прево, отказавшегося от этих опасных полномочий. Парламенту приходилось думать и о мерах по снижению цен на хлеб и другие продукты, и эти меры давались чиновникам труднее всего, поскольку у них не было опыта в таких вопросах. Единственной мерой Парламент по-прежнему считал ежедневные совещания со всеми властями города. В итоге он установил строго фиксированную цену на дрова и назначил адвоката Г. Роза для контроля за этими ценами (15 декабря, 2 декабря 1418 г.). При этом Парламент предлагал всем недовольным явиться и «сообщить о своих убытках и ущербах», с тем чтобы он мог позаботиться о них. Таким образом, цены на дрова и продукты питания являлись главной заботой Парламента во все годы англо-бургиньонского правления[257].
Не стоит думать, что заботы Парламента о снабжении города давались легко и без конфликтов. Напротив, ему пришлось столкнуться с жестким сопротивлением и использовать в полной мере свою власть верховного суда, к тому же облеченного королем особыми полномочиями[258]. Решающим фактором, определившим успех парламентских акций, стал уже упомянутый совет, постоянно собиравшийся для консультаций и обеспечивавший Парламенту мощную поддержку всех властных структур Парижа. В создании этого совета Парламент проявил свою глубокую приверженность коллективной форме управления, столь характерную для этого института власти, которая доказала свою жизнеспособность в тяжелых условиях англо-бургиньонского правления. Уже в самом начале деятельности адвоката Г. Роза, назначенного Парламентом для контроля за исполнением решения о ценах, возник конфликт (3 января 1419 г.) с одним из купцов, привезших дрова. Спор о цене быстро перешел в стычку, и поскольку дело происходило в лодке этого купца, он перешел от угроз вызвать Г. Роза в суд к намерению сбросить его в реку. Парламент, естественно, строго допросил купца, приговорил к штрафу и посадил в тюрьму. Напуганный Г. Роз попросил Парламент освободить его от столь опасного поручения, в чем ему было отказано, а в качестве компенсации назначена дополнительная плата в размере 1 солида в день за контроль в Париже и 24 солида — вне стен города. Однако этот инцидент продемонстрировал реальность угрозы «ропота и бунта» в Париже в отношении действий Парламента, который обсудил меры по пресечению возможных конфликтов (9 января 1419 г.). Акцию неподчинения Г. Розу попытался предпринять и купеческий прево, но его чиновники, уполномоченные следить за ценой на дрова, которым он в течение 8 дней запрещал давать отчет Г. Розу или еще кому-либо кроме себя, явились в Парламент и сказали, что готовы «подчиняться и купеческому прево, и Г. Розу, и комиссарам Парламента, и всем другим… согласно ордонансу Парламента» (20 января 1419 г.). Вскоре возникла и более широкая оппозиция в городе действиям Парламента, который вновь прибег к помощи учрежденного им совета и добивался подтверждения принятых мер (31 января 1419 г.). Для окончательного утверждения действий комиссаров Парламент отправил посольства к королю и герцогу Бургундскому, чтобы получить их формальное одобрение и тем самым снять напряжение в городе (6 февраля 1419 г.). По-видимому, одобрение короля было получено, но его воздействие на ситуацию в городе резко снижалось из-за его фактического отсутствия в Париже.
Никакие попытки нажима на Парламент в вопросе обеспечения города не имели успеха, поскольку он оправдывал крайние меры чрезвычайностью ситуации. Когда на заседании 12 марта 1420 г. булочники Парижа заявили, что новый ордонанс, изданный Королевским советом, приведет их к разорению и отказу от своей профессии, Парламент, сославшись на многочисленные жалобы горожан, приказал судебному исполнителю объявить повсюду в Париже, чтобы «под угрозой повешения» булочники выпекали подобающий хлеб и по разумной цене. Более того, в этой связи Парламент высказал открыто претензии королевскому прево и чиновникам Шатле, не проявившим должного усердия и не указавшим булочникам на их ошибки, «что повлекло жалобы, угрозы, ущербы и помехи». Вновь в Парламенте разбирались действия булочников Парижа 17 июня 1420 г., объявленные «ошибками, злоупотреблениями и заговором… нарушающим ордонансы и общественное благо». Суровые меры наказания были применены Парламентом по докладу генерального прокурора короля и в отношении мельников Парижа (12 июля 1420 г.): они должны просить прошения у Парламента и генерального прокурора «за злоупотребления и вымогательства… в ущерб королевским ордонансам и общественному благу», пройти с зажженными свечами по улицам Парижа до Нотр-Дам, а затем будут заключены в Консьержери. Более того, найденное у них зерно должно быть куплено по установленной цене, промолото и роздано бесплатно в богадельню (Hotel-Dieu), заключенным, нищенствующим орденам, «в других местах скопления бедняков и бедного люда на площадях Гревской и Мобер». Только расплатившись полностью, они будут выпушены из тюрьмы, при этом части их запрещалось отныне быть мельниками или помощниками мельника под угрозой штрафа в 100 парижских ливров. Столь резкие меры были вызваны ухудшением ситуации в Париже, которая и провоцировала многочисленные злоупотребления. О них вновь идет речь на заседании 31 мая 1421 г., где говорится о «пекарях-булочниках Парижа, совершающих много ошибок в профессии, несмотря на ордонансы, не раз изданные Парламентом», который приказал судебному исполнителю пройти по всем домам булочников в городе, осмотреть и взвесить хлеб, и там, где найдет нарушения, изъять весь хлеб и раздать «бедным и в больницы». В ответ на оправдания пекарей, что цена на хлеб в ордонансах ограничена, а цена на зерно — нет, что вынуждает их уменьшать вес хлеба, Парламент посоветовал им обратиться к комиссарам, назначенным Парламентом: те готовы продать им зерно дешевле. Таким образом. Парламент дает понять, что оправдания булочников лишь прикрывают их стремление нажиться на кризисе продуктов в Париже. Проверки цен на зерно и на хлеб вновь поручили прево и одному из булочников Парижа (11 ноября 1426 г.; 14, 20 марта 1431 г.).
Как видим, приоритетом в политике Парламента была забота о выживании города и прежде всего беднейших его слоев. Такая позиция усилила авторитет института в городе: к нему обращались с жалобами на все властные органы и получали поддержку самые незащищенные слои. Так, 23 июля 1430 г. в Парламент обратились с жалобой на королевского прево муж и жена, жившие в его доме 8 месяцев, будучи беженцами из Мениля, и теперь опасавшиеся, чтобы уплата ими денег за проживание, которые предназначались якобы на «содержание воинов в доме этого сеньора», не было истолковано как свидетельство их крепостного состояния. 30 августа 1430 г. в Парламент обратились с жалобой и торговки старьевщицы, которым чиновники Шатле не разрешали торговать на их привычных местах у церкви Сен-Мартен, заставляя их ходить на рынок Ле Аль по понедельникам, средам, пятницам и субботам, хотя на своих местах они торгуют по 6–12 лет. Парламент, переговорив с генеральным прокурором и чиновниками Шатле, внял этой жалобе, «видя их бедность и нужду народа и из-за бедствий военного времени».
Для того чтобы в истинном свете оценить эту кропотливую, ежедневную и весьма трудную деятельность Парламента по снабжению и спасению Парижа, достаточно только представить себе положение верховного суда французского королевства, столь ревниво оберегавшего свою компетенцию и власть в решении важнейших вопросов страны, а теперь при англо-бургиньонах вынужденного вступать в препирательства с булочниками, мельниками и старьевщиками, взвешивать хлеб и следить за каждой лавкой и ценой на товары в ней. Ясно, что Парламент никогда не стал бы заниматься этим, если бы не придавал делу сохранения Парижа политического значения.
Парижский Парламент рассматривал вопрос о снабжении, обороне и спасении Парижа как задачу особой значимости. Наряду с известным партикуляризмом городов и областей Франции, отчетливо проявившемся в ходе Столетней войны и существенно повлиявшем на ее ход и последствия, положение и роль Парижа как традиционного центра страны, многовековой столицы королевства определили позицию парламентских чиновников в отношении города. Одной из самых главных претензий Парламента к властям в период англо-бургиньонского правления стало их невнимание к Парижу, расцениваемое Парламентом как нарушение законов страны. С самого начала установления бургиньонского правления в Париже четко обозначилось это принципиальное расхождение между Парламентом и властями: уже на заседании 15 октября 1418 г., на котором рассматривалось бедственное положение города, в Парламенте было решено, по предложению доктора теологии Парижского университета Жана Куртекисса, отправить к королю и герцогу Бургундскому делегацию «от всех сословий Парижа и им рассказать о положении города», прося обеспечить охрану купцов, привозящих продукты и дрова. Однако вскоре, переходя к самостоятельным действиям по снабжению Парижа, Парламент на заседании 22 октября 1418 г. недвусмысленно дает понять, что вынужден действовать в одиночку из-за «отсутствия короля и герцога Бургундского» в Париже.
Отсутствие верховных правителей в Париже стало лейтмотивом существования города в период всего англо-бургиньонского правления[259]. И в этом заключалась одна из уникальных и своеобразных сторон кризиса центральной власти, нашедшего свое образное выражение в «одиночестве» Парламента. Столица Французского королевства со времени избрания Гуго Капета, графа Парижского, на престол Франции была всегда местом «пребывания» короля, даже если король отсутствовал, он как бы незримо присутствовал здесь посредством главных институтов его власти, и это делало Париж столицей королевства