.
Те несколько книг (всего 25), что попали в опись имущества Клемана де Фокамберга, строго говоря, нельзя назвать библиотекой[487]. Однако это вовсе не свидетельствует о его меньшем образовании или невнимании к книгам. В этой связи очень показателен эпизод из биографии Клемана, который в самый трудный период в жизни «английского Парижа» принял должность хранителя библиотеки собора Нотр-Дам: он нашел время и приложил старание, чтобы сохранить библиотеку, составив с этой целью се опись и передав затем ее в пользование капитула 20 мая 1433 г.[488] В его личном пользовании находились, и это понятно, книги по праву, а также произведения духовной литературы, но и «История Трои», и «Морализованный Овидий», «Энеида» Вергилия, строка из которой стала его девизом. В написанных им протоколах мы встречаем обширные цитаты из античных авторов, у которых он черпает идеи об образцовом правлении и совершенном государстве, о губительности для общества частного интереса (17 октября 1429 г., 6 ноября 1430 г.).
Взгляды и судьбы двух гражданских секретарей, Никола де Бая и Клемана де Фокамберга, демонстрируют специфические черты парламентских чиновников как части формирующегося нового социального слоя в государстве, осознающего к началу XV в. свою особую миссию в обществе. Избрав карьеру чиновника, они шли к ней разными, но равно долгими путями, приобретая образование и опыт, необходимые для службы в Парламенте. Попав в орбиту парламентской корпорации, они быстро усвоили сформированные здесь принципы отношения к работе и друг к другу, манеру поведения вне стен Парламента и особый взгляд на мир. Чиновничья среда была собранием образованных людей, энергичных и полных веры в важность для общества их института власти, призванного вершить правосудие для всех, кто взывает к королю «христианнейшего королевства Франции». Отсюда понятен и их интерес к важнейшим спорам и идеям эпохи, их открытость новым тенденциям в культуре, приумножающим блеск и славу Французского королевства. Служба в Парламенте была служением идее, она требовала дисциплины и исключительно строгих правил, отвечавших общественному предназначению Парижского Парламента — обеспечивать мир, правопорядок и справедливость для всех.
Заключение.«Люди из Дворца на острове Ситэ»
Сюжетом этой книги являлся коллективный портрет корпорации чиновников Парижского Парламента. Вне зависимости от качества нарисованной картины, возможный упрек в ее обезличенности вполне заслужен и осознаваем автором. Не раз читатель, без сомнения, задавался вопросом: «А судьи кто?» Многие из этих чиновников достойны отдельной и увлекательной книги. Но далеко не все. И в этом проявилась существенная черта данного института власти, как и любого органа управления. Чиновники, за редким исключением, что влекло за собой действительно исключение из корпорации, не сделали себе политической карьеры вне своих должностных функций. Работа института — вот их главная карьера, плод их личных усилий. Поэтому коллективный портрет корпорации правомерен: в нем прописаны те черты, которые объединяли чиновников Парламента и сделали их политической силой, повлиявшей на становление и развитие королевской власти во Франции.
Их многое разъединяло: социальное происхождение, место рождения, возраст, карьера, политические пристрастия, семейные связи. Но даже Ф. Отран, изучив все это досконально и предостерегая от слишком прямолинейного стремления приписать всей парламентской корпорации единую политику и согласованность действий, признает, что различия переплавлялись в нечто целое, в новое качество при вхождении чиновника в эту корпорацию служителей государства, как из соли, воды и муки, смешанных в определенной пропорции, в печи получается хлеб.
Поэтому в книге исследуется то, что было главным в общественном облике парламентской корпорации. Это не означает, однако, что картина исчерпывающа: наверняка в архивах Парламента можно найти и иные черты, уточняющие или даже меняющие ее. Но то, что показано в книге, было присуще парламентской корпорации, было основой, базовой опорой — это очевидно из всей истории института, от его начала и до отмены королевской власти во Франции.
Сделав основой исследования выборку из протоколов Парламента, автору пришлось разбивать эти осколки вдребезги и исследовать их по крупицам, чтобы теперь вновь собрать воедино. Итак, что же было главным в облике чиновника Парламента?
В основе возникающих органов управления централизованного государства лежала принципиально иная, отличная от прежней сеньориальной, природа институтов власти — публично-правовая, опирающаяся на законы, а не на вассальную преданность сеньору. Она придала чиновникам новый статус — профессиональных служителей государства, критериями отбора которых являлись образование, знания, опыт и незапятнанное имя. Содержащиеся в законах о выборах чиновников, эти критерии стали фундаментом строения парламентской корпорации, иерархии должностей, принципов продвижения чиновника и распределения материальных благ, ответственности самой корпорации за качество работы и общественный облик своих чиновников. Профессионализация парламентских чиновников вступила в столкновение с рудиментами Королевской курии в структуре института, вытеснив в итоге сеньориальный элемент в виде участия 12 пэров в работе Парламента и подчинения канцлеру как главе всей королевской администрации. Она же изменила и характер приносимой чиновником клятвы: обещая служить королю, чиновник наделе клялся отстаивать интересы короля от всех, в том числе и от самого короля, все чаще трактуя их как «общее благо». Это порождало принципиально иное отношение к королю как к личности: готовые защищать его интересы, даже в большем объеме, чем тот, на который больной Карл VI мог претендовать, парламентские чиновники были весьма критичны в оценке его личных качеств и поступков, тем более его окружения. И главное: отстаивая интересы короля, они защищают себя, свои интересы. Созданный для свершения правосудия от имени короля и охраны законности, Парламент выходит из-под контроля короля, начиная самостоятельно трактовать свои права и прерогативы, а также «интересы короля».
Публично-правовая природа институтов королевской власти определяла основной конфликт в становлении государства — столкновение «общего блага» и «частного интереса», будь то интересы высшей знати, партий или могущественных кланов. Защита общего блага была, в принципе, заложена в характере государственной службы и не оставляла чиновникам Парламента выбора: они обязаны были отстаивать общие интересы, если хотели оставаться на службе. Отсюда закономерна их позиция в борьбе бургиньонов и арманьяков. Невмешательство в конфликт на стороне одной из партий вытекало из характера приносимой чиновником клятвы, однако это не было неучастием в гражданской войне, затронувшей все общество. Напротив, стоя над конфликтом, Парламент олицетворял порядок и законность в противовес разгулу политических страстей и насилия, способствуя поиску компромисса и мира любой ценой. Такая политика не меньше, чем сама гражданская война, содействовала формированию гражданского общества, немыслимого без институтов, защищающих общий интерес.
Парламент использовал этот конфликт для укрепления королевской власти, осудив и поставив вне закона «частную войну», начатую кем бы то ни было, кроме короля. Более того, именно осуждение войны бургиньонов и арманьяков внесло решающий вклад в объявление Парламентом всех сословий подданными государя, что явилось важным шагом в становлении гражданского общества. Неприятие Парламентом политического насилия и убийства по политическим мотивам, ущемляющих прерогативы верховного суда королевства, расширяло компетенцию этого главного института королевской власти и сокращало в то же время важную функцию короля — по собственной воле прощать любое преступление в государстве.
Отныне верховный суд претендовал на эту королевскую функцию — устанавливать правосудие для всех и опираться при этом на существующие законы. Право каждого подданного быть выслушанным королем превратилось в надежный способ самозащиты чиновников формирующегося государства, не признающих право короля смещать их без должного основания и без возможности самооправдания. Профессиональные качества становятся выше личной преданности королю не только в оценке чиновника, но и в его деятельности. Так развитие институтов власти закономерно привело к их автономизации от личности короля и функционированию в соответствии с законами страны. Процесс профессионализации королевской службы сопровождался развитием рационализма и прагматизма в подходе чиновников к своей работе, отразившихся и на их этике. Именно прагматизм помог Парламенту выжить в условиях «английской Франции», поскольку служение верховному суду, в котором заинтересованы все сословия общества, оказалось надежнее меняющейся политической конъюнктуры.
Наконец, в организации и функционировании парламентской корпорации нашли воплощение преимущества коллегиальной формы управления, способной противостоять давлению извне любых сил. Делегированная королем Парламенту прерогатива вершить «правосудие для всех» изменила характер судебной королевской власти в пользу общества. Король, как бы ни был он мудр и тверд, подвержен влиянию своего окружения, а институт в сто судей становится практически неуязвим для этого вмешательства. Коллективная оборона, взаимные обязательства, секретность обсуждений Парламента не позволили политическим силам существенно повлиять ни на комплектование его персонала, ни на его решения.
Появление слоя профессиональных служителей власти, частью которых являлись парламентские чиновники, принципиально изменило социальную структуру средневекового общества и породило новые грани политической культуры, вошедшие в итоге в «золотой фонд» западной цивилизации. Чиновники Парижского Парламента были выходцами из всех слоев и сословий французского общества, от крестьян до дворян. Возможно, именно поэтому их дружно ненавидели все сословия, не прощая социального «предательства». Предательством выглядели новые качества, присущие чиновнику и отличавшие его от всех иных сословий.