§ 6. Судьбы гуманистов на службе государства
Имена обоих гражданских секретарей Парижского Парламента вписываются ныне историками в важнейшую страницу культуры рубежа XIV–XV вв. — формирование раннего гуманизма во Франции. Сама проблема раннего гуманизма, его истоков, глубины и перспективы приобретает все большее число сторонников и исследователей, хотя и остается оспариваемой приверженцами старой периодизации, где начало Ренессанса во Франции отнесено к концу XV в.[460]
Не вдаваясь в детали этой проблемы, ограничимся неопровержимыми фактами: на рубеже XIV–XV вв. во Франции под влиянием Италии, в первую очередь Петрарки, возникает узкий ученый круг приверженцев античного наследия. Практически все они были знакомы друг с другом, находились в переписке, имитируя в ней античные образцы эпистолярного жанра и общественного резонанса частных писем, все они были однокашниками и выходцами из университетов Парижа и Орлеана[461]. Здесь царил культ Вергилия и Цицерона, здесь искали и собирали рукописи античных авторов, здесь Сенеку цитировали не реже Августина. Отличительной особенностью ранней гуманистической культуры во Франции, определяющей интерес к данной проблеме в нашем исследовании, является внешне парадоксальный факт: приверженцы раннего гуманизма находились не столько на ученых кафедрах, сколько в органах власти — в Канцелярии, в Парламенте, в Шатле. Именно в этих институтах власти оказались востребованными новые идеи, служившие укреплению королевской власти, под чьей опекой они развивались и крепли. И как бы ни трактовать вопрос о преемственности этой ранней гуманистической культуры и последующего французского Ренессанса, ясно одно: придворный характер французского Ренессанса, роль монархии в его становлении были заложены уже в этот ранний период и вытекали не из стремления французских королей имитировать античное меценатство и заполучить блеск и роскошь итальянского искусства Ренессанса, а из связи гуманистической этики и культуры с потребностями формирующегося во Франции государства[462].
Судьбы первых французских гуманистов оказались сродни самой ранней гуманистической культуре: все они были в большей или меньшей степени драматичны, как трагичен был контраст между высокими идеалами гуманистической этики и кровавой реальностью во Франции начала XV в. Вместе с тем принадлежность первых французских гуманистов к институтам королевской власти обеспечила им и долгую память, и плодотворную преемственность, и развитие их идей.
Судьбы двух гражданских секретарей, вписанные в историю Парламента и в контекст парламентской этики и культуры, дают нам редкую возможность проникнуть в тайну «человеческого в истории», тем более что вопреки обилию парламентских архивов составить приблизительную биографию большинства парламентских чиновников не представляется возможным[463].
Итак, начнем с биографий двух гражданских секретарей[464].
Никола де Бай родился около 1364 г. в семье крепостного (de condition servile) Колесона Ле Крантина в местечке Бай в области Шампань и был назван именем отца. Малолетний Колесон и его сестра Маргарита вскоре осиротели: их отец умер в 1368 г., а их имущество было отдано под опеку, однако доходы и движимость были в распоряжении матери, Марии Ла Крантинат. Готье де Конфлан, сеньор де Бай, принял участие в судьбе детей, в частности, по мнению А. Тюетэ, именно он посоветовал Колесону избрать путь клирика и помог получить начальное образование в приходской церкви, продолженное затем в Суассоне. Около 1380 г. Колесон де Бай становится стипендиатом Коллежа Бовэ в Парижском университете, где стал последовательно магистром искусств и бакалавром канонического права. Здесь же, в Коллеже Бовэ, Колесон отличился своим усердием и инициативой, войдя с 1398 г. в состав административного совета, здесь начал вести первый дневник. Затем он продолжил образование в университете Орлеана, где получил степень и в гражданском праве. Таков был, напомним, оптимальный путь вхождения в парламентскую среду — иметь степень обоих прав (in utroque). Но прежде чем попасть в верховную судебную палату, Колесон Лe Крантина дважды добивается свидетельства об освобождении от крепостной зависимости: 15 сентября 1373 г. и 5 марта 1380 г. еще под своим именем. В 1397 г. молодой человек меняет имя: Колесон Ле Крантина становится Никола Крантом, а в последние годы XIV в. добавляет — де Бай. С 1399 г. в возрасте 34–35 лет он — адвокат Парижского Парламента, а когда 3 августа 1400 г. умер гражданский секретарь Жан Виллекен, Никола де Бай, «магистр искусств, лиценциат гражданского права, бакалавр канонического права, каноник Суассона, кюре Монтиньи-Ланку», избирается на эту должность 80 голосами парламентских чиновников. Отныне его жизнь связана с историей Парламента[465].
За 16 лет службы в должности гражданского секретаря (16 ноября 1400 г. — 17 января 1417 г.) Никола де Бай не только превратился во влиятельного члена корпорации, прежде всего благодаря безупречному исполнению своих обязанностей, но и стал первым, кто превратил парламентские протоколы в хронику событий в стране[466]. Более того, он расширил круг обязанностей секретаря, заботясь о сохранении архивов, о внешнем состоянии залов Парламента, в том числе первым основал специальный регистр для завещаний, отданных на исполнение Парламенту[467]. Все это вполне обеспечило ему почетное место в коллективной памяти института.
Повысив престиж этой должности, Никола де Бай был приближен к королевским покоям, тиши Канцелярии, извилистым коридорам королевского дворца не только в силу своих должностных обязанностей, но и благодаря своим качествам тонкого дипломата, образованного клирика и легиста. Так, ему поручались особо деликатные дела, например, сделать опись имущества архиепископа Безансона или Гийома де Дормана, архиепископа Санса, или Рауля Ваке, президента Следственной палаты, когда между душеприказчиками возникали споры (13–14 декабря 1404 г., 25 октября 1406 г., 28 сентября 1410 г.). Не раз за годы службы Никола де Бай беседует с канцлером Франции, с высшей знатью, с Дофином и даже с королем Карлом VI. Остановимся на этот моменте: бывший крепостной беседует с королем Франции! Бесспорно, такой взлет был следствием особых личных заслуг Н. де Бая, но он был возможен во французской сословной монархии, более того, он не был единственным. Достаточно будет назвать только еще одно имя: Жан Жерсон, по происхождению крестьянин, стал знаменитым канцлером Парижского университета, названным «светочем богословия», к чьему слову прислушивались во всем католическом мире того времени и кто стоял у истоков соборного движения. Такие возможности открывало образование и служба формирующемуся государству, что привлекало в ряды его сторонников наиболее активных и талантливых людей из всех слоев общества, но особенно из «неблагородных» слоев, благодарно служивших интересам короля потом всю жизнь[468].
Кстати, они были знакомы, как почти все, кого сегодня приписывают к кругу первых французских гуманистов, и хотя одни из них служили делу церкви, как Никола де Кламанж, с которым Никола де Бай состоял в многолетней переписке, а другие — королю, все они в конечном счете трудились на благо страны и были в этом единомышленниками.
Точность в исполнении своих обязанностей и образцовая дисциплина де Бая снискали ему уважение парламентской корпорации, но подорвали его здоровье. Еще Никола де Кламанж упрекал его за это и убеждал оставить карьеру в Парламенте, посвятив свои силы и знания служению церкви, но Н. де Бай остался верен избранному пути. И все же в ноябре 1416 г. он вынужден просить Парламент учесть его голы (было ему около 52 лет) и ухудшение зрения и избрать на должность советника в Следственную палату (12 ноября 1416 г.). Действительно, эта причина выглядит правомерной: зрение очень важно для человека, придающего такое значение полноте протоколов Парламента. Однако мне видится в этом вполне согласном с парламентской иерархией шаге и политическая подоплека[469].
Ситуация в стране в связи с борьбой бургиньонов и арманьяков, с продвижением английских войск, с кризисом власти была критической, а усилиями самого секретаря он стал слишком заметной фигурой в Парламенте, и хотя нельзя приписать Н. де Бая, как и большинство парламентариев, к открытым сторонникам одной из партий, перед явной угрозой бургиньонов он вполне мог предпочесть скромную и не очень видную должность одного из советников самой многочисленной Следственной палаты. Таким образом, отказ Н. де Бая от должности гражданского секретаря вовсе не являлся таким уж естественным, и слишком простая аргументация лишь умножает сомнения. После стольких лет работы именно в 1416 г. зрение стало такой серьезной помехой, а ведь после перехода в Следственную палату, где делался самый большой объем работ, ему поручались ответственные, сложные и трудоемкие задания. Так, в 1417 г. ему одному Парламент доверяет написать письма городам Франции в ответ на распространенные там антигосударственные призывы Жана Бургундского (29 мая 1417 г.); тогда же ему, в числе немногих чиновников, поручено составить ответ королю и представить проект мер для сбора налога с разоренной страны (1 июня 1417 г.); в 1418 г. де Бай включен в состав делегации из 12 человек, отправленных к Дофину на совещание об очередных переговорах с Жаном Бургундским (18 апреля 1418 г.). Вряд ли объем работ, выполняемых Никола де Баем, стал меньше, а вот что явно сократилось, так это ответственность, и появилась возможность уйти от внимания политических сил и партий и в итоге избежать гонений, обрушившихся на