прево, муниципалитета и Парижского университета, а также представителей иных институтов, совет собирается ежедневно в городской ратуше и решает оперативные вопросы для «поддержания единства и согласия в городе». Об атмосфере, царившей в Парламенте накануне передачи города Карлу VII, свидетельствует весьма любопытный эпизод (11 февраля 1436 г.). Члены Королевского совета сообщили Парламенту о готовящемся восстании «людей низкого сословия» с целью освободить некоего рыцаря, воевавшего в войске Карла VII и плененного англичанами, а теперь находящегося в тюрьме Консьержери. Из возмущенного доклада членов Совета мы узнаем интересные подробности о содержании этого опасного для властей заключенного. Оказывается, что в тюрьме он встречался и разговаривал со всеми, с кем хотел и кто приходил к нему ежедневно, и даже угрожал этим чиновникам, когда они хотели перевести его в тюрьму Большого Шатле, что «позовет своих людей» на помощь. И это в тюрьме, находящейся под контролем муниципалитета и Парламента! Парламентские чиновники обещали разобраться, усилить охрану, но предупредили всех, чтобы «с ним ничего не случилось».
Парламент приветствовал вступление войск Карла VII, среди прочих причин и как результат добровольного открытия ворот Парижа[267].
Одним из важных последствий этого периода для дальнейшего развития государства во Франции явилось осознание чиновниками значимости нахождения короля в столице[268]. Больной, малолетний, даже редко появляющийся в учреждениях центральной власти, но только король делает их работу легитимной, не говоря уже о том, что лишь присутствие короля делает Париж столицей, хотя многовековая роль столицы и превратила Париж в самый крупный город Западной Европы. В период англо-бургиньонского правления город обезлюдел, экономика зачахла, в то время как города, где находились Карл или английские власти, неуклонно развивались[269]. Как бы ни хотели чиновники высшего государственного аппарата придать себе значимость и автономизировать работу своих учреждений, отсутствие короля существенно сказалось на их положении и деятельности. Именно поэтому чиновники Парижского Парламента так настойчиво умоляли Карла VI вернуться в Париж, шли на переговоры с Дофином, упрекали герцога Бедфорда и герцога Бургундского в невнимании к Парижу. Кризис власти, выразившийся в том числе и в отсутствии в Париже главы государства в период англо-бургиньонского правления, доказал чиновникам и обществу, что только тесный союз центральной власти и ее институтов является прочной основой и оптимальной формой функционирования и этих институтов, и самой власти.
§ 7. Жалованье в политическом аспекте
В период англо-бургиньонского правления отношение властей к Парламенту, его авторитету, мнению, компетенции и месту в системе государственного управления, являвшееся надежным критерием для парламентских чиновников в выработке их ориентации, обусловило его конфликт с новым режимом. Сокращение числа чиновников, отсутствие жалованья и его задержки, общие тяготы войны потребовали от оставшихся чиновников особой преданности сохранению института, и существование Парижского Парламента в течение 18 лет англо-бургиньонского правления должно быть признано в значительной мере заслугой самих парламентских чиновников.
Возобновление работы Парламента ордонансом 22 июля 1418 г. позволило парламентским чиновникам создать видимость преемственности, однако дальнейшая политика англо-бургиньонских властей не оставила в итоге никаких надежд на восстановление былого престижа института[270]. В нарушение договора в Труа, Парламент не занял в системе «двойной монархии» подобающего ему места.
Сложность и завуалированность конфликта Парламента с властями, если иметь в виду строгую секретность обсуждений, с особой тщательностью соблюдавшуюся именно в этот период, требуют от исследователя поиска косвенных выражений истинных отношений. Таким показателем взаимоотношений Парламента и англо-бургиньонских властей мне видится вопрос об оплате работы чиновников, давно замеченный исследователями, но не оцененный в полной мере. Действительно, если рассматривать вопрос жалованья в отрыве от политической проблематики, то претензии парламентских чиновников выглядят неправомерными. Во-первых, проблемы с жалованьем существовали всегда, особенно в период Столетней войны, и объяснялись трудностями военного времени. Были они и до 1418 г.[271]. Во-вторых, проблема с жалованьем не была специфической «парижской» проблемой: Парламент в Пуатъе испытывал те же трудности[272]. Но только в Парижском Парламенте вопрос об оплате стал центральным вопросом отношений с властями.
«Жалкое и нищенское существование Парламента в Париже», по выражению Э. Можи, внешне не очень отличалось от положения Парламента в Пуатъе, основанного по ордонансу от 21 сентября 1418 г. Дофином Карлом: там также постоянно маячил печальный вопрос об оплате работы чиновников, к тому же этот Парламент должен был заново комплектовать состав палат, организовывать работу[273]. Но Парламент в Пуатье креп вместе с успехами Карла VII, в то время как Парижский Парламент неотвратимо беднел и обезлюдевал, кроме того он был фактически оставлен властями на произвол судьбы, оплачивать его работу не хотел никто. Последствием этого конфликта с англо-бургиньонскими властями явилось неуклонное сокращение численности чиновников Парламента: указом от 22 июля 1418 г. Парламент возобновил работу в составе 70 человек, в 1421 г. — 48 человек, в 1423 г. — 42 человек, в 1425–1426 гг. — 50 человек, в 1430 г. — 47 человек, в 1431 г. — 40 человек, в 1432 г. — 25 человек, в 1435 г. (накануне вступления войск Карла VII в Париж) — 28 человек[274].
Анализ политики парламентских чиновников в эти трудные годы подтверждает не только организационную зрелость учреждения, но и глубокую преданность его чиновников самому факту существования верховного суда королевства в Париже как столице и символу судебной власти короля.
Парижский Парламент берет на себя изыскание средств для хотя бы минимальной оплаты своих чиновников, самостоятельно распоряжаясь средствами, поступающими в виде штрафов по приговорам, причем делает это вопреки королевскому запрету (15 ноября 1418 г.). С 1419 г. четыре парламентских чиновника получают задание брать часть поступлений от генерального сборщика Казны для оплаты своих чиновников (13 января 1419 г.). Однако главным и надежным источником получения средств для выплаты жалованья чиновникам становятся поступления в казну от бальяжей, которые подчинялись в этот период судебной власти Парижского Парламента. В период с 1419 по 1429 г. в Парламент регулярно привозят деньги следующие города и области: Турнэ, Вермандуа, Нуайон, Лан, Реймс, Суассон, Труа, Шалон, Лангр[275].
Другим способом добывания денег стали обращения Парламента к чиновникам Казны и финансов, разнообразные меры воздействия на них с целью добиться внимания к нуждам парламентских чиновников. На заседание 21 августа 1419 г. Парламент вызвал Луи Кюльде, генерального чиновника монет короля, для объяснений. «Парламент удивляется тому, что он, кто знает положение Палаты… не приложил никакого старания» и не передал необходимых для жалованья денег.
Парламент использует любые источники пополнения фонда жалованья для чиновников, проявляя большую изобретательность. Так, на заседании 29 марта 1420 г. выясняется, что задолженность по оплате достигла 6 месяцев «из-за больших нужд и задач, возникших у короля», который обещает в будущем платить исправно. Парламент решает взять недостающие средства за счет конфискации движимого и недвижимого имущества у «восставших, неподчиненных, нарушающих мир», вопреки изданным запретам и ордонансам короля, а также взимая долги (13 июля 1425 г., 1 марта, 19 июля 1426 г.).
Регулярно выставляя перед властями ультимативные требования немедленной выплаты положенных денег и гарантий на их получение в будущем, угрожая в противном случае прекратить работу, Парламент тем не менее продолжал ее, причем немало упорства и настойчивости было проявлено чиновниками в вопросе решения в полном объеме поступающих дел[276]. Несмотря на тяжелые условия Парламент настаивал также на ведении протоколов и документации в полном объеме, объявляя недопустимыми нарушения «правил, стиля и общих установлений» Парламента[277].
Хотя Парижский Парламент использовал все имеющиеся у него средства для выплаты жалованья, претензии чиновников неуклонно возрастали и вопрос об оплате был зачастую единственным, для чего собиралась Верховная палата. При постоянном сокращении численности ситуация в Парламенте Парижа была, по-видимому, не так катастрофична, как ее представляли чиновники. С этой точки зрения, возраставшие претензии Парижского Парламента к англо-бургиньонским властям выглядят довольно странно, если не рассматривать их в политическом аспекте.
В этой связи представляются далеко не случайными постоянные обращения парламентских чиновников к властям с жалобами на задержку жалованья: Парламент пытается выяснить таким способом отношение к себе властей, прибегая к угрозе прекратить работу, если просьбы не будут удовлетворены. Впервые Парламент сформулировал свою просьбу на заседании 21 ноября 1422 г., когда задолженность составляла 4–5 месяцев. На заседание 24 ноября 1422 г. пришли канцлер и епископ Парижа, члены Королевского совета, в присутствии которых Парламент в довольно категоричной форме выразил требование погасить задолженность. Главный аргумент, превратившийся со временем в угрозу, состоит в невозможности дальнейшей работы в таких условиях. Наконец, 2 декабря, когда задолженность достигла 6 месяцев, Парламент сообщил канцлеру о намерении прекратить работу, однако работу не прекращает, «чтобы избежать скандала». Понятно, что скандалом Парламент считает вовсе не конфликт с властями, а именно прекращение работы. В этом конфликте, на который сознательно шел Парламент, обращает на себя внимание категоричность тона чиновников и их неоправданно жесткая позиция, поскольку они работали эти полгода без жалованья и вдруг решают вовсе остановить работу. Это «вдруг» может несколько проясниться, если посмотреть, что предшествует конфликту. Ему предшествуют смерть Карла VI, препирательства Парламента перед вступлением в силу договора в Труа, наконец, приход на заседание 19 ноября 1422 г. герцога Бедфорда, чье появление было встречено с плохо скрытой враждебностью: именно на этом заседании канцлер уламывал Парламент признать договор в Труа вступившим в силу.