После этого последнего инцидента все прошло гладко. Полк в полном порядке, под овации населения, прошел по Нахичеванскому проспекту и стал на квартиры в центре города. Население не знало, как нас ублажить. Приносили еду, папиросы, вино, словом, полное торжество победителей. Пешие части вошли в Ростов с юга, а кавалерия с севера.
Во всяком бою элемент неожиданности является часто решающим и заменяет собой соотношение сил. Так было 7 февраля 1920 года, когда численно малая единица – Сводно-гвардейский кавалерийский полк, – сильная духом, дисциплиной и, главное, под командой исключительно одаренного, беззаветно храброго и хладнокровного командира, генерал-майора М.Ф. Данилова, лейб-гвардии Кирасирского Ее Величества Государыни Императрицы Марии Федоровны полка, кадета Орловского Бахтина кадетского корпуса и юнкера Николаевского кавалерийского училища, совершила одно из самых блестящих, по своим результатам, кавалерийских дел.
Выход под сильным обстрелом превосходных сил наступающей пехоты из тет-де-пона Гниловской, фланговый марш во фланг и тыл противника, не помышляя о собственном тыле, конная атака на нерасстроенную пехоту на ровной местности, начатая за полторы версты, с уверенностью в победе, – это дело рук незаурядного командира, которому верили и за которым шли. Выход полка в тыл Темерника и инцидент с двумя бронепоездами свидетельствуют о том, что противник был застигнут врасплох.
В этом деле не было свидетелей, а через 10 дней был новый кровавый бой под Егорлыкской, в котором погибло 10 офицеров, так что живыми свидетелями боев 7-го и 8 февраля остались только кавалергард Г.Г. Раух и автор этой статьи.
Цель ее – не восхваление своих заслуг, а желание отдать должное нашим офицерам и сроднившимся с ними солдатам, которые, не щадя жизни, честно выполняли свой долг.
Книга, написанная марковцами, показывает, что пешим частям Добровольческой армии действия конницы, то есть Сводно-гвардейского полка, остались неизвестными, а они были решающими, так как полк прошел по тылам противника, окончательно его деморализовав и уничтожив его боеспособность.
Не могу не вспомнить наших кирасир, унтер-офицеров и взводных, бывших кадет, создавших спайку, благодаря которой все чудеса оказались выполнимыми. Борис Николаевич Кейгерист, 2-го кадетского корпуса, Лев Николаевич Вентцель, 1-го кадетского корпуса, Сергей Богданович Богдасаров, Сумского кадетского корпуса, Матусевич Марсалий Марсальевич[316], 2-го кадетского корпуса, Иванов Кирилл Владимирович[317], 1-го кадетского корпуса и Николаевского кавалерийского училища. Не могу не вспомнить и правоведа Сташевского Михаила Арсеньевича, произведенного в корнеты и убитого под Карповой Балкой в Крыму, на Сиваше, 27 октября 1920 года. Все они честно легли за честь полка и за Россию…
А. Бразоль[318]МОИ ПОСЛЕДНИЕ БОИ В ДОБРОВОЛЬЧЕСКОЙ АРМИИ[319]
После боев в Северной Таврии Сводно-гвардейский кавалерийский полк собрался и выступил на сборное место к штабу дивизии с обозом и комендантской командой, которой командовал я, и пришел в Покровку Херсонской губернии.
25 сентября в четыре часа приказано выступать. Командир полка получил задачу переправиться через Днепр у деревни Утколки и идти на соединение к генералу Бабиеву (Никопольская группа). Дальнейшая наша задача – идти на станцию Апостолово в тыл и, произведя там разрушение, обрушиться на Каховку и отрезать засевших там красных.
Наш отряд – Конная дивизия генералов Бабиева и Науменко, отдельная Терско-Астраханская бригада и много артиллерии. В одной нашей дивизии – 30 орудий. Обоз остался в Верхнем Рогачике.
Шли с проводником, медленно и под конец стали биваком у деревни Бабино, на берегу Днепра. Лошадей не расседлывали.
26 сентября. Ожидаем переправы, вызваны кухни. Отряд вышел на сборное место у Бабина.
Корпус двинулся к деревне Утколке, где был наведен понтонный мост. Переправились благополучно и стали в резервной колонне, поджидая подхода частей. Двинулись шагом на север, вечером переправились через два рукава речки вброд. Броды топкие и глубокие.
Глубокой ночью пришли в Кут Грушовка, где стали на 2—3 часа покормить, не расседлывая, лошадей.
27 сентября. На рассвете выступили переменным аллюром дальше на север, через Устье Каменка, Шолохово. При проходе через железную дорогу были обстреляны красным броневиком. Ночевали в Грушовке.
28 сентября. Рано утром ушли. Задача не была известна. Маневрировали, стояли в резервной колонне – весь корпус. Некоторые полки начали ввязываться в бой.
С холма были видны колонны противника. Справа появилось пять броневиков, которые были удачно обстреляны и взяты в плен. Командир полка полковник Ряснянский[320] приказал быть готовыми к атаке на конницу.
Среди начальства чувствовалось легкое смятение ввиду того, что противник преобладал над нами в силе. Командир полка и я с ним выехали вперед выяснить обстановку перед предстоящей атакой. На бугре в это время были командир бригады генерал Попов, полковник Ряснянский, адъютант полка полковник Муханов[321] и я.
Видимо, момент атаки был упущен, и начали снова выжидать. Стояли в резервной колонне до четырех часов дня, после чего двинулись вперед.
В это время показались цепи красных, которые наступали в нашу сторону. Одновременно с этим к полковнику Ряснянскому подскакал офицер бригады генерала Агоева[322] (терцы и астраханцы) с просьбой их поддержать, т. к. они идут в атаку на большевистскую пехоту. Командир полка приказал 3-му и 4-му эскадронам быть готовыми к атаке.
По обстановке надо было атаковать, и полковник Ряснянский выскочил на бугор и наблюдал за наступлением противника. 3-й и 4-й эскадроны по личному почину (полковник Длусский) бросились в атаку, и полковник Ряснянский со мной и моими ординарцами пустился вперед их догонять.
Сопротивление было не очень сильное, и дивизион взял свыше 1000 пленных и 2 орудия, так что атака была успешная, и красные начали отходить. Наша кавалерия двинулась вперед, а затем на станцию Чертомлык и в сторону Никополя.
Под вечер стрельба противника усилилась и 36-й и 1-й полки вступили в бой. Несмотря на темноту и на то, что квартирьеры были высланы, полку снова надо было готовиться к атаке.
Стрельба скоро затихла, и стало спокойнее. Полк пошел на бивак и стал в деревне Лапинке. Расседлали лошадей. Я послал ординарцев собирать винтовки с поля сражения.
29 сентября. Утром полк выступил для дальнейшего наступления. Шли на Шолохово, где должны были соединиться с генералом Бабиевым и генералом Агоевым, но уже в пути стало ясно, что мы не дойдем, т. к. красные начали переходить в наступление.
Вперед был послан офицерский разъезд от 10-го гусарского Ингерманландского полка полковника Эмниха 1-го[323]. В авангарде шел 4-й эскадрон Гродненского гусарского полка, который, дойдя до Ново-Николаевки, наткнулся на красных. Полк остановился, поджидая подхода других полков дивизии. Пулеметы выкатили вперед занять позицию против деревни Ново-Николаевки.
Я находился с командиром полка полковником Ряснянским на правом фланге, на бугре, где стояли пулеметы ротмистра Пашкова (кавалергарда). С бугра было прекрасно видно – группировка красной конницы была как на ладони.
Начался обстрел деревни, и красные отвечали. Слева на горизонте маячила лава красных, а за Ново-Николаевкой было видно большое количество конницы. Донесли, что справа находится полк красных.
Приехал генерал Выгран и приказал полку собраться и передвинуться влево. Полковник Ряснянский и я с ординарцами поехали вдоль фронта к полку. Обстрел усиливался, и мы пошли рысью.
В этот момент меня ранило в голову, в правый висок, и пуля вышла через левый висок. У меня было такое ощущение, как будто меня кто-то ударил по голове. Я качнулся вперед к шее кобылы Лезгинки, а потом упал навзничь. Сознание я не потерял, но некоторое время не мог двигаться и не мог говорить, но услышал голос полковника Ряснянского, который крикнул:
– Подберите полковника Бразоля, он убит!
Через несколько минут я смог сделать движение пальцами, чтобы показать, что я жив.
В скором времени ко мне подошел фельдшер 6-й конной батареи, который меня перевязал. В этот момент около меня были Аля Пашков, Муханов (улан Его Величества), а потом подошел и Ника Максимов. Им всем я сказал, что я жив, но что у меня очень болит голова и такое ощущение, будто у меня отбили часть черепа.
Я долго ждал… Наконец приехала из Никополя повозка, на которую меня положили. Полк сделал все возможное, чтобы облегчить мое положение и вывезти меня из линии боев. Корнет Сергей Всеволожский[324] был назначен сопровождать меня до полкового госпиталя (это 250 верст). Кроме того, была назначена сестра милосердия Анна Спицына и два кирасира из комендантской команды.
Возница вел лошадь в руках и принимал все меры предосторожности, чтобы меня не трясло, но я нервничал, и мне все казалось, что меня везут слишком быстро.
Двинулись мы к городу Никополю, куда с темнотой прибыли, и меня уложили на кровать в хате. Спать я не мог, очень болела голова, и было постоянное головокружение. Заботливая сестра милосердия давала мне пилюли, чтобы облегчить головную боль, а два кирасира следили за тем, чтобы около моей хаты не было движения.
С рассветом двинулись дальше на юг. На вторую ночь остановились где-то южнее Никополя. Третью ночь провели в Большой Знаменке. Ехали только шагом. Четвертая ночь была в Верхнем Рогачике. Здесь меня навестил полковник Дворжицкий