О совете как функции Парламента в государстве говорится и во время конфликта Парламента с королевой Изабо Баварской, препятствовавшей отъезду парламентариев на сессию в Шампани в преддверии готовившегося процесса против герцога Бургундского: «от имени королевы» Жан де Монтегю потребовал всем оставаться в Париже, «ибо будут нужны для совета с ними» (28 августа 1408 г.). Совет как главная работа парламентария вне зависимости от его должности нашел выражение и в клятве, например, секретаря Клемана де Фокамберга, поклявшегося «советовать» Парламенту на этой должности (27 января 1417 г.). На эту же свою функцию ссылаются парламентские чиновники, отказываясь от участия в финансовых начинаниях англо-бургиньонских властей, заверяя, что «всегда были, есть и будут готовы советовать, помогать и способствовать королю в его делах, согласно их знаниям и власти» (10 декабря 1418 г.). Накануне поместного собора архиепископ Санса просит у Парламента «совета и помощи» (26 февраля 1429 г.).
Претендуя на функцию совета как основную в своей деятельности, парламентские чиновники, очевидно, напрямую связывали ее с Королевской курией. Однако в процессе развития государства и отделения законодательных, судебных и финансовых функций в самостоятельные ведомства совещательная роль при короле была закреплена за Королевским советом, являвшимся поэтому главным органом власти в стране. Претензия Парламента на роль советника при короле была скорее знаком усиления верховного суда и выражением самооценки института.
В самом названии заседаний Верховной палаты, где выносились все приговоры и принимались решения, — «Совет» (Conseil) — выражалась эта претензия чиновников. Любопытно, как Н. де Бай описал паузу в таком заседании — «Совет без совета» (аu Conseil sans conseil) (20 января 1416 г.). В самоназвании парламентарии также идентифицируют себя с членами Королевского совета: «Советники короля из Высшего совета и Парламента» (5 сентября 1413 г.).
Претензии парламентариев были достаточно обоснованы: в компетенцию Парламента входило право вмешиваться во все процессы и важнейшие вопросы в стране. И власти косвенно признают эти претензии Парламента на равенство с Королевским советом: заседания последнего нередко проводились в залах Парламента с его участием (22 февраля 1418 г.). Сходство полномочий двух институтов Парламент отметил, когда установил максимальные цены в Париже на дрова, «пока король в своем Совете или в Суде Парламента иначе не решит» (26 ноября 1418 г.)[379].
Будучи фундаментальной в системе представлений о способе управления, идея совета получила своеобразную интерпретацию и развитие в Парламенте, углубившем понимание сути совета в русле проповедуемых Жаном Жерсоном принципов «совета избранных», компетентных и ответственных людей, который следует предпочесть мнению «толпы», большинства[380]; внешне недемократичные, эти принципы сыграли важную роль в становлении институтов власти. Итак, кому, по мнению парламентских чиновников, положено давать советы королю и к чьим советам ему стоит прислушаться? Кто должен входить в Совет короля?
Главный критерий — люди мудрые и почтенные (notables) (17 января 1419 г., 12 февраля 1420 г., 10 января 1436 г.) или добрые люди (bonnes pereonnes) и доброжелательные (bienveillans) (7 января 1436 г.). При этом в категорию «мудрости» парламентарии включают именно знания человека, опыт и компетентность. Так, отказываясь участвовать в установлении налога, они предлагают королю пригласить «людей мудрых и опытных» (ехреrt) (10 декабря 1418 г.). Взывая к королю в период тотальных поражений в войне. Парламент просит его принять решение вместе с «людьми мудрыми и хорошо отобранными» (16 марта 1418 г.).
Совет профессионалов, выражая публичный характер королевской власти, противостоит совету ближайших по крови и вассальной связи королю людей, входивших в Королевский совет: так, после смерти Карла VI, когда Парламент отказывался признавать малолетнего Генриха VI королем «английской Франции», канцлер напомнил, что по ордонансу 1407 г. король в любом возрасте управляет страной «через совет и мнение самых близких сеньоров его рода» (27 октября 1422 г.). Помимо личных качеств советников большое значение начало приобретать количество советников: сколько советников надо выслушать, чтобы принять правильное решение? Конечно, сохранялся традиционный принцип «чем больше — тем лучше. Кажется, что Парламент согласен с этим, предлагая королю призвать «людей мудрых и почтенных (notables) в большом количестве» (17 января 1419 г.).
Однако количество в данном случае призвано способствовать учетам интересов разных сословий в решении вопроса, касающегося всех. Парламент советовал властям накануне сдачи Парижа Карлу VII, «чтобы успокоить народ…собрать многих добрых людей различных сословий, в добром количестве (7 января 1436 г.). Даже в тех случаях, как видим, когда Парламент настаивает на количестве советчиков, он исходит из качеств совета, его полномочности, в конечном счете компетентности представлять общий интерес. Что же говорить о совете по более сложным, требующим знаний и опыта, вопросам. Например, в вопросе о «старых свободах церкви Франции» Парламент защищал ордонансы потому, среди прочего, что они были одобрены «большей и наиболее здравой (saine) частью его и Королевского совета (16 марта 1418 г.). Для Парламента важно не простое большинство, не арифметическое число голосов, но качество этих голосов. В наиболее откровенной форме это представление парламентариев о наилучшей форме совета выражено, когда в ситуации гражданской войны и английской агрессии требовались экстренные и чрезвычайные меры: тогда Парламент решил потребовать от короля и Дофина созвать совет из людей Королевского совета, Парламента, университета, прево и других парижан, «людей честных (preudommes), не слишком вовлеченных или пристрастных (non trop aflectez on parcialz), в достаточном и довольно умеренном количестве (bien moderé), чтобы из-за собрания людей в количестве неумеренном (immoderé) не последовало бы несообразности» (3 января 1418 г.).
Итак, совет мудрых, честных и неангажированных профессионалов, где количество свидетельствовало бы о качестве, был для парламентариев оптимальной формой управления, в которой им самим отводилась центральная роль, оправданная местом суда в системе королевской власти[381].
Вторым фундаментальным принципом в представлениях парламентариев о природе суда являлась идея разума, неотделимая от понятия правосудия, которым Парламент призван был руководствоваться в работе «Разум и правосудие» (Raison et justice) неотделимы друг от друга в представлениях парламентских чиновников, что отражалось и в протоколах суда. «Суд создан, чтобы устанавливать разум и справедливость всем без каких-либо исключений» — так Парламент понимал предназначение суда в обществе (23 февраля 1402 г.); Парижский университет просит Парламент наказать Карла Савойского «согласно справедливости и разуму» (20 августа 1404 г.); Парламент обещает всем обратившимся к нему «установить разум и справедливость»[382].
Разум предстает в парламентской интерпретации сутью суда, его необходимым признаком, гарантирующим ту справедливость, которую он обязан воздавать всем людям страны. Разум как обязательное качество решения Парламента отличает его от иных решений. Например, Парламент рекомендует в вопросе о папской схизме Парижскому университету поступить так, как он сочтет нужным, «а Суд сделает то, что требует разум» (31 декабря 1406 г.). Разум как основа деятельности прямо обозначен в словах первого президента: «Палата основана на разуме и выслушивании сторон (sur raison et partibus auditis) и привыкла устанавливать право и разум каждому» (droit et raison) (7 апреля, 22 июня 1407 г.). Разум фигурирует как основание для принятия решения: «по разумным и справедливым причинам» являлось достаточным объяснением (14 августа 1431 г., 28 ноября 1432 г.). Наконец, разум, согласно парламентариям, призван был руководить решениями Парламента, который просто приводит в соответствие с разумом просьбы и обращения (conforme a raison, comme raison est, soubzmettre a raison) (7 августа 1416 г., 3–4 мая 1419 г., 5 мая 1426 г.).
Разум и справедливость неотделимы друг от друга, дополняют друг друга и являются сутью суда, гарантией его законности.
Третьим краеугольным принципом деятельности Парламента в представлениях парламентариев было милосердие, составляющее вместе с советом и разумом триединство суда, действующего на благо общества. «Палата (Парламента) является благодушной, милосердной и справедливой» (benigne, charitable et juste) — так виделся парламентским чиновникам образцовый суд (16 февраля 1402 г.). Причем милосердие, будучи одним из главных достоинств суда, противопоставляется суровому и строгому суду, который в таком контексте выглядит как недостаток: Парламент обещает «совершить суд, руководствуясь милосердием и любовью, а не суровостью» (cum dementia et pietate et non cum rigore) (29 апреля 1407 г.), или совершить «добрый и скорый суд» (10 декабря 1412 г.). Когда адвокат и прокурор короля покидали свои должности из-за хронического безденежья Парламента, они так высказались о своей службе: «Пусть их обвинят скорее в простодушии, незнании или оплошности, чем в подлоге (dol) или злобе, которой не имели» (22 февраля 1432 г.).
Видимо, такой образ суда признавался обществом и был хорошо известен за стенами Парламента, поэтому и мог использоваться с целью добиться благосклонности парламентариев