― Прошу, присаживайся. Как твои дела?
Ну, это был скользкий вопрос, насколько Лиз уже была наслышана. А действительно, как ее дела? Зла, что она снова попала на страницы газеты. Разочарована, из-за того, что ее выгнали из редакции. Окрыленная тем, что она снова была с Брейди. Счастлива от того, что выпускной был уже не за горами, поэтому она могла убежать от всего этого. Но, естественно, ничего из этого она не сказала.
― Хорошо, ― ответила она.
― Конечно же. Теперь, я хочу поговорить с тобой о твоей выпускной курсовой работе как стипендиата Морхеада, ― переходя прямо к делу, произнесла профессор Майрес. ― Мне понадобится черновая работа перед весенними каникулами, так что мы сможем все вовремя проверить как раз до выпускного. Как тебе?
Весенние каникулы. Ну, уже оставалось не так уж и много времени.
― Звучит неплохо.
― Отлично. Теперь обсудим, чем ты занимаешься…
Затараторила профессор Майрес, когда телефон Лиз ожил. Она быстро извинилась и выключила звонок. Она разберется с этим после встречи с профессором.
Поговорив минут тридцать про ее работу во время стажировки и проектов, над которыми они усердно работали для ее курсовой работы, Лиз была свободна.
Когда она вышла в холл, она вытащила телефон обратно из сумочки и нажала на пропущенные. Номер был подписан как: «Нэнси – Нью-Йорк Таймс». Она набрала номер и стала ожидать.
― Алло?
― Алло, Нэнси. Как вы?
― Привет, Лиз. Вторая половина дня выдалась интересной. Как ты поживаешь? ― спросила она.
― Прекрасно, мэм. Я посещаю занятия и работаю над курсовой. Я не дождусь, когда встречусь с вами и после весенних каникул вернусь к работе в «Нью-Йорк Таймс».
Нэнси прочистила горло.
― На самом деле, именно это я с тобой и хотела обсудить.
― График поездок? Я уверена, в понедельник в университете меня отпустят, ― сказала ей Лиз.
― К сожалению, Лиз, «Нью-Йорк Таймс» должен прекратить дальнейшую работу с тобой, ― сказала Нэнси.
У Лиз перехватило дыхание.
― Извините, мэм, ― удалось произнести ей. ― Я не…понимаю.
― После того, как стало известно о ваших отношениях с Конгрессменом Максвеллом, мы были готовы искать другой путь. На самом деле, я боролась за тебя, чтобы ты осталась на лето, потому что я верила, что все затихнет, ― сказала Нэнси, после чего вздохнула.
― Но ничего не изменилось. После твоего появления в «Вашингтон Пост», я никак не могу продолжать оправдывать тебе перед своим руководством. Мы не можем допустить, чтобы один из наших журналистов появлялся в новостях.
― Так...что меня увольняют? ― выдохнула она.
― Официально никаких бумаг не было подписано, и у нас был только устный договор, мы просто забираем свое предложение о работе, ― пояснила Нэнси.
Опять то же дерьмо.
― Я поняла, ― пробормотал она.
― Я прошу прощения за это, Лиз. Я была очень рада поработать с тобой на протяжении года, и этим летом, но у меня связаны руки.
Ее извинения казались искренними. Она не звучала равнодушно, просто решительно. По крайней мере, эту новость ей преподнесла Нэнси, а не кто-то, с кем она ни разу прежде не встречалась.
― Я понимаю, ― произнесла Лиз. ― Есть ли что-то, что я могу сделать, чтобы изменить ваше решение…или решение вашего руководства?
― Прости. Думаю, это окончательное решение, ― произнесла Нэнси. ― Удачи во всех твоих достижениях. Я знаю, ты что-нибудь найдешь. Твой талант не пропадет.
Что она на это ответила? Она что-то пробормотала, а затем отключила свой телефон. Она не могла продолжать разговаривать с Нэнси про работу, которой у нее никогда больше не будет. Работа ее мечты. Раз, и нету!
За несколько недель, все, во что она вложила столько сил, полностью развалилось. Ни работы. Ни стажировки. Ни редакции. Ни перспектив. Как она докатилась от полного успеха и контроля своей карьеры к полной разрухе? И что ей теперь делать? У нее не было никаких идей. Последние четыре года пошли насмарку. «Нью-Йорк Таймс» не наймут ее после того, как их решение уже было оглашено, кому захочется с ней работать?
Ей захотелось вернуться домой и узнать, как все исправить. Она не плакала как сегодня утром только потому, что она была в шоке.
Профессор Майрес вышла из кабинета и остановилась, из-за руки, которой Лиз оперялась на дверь.
― О, Лиз, я думала, ты уже ушла.
― Извините. Мне позвонили, ― глухо произнесла она.
― Все в порядке.
― Да.
Профессор Майрес прищурилась и снова распахнула двери.
― Присаживайся, Лиз. В чем дело?
Она не казалась сердитой, просто взволнованной.
Лиз знала, ей нужно было сдержаться, но она просто не могла. Все вылилось. Ей нужно было избавиться от натиска проблем, которые на нее навалились. Закончив, Лиз, выдохшись, откинулась на спинку стула.
― Это такое…невезение, ― произнесла профессор Майрес, тщательно подбирая слова. ― Я слышала про твои отношения с Конгрессменом, но я не осознавала, что это выльется в такое.
― Ну, никто не осознавал.
Профессор Майрес наклонилась к столу, скрестила руки, и многозначительно посмотрела на Лиз поверх очков.
― Ты очень умная, обаятельная, трудолюбивая молодая девушка. Одна из лучших, с которыми мне доводилось работать. Я не могу понять, что что-то подобное может сдерживать тебя от достижения поставленных целей. Честно говоря, думаю, это возможность увидеть, чего еще ты можешь достичь.
― Что вы имеете в виду? ― осторожно спросила Лиз.
― Ты хочешь быть редактором крупной газеты. Ну, один шанс утрачен. Что теперь ты собираешься делать? Когда одна дверь закрывается, открывается другая, ― сказала профессор Майрес. ― Я не собираюсь ставить на тебе крест только потому, что после весенних каникул ты не сможешь поехать в Нью-Йорк, или не дать тебе получить высшее образование в журналистике только потому, что у тебя нет работы журналистом. В жизни есть намного большее, чем твоя работа и карьера. Кто знает. Может, ты найдешь что-нибудь еще, что тебе понравится.
Лиз знала, что это звучало логично, но на ее сердце было слишком тяжело, чтобы проникнуться этим.
― Ты уже сдала GRE [4]? ― спросила профессор Майрес.
― Да, ― сказала она, кивая.
Она сдала высший университетский экзамен в прошлом семестре по просьбе профессора Майрес. В тот момент жизни у нее не было намерения посещать аспирантуру, но баллы были действительны в течение нескольких лет, было бы неплохо иметь такое про запас.
― Если ты заинтересована, возможно, я могла бы сделать пару звонков, и посмотрим, может у меня получится добиться, чтобы тебя приняли в программу для выпускников. Тебе было бы интересно воспользоваться этим в качестве плана Б?
Настроение Лиз немного улучшилось. План А. О, Боже, она не осознавала, пока профессор Майрес этого не произнесла, сколько всего она вложила в первый план. Без которого, она чувствовала себя опустошенной.
― Да, ― ответила Лиз, за доли секунды приняв решение. ― Если вы не возражаете сделать пару звонков, я бы предпочла поступить на аспирантуру.
― Тогда решено, ― сказала профессор Майрес.
Лиз поднялась, чтобы идти, но затем остановилась и повернулась к своему наставнику.
― Мэм?
― Да, Лиз?
― Почему вы для меня это делаете? Коллоквиум, стажировка, «Нью-Йорк Таймс», а теперь аспирантура. Я это ценю, но я просто не понимаю, почему вы так сильно мне помогаете?
Профессор Майрес сняла свои очки.
― Потому что ты делаешь это для себя. Ты сворачиваешь с пути, для того, чтобы стать лучше, и ты делаешь это исключительно хорошо. Я бы хотела клонировать тебя, хотя бы только из-за твоей рабочей этики. На самом деле, ты выходишь за грани возможного, и от этого мне тоже хочется выйти за грани возможного ради тебя. Потому что такая как ты, Лиз, заслуживает большего, чем брать вынужденный временный отпуск и получать отказ в работе.
Лиз слегка ошеломленно уставилась на профессора Майрес. Было таким облегчением услышать, что кто-то по-настоящему верит в нее и не осуждает за ее поступки. От этого мир стал казаться лучше, легче, свободнее, и стоящим того.
Прежде чем выйти за двери, она улыбнулась профессору.
― Спасибо вам…Линда.
Тень улыбки закралась на лице профессора.
Глава 10Словно во сне
В пятницу во второй половине дня Лиз, с Викторией и Дэниелом прилетели в Вашингтон. Они получили подтверждение от секретаря Брейди, что за ними приедут и заберут из зала ожидания, и попросила их дождаться сигнала.
Она была рада, что Виктория и Дэниел получили разрешение посетить кампус Университета Джона Хопкинса, потому что так, они могли поехать с ней. Весь полет Виктория притупляла переживания Лиз на счет перелета, не переставая шутить.
Впервые она будет вместе с Брейди, после того как они решили возобновить их отношения. Конечно, у них было пару дней после этого, но у него имелось несколько недель, чтобы изменить свое решение. Не то, чтобы она думала, что он это сделает. Ему бы лучше отрицать все обвинения в свой адрес, и позволить их истории утихнуть, чем признать ее. Это было мучительное чувство. Возможно, это был результат покровительственного влияния Хизер. А возможно, это было врожденное.
В любом случае это довело ее до края. И то, что Брейди не приедет за ней лично, ситуацию не улучшало. Она с первого дня знала, чего требует его карьера, но она по-прежнему не хотела уступать.
Высоко в облаках самолет подлетал к Вашингтону, мегаполису Округа Колумбия. В вечерней темноте были видны яркие огни города. Где-то там, внизу, был Брейди. Она слегка подскакивала в своем кресле, когда они пошли на спуск. Она всю неделю с нетерпением ждала этой поездки, и она не могла выбраться из своего места достаточно быстро, когда они приземлились в Национальном Аэропорту Рейгана.
― Почему бы тебе не расслабиться? ― пожаловалась Виктория. ― У тебя не получится выйти отсюда быстрее, и Брейди даже не встречает тебя.