с ними появлялись мальчики, и злился, когда какая-нибудь девушка снова останавливала свой выбор не на нем. Это добавляло пикантности в его однообразную жизнь.
Он не понимал, что находят девушки в таких, как Даз и Си. Они были идиотами даже в лучшие свои времена. Он терпел их только потому, что у него не было выбора. Но девушки! Они-то могли выбирать. В общем, он ничего не понимал.
Он жаловался на это матери холодными зимними вечерами, а она любезно его слушала. Однако как-то раз она оборвала его на полуслове и сказала в своей самой раздражающей манере:
– Знаешь, в чем твоя проблема?
– В чем? – спросил Мэтт, тщетно пытаясь найти ответ на вопрос.
– Ты, – глядя на сына, твердо произнесла Сандра тоном, не оставляющим сомнений насчет того, что она имеет в виду, – мизантроп.
– Я не мизантроп, – побледнев, ответил Мэтт. – Отмени диагноз, – потребовал он, поднимаясь на ноги.
– Нет. – Она вернулась к шитью.
– Но я не мизантроп, – настаивал он, – я ненавижу мизантропов.
Он не понимал, почему мать забавляется ситуацией.
– Хорошо, допустим, – сказала она наконец, – тогда докажи это.
– Как?
– Сделай что-нибудь хорошее на Рождество, – глядя на сына, сказала она.
Мэтт собрался было пуститься в рассуждения о том, что Рождество – это варварство, специально выдуманное, чтобы обогатить сначала церкви, а потом – казну, когда вдруг осознал, что это только подтвердит точку зрения матери.
– Например? – спросил он.
– После колледжа пригласи своих безнадежных друзей сюда, и помогите мне установить рождественскую елку: одна я не справлюсь. И, – она подняла палец, – постарайся улыбаться, пока вы будете это делать.
Мэтт посмотрел на нее. Что это с ней случилось? Она что, читает по ночам книгу «Десять легких путей уничтожить своего сына-подростка»?
– Я приготовлю для вас вино и пирожки с мясом, – пообещала она, снова возвращаясь к шитью, – а там поглядим.
Он продолжал смотреть на нее.
– И возможно, ты даже найдешь под елкой то, что хочешь, – добавила Сандра.
Мэтт что-то пробормотал. Мать прекрасно понимала его бормотания и ворчания. Точно так же, как понимала его детские воркования, и это доказывало тот факт, что у них было взаимопонимание. Это значило, что она прекрасно понимала его подростковые метания, однако не оставила ему другого выбора, кроме как разговаривать с ней на ее языке.
– Пардон? – переспросила она.
– Бубубу.
– Что?
– Договорились, – четко сказал Мэтт.
Так что в последний день семестра он ехал на автобусе в окружении своих идиотских одноклассников, которые, по-видимому, ничего не имели против того, что едут к нему домой. Он был единственным, кто, казалось, совершал путешествие в ад. Тем более что потом над ним наверняка будут издеваться из-за его матери всю его оставшуюся жизнь. Мэтт надеялся, что мать могли задержать на работе и она забыла о своей части сделки, а именно – вине и пирожках с мясом. Он не рассказал об угощении друзьям, зная, что это только прибавит им поводов для издевок. Его поразило, что они согласились поехать с ним, вместо того чтобы пошляться где-нибудь со своими подругами. Однако, похоже, они с удовольствием согласились поехать и посмотреть его дом. Он боялся даже думать, какие последствия может иметь эта поездка.
Его сердце забилось сильнее, когда он увидел мерцающий свет в гостиной своего маленького дома. Его мать не задержалась на работе. Он вставил ключ в замок и, открыв дверь, посторонился, пропуская одноклассников.
– Привет, мальчики! – раздался голос матери.
– Здравствуйте, миссис Дэвис, – вежливым хором ответили ребята.
– Вы, наверное, замерзли. Снимайте ботинки и пальто, вас ждут горячие пирожки с мясом, – живо сказала Сандра.
Пальто и ботинки были оставлены рядом с Мэттом, и его одноклассники рванулись по коридору.
– АККУРАТНО! – потребовал из кухни голос Сандры. Ребята вернулись, аккуратно сложили свои вещи и пошли обратно на кухню.
Ощущая себя кастрированным, Мэтт стоял рядом с Дазом, Си и Тони на маленькой кухне, глядя на свою крошечную мать, вытаскивающую из духовки пирожки и выкладывающую их на тарелку. Он не знал куда смотреть. Он смотрел на кухню глазами своих одноклассников и чувствовал стыд за ее величину и запущенность. А потом он посмотрел их глазами на свою мать и почувствовал себя униженным ее девичьим хвостом, в который были убраны волосы, и ее новыми джинсами с заниженной талией. Как может так одеваться нормальная мать? Мать Тони всегда надевает вельветовые костюмы, и мать Си тоже всегда выглядит солидно. Мэтт видел, как мелькает голое тело его матери между джинсами и короткой кофточкой, и ему хотелось умереть.
А потом ему стало стыдно за то, что ему было стыдно. Он попытался избавиться от двойного чувства вины, стать безразличным или загордиться, но застрял где-то посреди этих двух состояний.
– Скоро приготовятся еще пирожки, – сказала Сандра, протягивая ребятам тарелку.
Поблагодарив, все по очереди взяли по пирожку и салфетке. Некоторые даже правильно выговаривали слова, отказавшись от сленга. Мэтт такого еще никогда не слышал.
– Итак, сейчас я покажу вам елку, – сказала его мать, идя в гостиную, – только не крошите там.
И ребята покорно пошли за ней. До Мэтта донесся смех.
Маленькая комната показалась ему еще меньше чем обычно. Напротив дальней стены, между креслом и окном, стояла самая большая елка из всех, что Мэтт видел раньше. На полу стояли знакомые коробки с гирляндами и игрушками, мгновенно навеявшими ему воспоминания о детстве. Борясь с нахлынувшими воспоминаниями, Мэтт понял, что его мать – гениальна. Обычно эта работа занимала у них двоих большую часть дня и была ужасно утомительной. По крайней мере, сейчас все будет сделано быстро и, возможно, компенсирует его стыд.
– Итак, – сказала Сандра, – нам нужно отодвинуть кресло, чтобы освободить для елки место, потом поставить ее в ведро и повесить на нее все это дерьмо.
«Господи, – подумал Мэтт, – а сейчас она пытается быть крутой».
– Мэтт, а ты почему не присоединяешься? – спросила она.
Интересно, она его ненавидит? Такая мысль еще ни разу не мелькала у него в мозгу, но теперь это казалось вполне возможным.
– Скажите, вы все собираетесь в Гластонбери после колледжа?
Они закивали, а Мэтт вздохнул с облегчением. Покачав головой, его мать присела на ручку дивана.
– У вас хорошие оценки в этом семестре?
Мэтт перестал дышать. Опустив голову, Даз пробормотал:
– Я так не думаю. Знаете, мы были немного заняты…
– Заняты?
– Угу.
– Слишком много секса, не так ли?
Ребята неловко рассмеялись. «Я просто покончу жизнь самоубийством, – подумал Мэтт, – никто не заметит».
– Ну, так… а эти девочки, – спросила его мать, – у них тоже плохие оценки?
– О нет, – подал голос Си, – они хорошо учатся.
– Это нормально, – вмешался Даз, – никто не ждет от нас таких же хороших оценок, как у девчонок.
– А вы сами? – спросила Сандра. – Вы хотите, чтобы девчонки учились лучше вас? Хотите боссов-женщин?
– Ну, этого не случится, – резко возразил Си.
– Нет, у нас все будет нормально, – сказал Даз.
– А почему вы так считаете? – спросила Сандра.
– Ну, так все закончится тем, что они понарожают детей, разве нет? – улыбнулся Даз.
Они все гордо посмотрели на нее. А она смотрела на них.
– Ну, хватит! – почти выкрикнул решивший вмешаться Мэтт. – Давай мы просто сделаем то, что нужно. И все.
– Да, конечно, – сказала мать изменившимся тоном, что могли заметить только Мэтт и собака.
Ребята принялись всячески заверять ее в том, что с ними елке ничего не грозит, а Мэтт, закрыв за матерью дверь, повернулся к ним.
Он ожидал смеха, оскорблений и тычков.
– Ты зачем это сделал? – спросил Даз. – Мы же разговаривали.
– Вот именно, – добавил Си. – Дурак какой-то.
– Ну, – начал было Мэтт, – я…
– Ладно, – перебил его Даз, – я включу музыку. Си, ты и Тони поставите елку в ведро. Мэтт, ты готовь гирлянду.
– Но… – снова начал Мэтт.
– Давайте сверим часы, – сказал Даз, – сейчас пять минут восьмого.
Они сверились.
– Начали! – скомандовал Даз. И так они и сделали.
Скрестив ноги, Джон сидел на коврике в гостиной и неверяще смотрел на Сьюки, сидящую напротив него. За такое поведение он не собирался помогать ей переписывать ее резюме.
– Пардон? – переспросил он.
– Я, – медленно и четко повторила Сьюки, – собираюсь проникнуть внутрь тебя.
– Нет, черт возьми, ни фига.
– Да не буквально, Джон. Я же не ведьма.
– Тогда ладно.
– Это метафора.
– Слава богу.
– Мы поработали над твоим дыханием. Это заняло всего четыре недели, и это весьма неплохое начало. А теперь нам надо потрудиться над твоим голосом, тем, как ты сидишь, как ходишь, двигаешь головой, как говоришь и так далее. В общем, над всем.
– Ты будешь смотреть, как я хожу в туалет?
Проигнорировав его вопрос, Сьюки сделала странную вещь. Она обхватила живот руками, опустила плечи, сгорбила спину и втянула шею. А потом спросила:
– Как я выгляжу?
– Как моя мать, – моргнул Джон.
– Интересно.
– Странно, – согласился он.
– Ты можешь что-нибудь сказать обо мне, глядя на то, как я сижу? – спросила Сьюки.
– Ты выглядишь так, будто страдаешь запором.
– И?
– Чувствуешь себя неуютно.
– И?
– Молодой.
– И?
– Стеснительной.
– И?
– Несчастной.
Она кивнула.
– Я должна кое-что тебе открыть, – сказала Сьюки.
– Давай, – вздохнул он.
– Я сижу в точности так, как ты.
– Увянь, – отмахнулся Джон, – я так не выгляжу.
– Именно так. Только ты не блондин и не такой худой. Джон потерял дар речи. Он медленно осмотрел себя и понял, что она права. Он действительно сидел так, как она показывала. Абсолютно все было одинаковым – от того, как она сложила пальцы, до выражения лица.