– Ну, теперь я головой и положа руку на сердце ручаюсь, что вы действительно были в Николаевском и Тверском училищах. Чтобы так знать, как вы знаете, формы полков и клички лошадей, нужно было на самом деле быть в училище, а кроме того – у вас типичные ответы юнкеров. Так что будьте спокойны, защитники у вас теперь есть!
Вскоре вышел Потемкин:
– Идемте, господа, сейчас нам отведут квартиру.
Мы вышли, и один из писарей проводил нас к коменданту станицы, где нам выдали наряд на квартиру. После всяких умываний и чистки хозяйка угостила нас вкусным обедом, не без претензии на европейскую кухню. Так как за время путешествия приличный стол давно был выведен из нашего обихода, то этот обед вызвал целую бурю комплиментов по адресу хозяйки, и Владимир Николаевич Потемкин не утерпел. Помня старые заветы Вакха, что ни один приличный обед не начинается без водки, он немедленно потребовал таковую для подбодрения и во славу нашего благополучного присоединения к казакам, так что обед превзошел все ожидания.
После небольшого отдыха мы стали готовиться к вечернему выступлению на местном «корсо» (место вечерней прогулки на главной улице), чтобы постепенно снова приучить глаза к культурному обществу и обстановке. Перед гуляньем Потемкин забежал в штаб для выяснения некоторых насущных вопросов. Разговор оказался очень удачным. Мы узнали, что генерал Мамонтов разрешил нам сшить себе в местной швальне новое обмундирование, дав даже записку на выдачу нам фуражек, ремней, погон, белья и обуви. Нас это страшно обрадовало. Мы наконец получили возможность сбросить свои хулиганские костюмы и одеться в новое приличное обмундирование.
На третьи сутки после отъезда из Чирской мы прибыли в станицу Цымлянскую, или Цымлу, как ее называли казаки. При въезде в Цымлянскую нас поразили постройки в этой станице. Маленькие, почти без исключения двухэтажные деревянные домики с балкончиками на улицу невольно напоминали сцену из «Севильского цирюльника»: и там выстроен такой же домик с балкончиками, и там на декорациях написаны такие же извилистые улицы с многочисленными одноэтажными домиками. Не было только слышно звучного тенора графа Альмавивы, поющего серенады своей возлюбленной, не то можно было бы вообразить, что мы случайно, после всех передряг, очутились на сцене Мариинского Императорского театра.
Путешествие до Цымлянской было совершено нами благополучно. Мучили нас только холод и ветер, а укрываться было нечем – на пятерых была только одна шуба и два бушлата. В интендантском складе в Нижне-Чирской станице шинелей не оказалось, так что пришлось мириться со всеми капризами погоды – то промокать насквозь от дождя, то дрогнуть от холода и высыхать у печки в теплой комнате. Так повелела Царица Судьба.
В станице Цымлянской нам по ордеру атамана была отведена комната на одну ночь. С рассветом мы были снова на ногах и спешили спуститься к Дону, где стоял пароход, который должен был нас отвезти в станицу Константиновскую. По дороге пришлось даже бежать, так как пароход собирался уже отчаливать, но, заметив нас, обождал и принял нас на борт. На пароходе нас предупредили, что необходимо принять меры предосторожности, так как по луговой стороне бродили шайки отставших большевиков. К счастью, все обошлось благополучно, и мы около 3 часов дня подошли к пристани станицы Константиновской.
Станица Константиновская была окружной, а потому больше Цымлянской. Здесь было много хороших каменных домов, были рестораны, кофейные, магазины, торговавшие самыми разнообразными товарами, парикмахерские и несколько кинематографов, а на углах сидели чистильщики сапог. Вдоль домов по улицам были проложены тротуары, а на главной улице была раскинута роскошная аллея. Вся станица освещалась электричеством. Словом, это даже была не станица, а славный маленький уездный город.
В Константиновской мы переночевали только одну ночь. Весь вечер мы провели в хлопотах, связанных с предполагаемым на завтра отъездом. Бегали из окружного управления к станичному атаману, чтобы получить разрешение на следование с первым отходящим пароходом в станицу Аксайскую.
Когда же документы были на руках, мы со спокойным сердцем начали думать об отдыхе в отведенной нам комнате, которая отличалась во многом от занимаемых нами ранее помещений. В этот раз нам отвели чудную гостиную с паркетным полом и с большими пальмами и другими растениями по стенам. Дом принадлежал местным богачам, содержавшим еще и кинематограф. Хозяйка – уже пожилая женщина – отнеслась к нам очень ласково. Пригласила нас к столу, накрытому на веранде с видом на Дон, и угостила прекрасным ужином, а после ужина предложила нам занять места в кинематографе, чем мы с радостью воспользовались, чтобы скоротать как-нибудь вечер.
На следующий день после обеда, поблагодарив милую хозяйку за радушный прием, мы отправились на пристань – на пароход. На пароходе собралось много народу. На буксире у парохода должна была тащиться барка с пассажирами и какой-то воинской частью. Мы с Потемкиным попали на барку и устроились под навесом. Около 4 часов пароход с баркой отплыл и поплыл вниз по Дону к Новочеркасску. В 8 часов пароход пристал на несколько часов у станицы Раздорской. Этой остановкой мы воспользовались и сошли на берег, и один из ехавших с нами казаков указал нам скромный винный погреб, где выдавалось хорошее вино. Засиделись в погребке довольно долго и в веселом настроении, под маленькой мухой вернулись на свою барку и так быстро заснули, что даже не слышали, когда пароход отплыл.
Все утро 18 мая мы провели в ожидании прибытия в станицу Аксайскую. День выпал пасмурный, сырой, и приходилось мерзнуть на незащищенной от ветров палубе, и наше нетерпение увеличивалось. В полдень погода несколько прояснилась, и даже солнышко временами показывалось из-за туч. Примерно за пять часов плавания до станицы Аксайской мы вдруг увидели на далеком горизонте сперва золотые купола, а потом и весь Новочеркасский собор. Радостно забилось сердце. Вот уже видны слегка очертания домов нашего заветного города, о котором мы еще в Ессентуках мечтали, и только несколько часов отделяют нас от него. Погода то хмурилась, то опять прояснялась, а собор вдали на возвышенности все манил и все увеличивал наше нетерпение.
Наконец, около 4 часов 30 минут вечера мы пристали к пристани станицы Аксайской. Быстро выскочили мы на берег и сейчас же отправились на железнодорожную станцию. К нашему великому удивлению, мы узрели чистокровных немцев, грузивших какие-то подводы в вагоны. Они были хозяевами на станции. Их комендант, их начальство распространяли свою власть даже на станицу. В душе мы были глубоко обижены, что довелось нам увидеть врагов на нашей земле, еще не покончивших с нами свои расчеты. Но злобу пришлось таить в сердце, и мы решили как можно спокойнее относиться к этому странному и неприятному видению.
На станции долго пришлось сидеть в ожидании поезда. Здесь мы встретили офицеров и солдат Добровольческой армии, ожидавших так же, как и мы, поезда. Они охотно делились с нами впечатлениями, рассказывали о походе армии, о составе ее, о боях с большевиками и о многом другом, что нас так интересовало. Это были первые ласточки из армии. Они были действительными участниками 1-го Кубанского похода[521], героических эпизодов, и мы завидовали им, что они уже были в армии, а мы только ждем, и что мы еще чужие. Но чувство, что мы сами скоро станем в строй этой армии, успокаивало наши волнующиеся сердца, а в мыслях мы уже считали себя членами этой армии, потому что мы носили те же погоны и ту же форму одежды.
Господь внял нашей молитве – мы достигли заветной нашей цели. Дело, на которое мы шли, было воистину, действительно правым, и Господь благословил нас на крестный путь, и Он нас спасал от верной и мучительной смерти. И на астраханском рейде, и в Царицыне, и в Кривомузгинской, и во время путешествия по балке, когда мы нарвались на большевистский разъезд, везде чувствовалась Его рука, ибо смерти мы избегали только чудом.
В Новочеркасске мы пробыли три дня и отдыхали после долгого и опасного путешествия. В городе было много офицеров. Чувствовалась близость армии. Наши, донцы, кубанцы, – все смешались в пеструю толпу. Все пользовались отдыхом после тяжелых походов. Музыка на бульварах, театры, оживление в городе – все это указывало на подъем настроения, на радость по случаю первых больших побед над большевиками.
21 мая к 11 часам мы собрались у Потемкина, чтобы пообедать пораньше, так как поезд в Аксай уходил в 2 часа дня. В Аксай мы приехали в 4 часа пополудни, но дальше двигаться не могли. Станичное правление не имело права без разрешения немецкого коменданта дать нам лошадей. Обращаться же к немецкому коменданту очень уж не хотелось, и потому решено было переночевать в Аксае, а утром на рассвете идти пешком в станицу Ольгинскую, расположенную на противоположном берегу Дона, и оттуда на лошадях ехать дальше в штаб армии, который находился тогда в станице Мечетинской.
22 мая рано утром мы вышли из Аксая пешком. Пройдя мост через Дон, мы вышли на Ольгинский тракт. Пройдя версты три от моста, мы заметили, что к нам навстречу идет разъезд с офицером во главе. Сначала мы думали, что этот разъезд выслан от нашей армии, но вскоре увидели немецкую форму на всадниках. Немецкий офицер при виде нас нам отсалютовал по всем правилам, скомандовав своим всадникам «Смирно». Мы ответили и отдали честь. Поведение немецкого офицера нас поразило и тронуло. Мы и не предполагали, что можем встретить в этом месте германскую воинскую часть.
После девятиверстного перехода мы часам к 8 утра подошли к станичному правлению. Атаман распорядился сейчас же насчет подвод. В станице Хомутовской мы переменили лошадей и поехали дальше в станицу Кагальницкую, где встретили 1-й Офицерский конный полк.
Около 5 часов вечера мы прибыли в станицу Мечетинскую и подъехали прямо к дому, где жил полковник Кутепов. Потемкин вошел в дом, а мы тем временем стали разгружать наши вещи с подводы. Вскоре на крыльцо вышел полковник Кутепов, командовавший тогда временно 2-й бригадой.