись, вскочил со стула и громко ответил:
– Я просил бы вас таких заявлений не делать. Если вам приказано верить и оказывать нам содействие, то вы обязаны исполнить это приказание в точности, черт вас возьми! В то время, когда вы еще сомневаетесь и митингуете, идти ли вам за атаманом Калединым или нет, то я уже был ранен в голову и потерял свой глаз навсегда. Из-за своего ранения я не мог продолжать воевать в рядах Добровольческой армии и должен был остаться в плену у большевиков. А теперь, вместо того чтобы нам помочь добраться в станицу Чирскую, вы еще имеете наглость сомневаться, офицер я или нет. Я приказываю прекратить такие речи!
Казаки сперва даже смутились после таких слов, и только атаман нерешительно и как бы прося прощения возразил:
– Да я вообще так говорил. Мы знаем, что вы офицеры, да оно и так видать, что вы не простые люди, а офицеры. Я хотел сказать, что бывают такие, мы же не знаем, серые мы, и вы не обижайтесь. – И сейчас же после этого он обратился к молодому казаку, стоявшему в это время в избе: – Поди скажи, чтобы сейчас же запрягали, чья очередь, и без всяких разговоров.
Молодой казак быстро выскочил за дверь. И весь этот инцидент благополучно закончился. Больше подобных случаев до самой станицы Чирской не повторялось.
13 мая часов около 11 дня мы подъехали к зданию штаба генерала Мамонтова. Потемкин немедленно заявил дежурному офицеру о своем желании поговорить с начальником штаба и был в скором времени принят последним. Разговор его продолжался около получаса, а мы в это время ожидали его в приемной, разговаривая с офицерами штаба. Среди присутствовавших офицеров нашлось несколько кавалеристов, окончивших Николаевское и Тверское училища. После нашего рассказа о том, как нам не хотел поверить комендант хутора Калача, они немедленно сами приступили к расспросам, даже с некоторым оттенком подцукивания. Они обратили, главным образом, внимание на лошадей училищ, их названия и масти, вскользь экзаменовали по дислокации и мельком останавливались на командном составе. Когда мы почти точно называли клички коней, то один из офицеров заявил: