Недели три батальон простоял в Армянске, расположившись в брошенном доме с большим двором, на котором продолжались интенсивные занятия… Гарнизонная служба заключалась в охране главной гауптвахты 2-й армии (тогда еще 2-го Армейского корпуса). Здесь лейб-гренадеры получили свой первый пулемет (кольт) и здесь же встретили колонны бредовцев, в том числе и лейб-гренадер, что позволило пополнить, наконец, унтер-офицерский состав батальона. Удалось достать немного белья, и чернильные кокарды были заменены настоящими. Одновременно гвардейский батальон выходил из состава Таганрогского полка и разворачивался в Сводно-гвардейский полк[602] четырехбатальонного состава, в котором лейб-гренадеры продолжали числиться ротой.
Сводно-гвардейский полк был сосредоточен в селе Чаплинка, к северу от Перекопа, где получил на вооружение английские десятизарядные винтовки и пулеметы. Выходя из Чаплинки в Белоцерковку, ближе к Днепру и фронту, полк представлял собой уже сильную боевую единицу в 1200 штыков, при большом количестве тяжелых пулеметов. Полковник Лукошков принял в командование второй батальон, передав непосредственное командование Гренадерской ротой полковнику Вашадзе.
Командующий только что сформированной 2-й армией генерал-лейтенант Витковский принял в Белоцерковке парад Сводно-гвардейского полка. Парад прошел блестяще, и бывшие красноармейцы Троцкого держали винтовку и «печатали» не хуже бредовцев. Уже на этом параде лейб-гренадеры были в двухротном составе, что привело к тому, что во втором батальоне оказалось пять рот. Первую из них генерал Витковский принял за роту Московского полка, из-за кадетской фуражки взводного унтер-офицера, шедшего на правом фланге второй шеренги. На приветствие генерала: «Спасибо, московцы…» – рота ответила гробовым молчанием. Последний рядовой из Костромской или Ярославской губернии давно знал, что он – лейб-гренадер. Немного растерявшийся Витковский не дождался прохода второй роты (полк шел взводными колоннами) и поблагодарил гренадер между прохождением последнего взвода первой роты и первого – второй. Обе роты дружно и одновременно ему ответили. Кадету досталось от Вашадзе, но он продолжал с гордостью носить свою фуражку с красным околышем.
Сразу же после белоцерковского парада Сводно-гвардейский полк, переименованный в Гвардейский отряд, начал занимать линию Днепра, ниже Каховского тет-де-пона. Второй батальон полковника Лукошкова оказался на самом левом фланге боевого расположения белого фронта, с центром в Алешках, чуть ниже Херсона, занятого, как и весь правый берег Днепра, красными. Левее его, в сторону Кинбурнской косы и Прогнойска, действовали крестьянские партизанские отряды, охранявшие Днепровский лиман. Партизаны были очень ценными сотрудниками, не столько по своим боевым качествам, не очень высоким, ввиду отсутствия дисциплины, как из-за связей, которые они поддерживали с правым берегом.
На боевом участке второго батальона лейб-гренадеры держали левый фланг, занимая своими полутораста штыками двадцать верст берега от Кардашинки до Звурьевки, с центром в Голой Пристани. К этому времени батальон имел уже четыре тяжелых пулемета и один «льюис». Командовал батальоном все тот же неутомимый полковник Вашадзе, адъютант – капитан Татиев[603], начальник пулеметной команды – капитан Катарский[604]. На главной площади Голой Пристани, перед собором с высокой, изуродованной красными снарядами колокольней, находился главный пост лейб-гренадер, с постоянным пулеметом и отделением пехоты. Пулемет был установлен на изгиб реки, отходящей, почти под прямым углом, к Херсону. Левее большой остров, отделенный полуверстой воды, был «ничьей землей» и представлял собой спортивное поле для разведчиков и внезапных набегов.
Две ночи из трех люди находились в патрулях и заставах, в днепровских камышах. Красная артиллерия безостановочно долбила редкими и чаще всего неразрывавшимися снарядами по местечку, вздымая пыль на широких, с Невский проспект, улицах. Уже давно ни солдаты, ни рыбаки, ни мещане не обращали на них никакого внимания. Спать ложились на всякий случай к дальней стенке… авось разорвется раньше, в первой комнате. Иногда все же кого-нибудь убивало…
Подходила осень. По-прежнему не было шинелей. На батальон прислали одни-единственные английские кавалерийские рейтузы. По общему решению офицеров, их отдали кадету, виновнику белоцерковского скандала. Вопрос с шинелями разрешили совершенно неожиданно, реквизировав коричневые больничные халаты сумасшедшего дома в Алешках. С красными погонами и белыми (конечно, матерчатыми) поясами получилось даже красиво.
Лейб-гренадеры имели уже свой собственный запасный батальон, в селе Колончак, пополнявшийся все теми же военнопленными красноармейцами, увы, полураздетыми и разутыми нашими боевыми частями в момент сдачи. Опустевшие давно интендантские склады высылали от времени до времени пару рейтуз или сапог на батальон, и армия волей-неволей принуждена была одеваться за счет пленных. К осени этот процесс, конечно, усилился, и, так как военнопленные давно уже стали главным источником пополнения редеющих рядов Русской Армии, положение становилось безвыходным. Так, например, на полтораста солдат двух боевых рот, пулеметной команды, команды разведчиков, штаба батальона и т. п. в Голой Пристани находилось более двухсот босых и раздетых солдат запасного батальона.
В конце сентября общее положение стало угрожающим. Перемирие на польско-советском фронте позволило красному командованию перебросить на Южный фронт 1-ю Конную армию Буденного и несколько стрелковых дивизий. Эшелоны 1-й Конной уже разгружались в районе Знаменки и Кривого Рога.
Белое командование решилось на так называемую заднепровскую операцию. Исключительно смелая, по своему замыслу, в случае успеха она должна была открыть Русской Армии всю Новороссию между Днепром и Бессарабией. Перешедшая Днепр, юго-западнее Александровска, конная группа генералов Шифнер-Маркевича[605] и Бабиева (1-я и 2-я кавалерийские и Кубанская казачья дивизии), поддержанная и прикрытая Корниловской дивизией и 6-й пехотной (Сводно-гренадерский, Самурский и Алексеевский полки), должна была вклиниться в расположение красных, помешать сосредоточению конной армии Буденного, стараясь разбить ее по частям. И, повернувшись круто к юго-западу, срезать весь правый фланг красных, опиравшийся на Каховский тет-де-пон.
Операция завершилась кровавой неудачей. Конная группа Шифнер-Маркевича встретила в 80 верстах от Днепра не передовые части Буденного, но всю Конную армию, в двенадцать тысяч сабель, которым она могла противопоставить только четыре с половиной. Доблестный Бабиев был убит. Подтянутые к месту переправы шесть стрелковых бригад красных (18 полков) обрушились на корниловцев и пехоту Скалона (6 полков). Понеся огромные потери, конница и корниловцы перешли на левый берег Днепра, а шестая дивизия почти полностью легла, защищая переправы.
Наступал двенадцатый час русской трагедии. Выйдя из Каховского тет-де-пона, красные потеснили слабые части 2-й армии, и 3 октября вся линия Днепра была оставлена. Лейб-гренадеры отошли, без давления, к востоку по Перекопскому шоссе, исполняя общий план отхода. Но уже 5-го отступающие части были остановлены и 6-го сами перешли в наступление к Днепру. Троцкий и Фрунзе рано торжествовали. Удар от Каховки должен был быть смертельным для белых. Он таким и оказался, но только через три недели, за которые еще много крови пролилось на дымных полях Северной Таврии. На этот раз нашим частям удалось не только остановить красных, взяв около 6000 пленных, но на плечах отступающих ворваться в Каховку. Однако, несмотря на поддержку танков и конницы, удержать Каховку не удалось. Тем не менее линия Днепра занималась снова. Предстояло сбросить в реку и уничтожить перешедшие на левый берег части красных. Гвардейский отряд блестяще справился с этой задачей, а лейб-гренадерам выпал завидный жребий одержать последнюю победу истекающей кровью, маленькой, но героической армии.
Весь день 6 октября отряд полковника Вашадзе медленно продвигался к Днепру. Кроме лейб-гренадер, в подчинении неукротимого грузина был Партизанский отряд, человек в 50—60, отошедший с Кинбурнской косы, и одно легкое орудие Сводно-гвардейского артиллерийского дивизиона. Всего около 200 штыков с пятью тяжелыми пулеметами и одним «льюисом» капитана Катарского и гвардейской пушкой под командой молоденького подпоручика, недавно произведенного из кадет.
По плану лейб-гренадеры должны были только приковать красных к Колончакскому шоссе, предоставив главную работу трем ротам полковника Лукошкова, поддержанным Преображенской и Семеновской ротами 1-го батальона, спускавшимися левым берегом Днепра от Алешек и Кардаминки. План этот не считался с кавказским сердцем полковника Вашадзе и его друга капитана Татиева.
Подтянув ночью батальон версты за три до Голой Пристани, Вашадзе с рассветом пошел в стремительное, беглым шагом, наступление, совершенно не считаясь с возможной численностью противника. Красные реагировали немедленно беглым огнем из вырытых перпендикулярно шоссе индивидуальных окопов. Вооруженные пароходы открыли орудийный огонь по наступающим цепям и единственной пушке, стрелявшей с открытой позиции. Крестьянские мальчики с Волги, которых в три месяца упорной работой, почти материнской заботливостью и своим горячим неукротимым сердцем Вашадзе превратил не только в прекрасных солдат, но в настоящих лейб-гренадер, гордых своим именем, шли в атаку как на параде, с глазами, прикованными к своим офицерам. Три месяца назад это были неуклюжие красноармейцы, поднимавшие руки при первом удобном случае. В них не было отравы семнадцатого года, и, конечно, они ничего не понимали в той трагической игре, в которой их ставили пешками оба лагеря. Но у красных ими командовал деклассированный рабочий, вырвавшийся из революционной волны городской «блатной» или, в лучшем случае, пр