– Хорошие моменты, говоришь? – со звоном опуская стакан на столешницу, она проводит тыльной стороной ладони по губам, вытирая их. – Это какие, Джейсон? – прищурившись, холодно спрашивает она. – Когда ты трахал меня, не избивая при этом, впопыхах в каком-то туалете в клубе или дома, когда был слишком уставшим, чтобы развлекаться в свойственной тебе манере. Я должна была радоваться? Ценить? Знаешь, сколько времени с моего тела сходили следы от наших хороших моментов? А самый последний хороший момент помнишь? Как «тупая шлюха» валялась у тебя в ногах, а ты презрительно переворачивал ее кончиком своего начищенного ботинка, проверяя, не подохла ли? А как душил меня со слезами на глазах? О, это было так сильно! Или, как связал меня и посадил на привязь, как собаку, которая должна была лизать воду с пола, потому что из бутылки пить не могла, нечем было взять.
Это больно. Я слушаю ее обвинения, не в силах опровергнуть, найти оправдания. Да я и не ищу. Нельзя исправить то, что уже сделано. Но у нас есть настоящее, которое только в наших руках.
– Лекс, я был не в себе. Я же сказал… – говорю я, убирая руки в карманы. Лекс презрительно фыркает, наливая себе еще. Она не умеет пить, и я волнуюсь, но не решаюсь остановить ее.
– Не в себе. Так просто. – В ее взгляде, обращенном на меня, горечь и безнадежная тоска. – Так просто, Джейсон. Ты убивал меня, черт бы тебя побрал. Ты это делал. А сейчас приходишь и чего-то хочешь от меня. Разве ты не получил сполна?
– Я думал, что ты предала меня. – произношу я, глядя прямо в голубую бездну боли и отчаяния. Ее лицо бледнеет, потом искажается от злости.
– Я ушла от тебя. Я не могла тебя предать. Я тебе больше не принадлежала, Доминник, – яростно шипит она, непроизвольно шагнув в мою сторону.
– Неважно. – Качаю головой. – Я знаю, что ты этого не делала. Ничего уже нельзя исправить. Но мне жаль. Я сожалею, что не проверил информацию, которую мне передал отец. Но даже, если бы это было правдой, я не имел права так поступать. Не говори, что не принадлежишь мне. Это неправда. – Я тоже шагаю ей навстречу, хватаю за плечи, пристально заглядывая в глаза. – Ты моя. И всегда будешь.
– Может быть, ты прав, – устало шепчет она, не сопротивляясь и не пытаясь вырваться. – Это все равно ничего не значит.
– Я люблю тебя, – произношу твердо. Лекси печально улыбается.
– И это тоже. Ты любил меня и раньше, когда бил и унижал.
– Все изменилось.
– Люди не меняются в одночасье. Ты можешь верить в то, что изменился, но однажды все вернется снова.
– Нет. Никогда не вернется, – уверенно и категорично заявляю я. Лекси смотрит на меня испытывающим пронзительным взглядом. – Дай мне шанс показать, что я могу быть другим.
Я отчаянно жду ответа, но она бесконечно долго смотрит мне в глаза. Ее пальцы неожиданно касаются моей щеки, очень нежно скользят вдоль линии скул, обводят рисунок губ.
– В том-то и проблема, Джейсон, – шепчет она тихо, едва различимо. – Я не хочу другого. Никого другого, кроме моего Джейсона. Я ненавижу его, люблю, боюсь. И я никогда себя не прощу, если снова позволю себе быть с ним, и он никогда не сделает меня счастливой, потому что сам не знает, что это такое. И я даже не злюсь на него. На самом деле, я все ему простила. Ты изменил меня, закодировал, но я никогда не смирюсь с ролью твоей шлюхи, но только ее я и умею играть.
– Я научу тебя играть другую роль, – мягко обещаю я, целуя ее пальцы. Лекс словно пробудившись из забытья, вырывается, бросая на меня ледяной взгляд.
– Как? Как ты это себе приставляешь? Откуда ты взялся? Что ты делал? Ты понимаешь, что у меня совсем другая жизнь, и моя семья никогда не поймет, если увидит сейчас тебя здесь. Отец устроит самосуд, а мама вызовет полицию.
– У меня тоже совсем другая жизнь, – возражаю я. – Черт, мне теперь даже предложить тебе нечего, но я здесь. И я не уйду, пока не получу тебя.
– Я не вещь! – отчаянно кричит Лекси, пробуждая во мне темное начало. Истерики, особенно женские, даже святого доведут до греха. А я не святой.
– Ты принадлежишь мне, – по слогам произношу я, твердым и хлестким тоном. – Ничего не изменилось. Ты же понимаешь, что мы связаны. Навсегда.
– Да, ты связал меня, но это не сделало меня твоей рабыней.
– Мне не нужна рабыня, Лекс, – яростно возражаю я. Упрямая идиотка. Да, я заслужил, но она же и слушать не хочет. – Мне нужна любимая женщина.
– И когда ты это понял, Джейс? – с вызовом спрашивает Лекси.
– У меня было много времени. – туманно отвечаю я. Она напряженно смотрит на меня, ожидая продолжения. Мне нужно убедить ее. Я знаю, что могу это сделать, если скажу правду. – Я был там, где многие события видятся под другим углом, масштабнее, яснее. Я исцелял свою душу от грязи, которая в ней была. Не скажу, что стал святым, но мне многое удалось исправить, пересмотреть. Я думал о тебе… редко. Не потому что забыл, это невозможно. Я не пускал боль в свое сердце, чтобы закончить процесс очищения. Я мог бы жить без тебя там. А ты могла бы жить без меня здесь. Ни счастливо, ни плохо. Никак. И с этой пустотой мы дошли бы до конца. Но я не хочу пустоту сейчас, глядя на тебя, и понимая, как много мы можем дать друг другу, если постараемся, если рискнем поверить снова.
– Ты не понимаешь, о чем просишь, – шумно вдохнув, произносит Лекси, неуверенно глядя в сторону, и иногда на меня. – Есть моменты, через которые нельзя перешагнуть. И забыть нельзя.
– Расскажи мне о них. Что я сделал, Лекс? Тогда… – прерываюсь, проведя ладонью по лицу. Я должен знать, должен. – Последнее, что я помню, как привязывал веревку к крюку в стене.
Лекс вскидывает на меня изумленный взгляд, в котором постепенно появляется другое выражение.
– Ты не помнишь, – выдыхает Лекси, констатируя факт, а не переспрашивая. Снова проходит к бару, ставит еще стакан рядом со своим. Наливает в оба, и протягивает мне один. Я отрицательно качаю головой. Не произнося ни слова, Лекси приближается почти вплотную и вставляет стакан в мои пальцы. Я удерживаю его, но выпивать содержимое не тороплюсь. Лекс возвращается к барной стойке.
Она могла бы помучить меня, потянуть паузу, поиздеваться, но Лекси не была жестока. В отличии от меня.
– Ты ничего не сделал, – произносит она спокойно, глядя мне в глаза.
Я ощущаю приступ раздражения. Подхожу к ней вплотную, поставив стакан на стойку за ее спиной. Приподнял подбородок пальцами, встречая ее уверенный взгляд.
– Почему ты врешь? – мягко спрашиваю я. Она хмурится, дернув головой, но я не отпускаю, сжимая пальцы сильнее.
– Я не вру.
– Я читал медицинский отчет. У тебя были сломаны ребра, пальцы, гематомы и ушибы по всему телу. И ты говоришь, что я ничего не сделал?
– Нет, – качает головой Лекси. – Это сделала я сама.
Я недоверчиво смотрю в ее глаза, ища там свидетельства ее лжи, и не нахожу. Лекси Памер говорит правду. Мои пальцы зарываются в ее волосы, играя с шелковистыми спутанными прядями.
– Зачем ты это сделала? Я тебя заставил?
– Можно и так сказать. Ты был в отключке. Ничего не соображал. Ты сидел в одной позе часами. Потом резко вставал, начинал ходить из угла в угол, но не глядя на меня, и снова садился на пол или ложился. Это было настолько жутко и страшно, что я обезумела… – голос Лекси дрогнул, когда я коснулся губами ее виска, где пульсировала венка.
– Продолжай, малышка, – шепчу я, кладя руку на ее бедро, чуть ниже края свитера.
– Я пыталась до тебя достучаться любыми способами. Я кричала, звала. Иногда ты почти не дышал, и я думала… – Лекси сглатывает, когда моя ладонь поползла выше, скользнув под свитер. – Джейс…
– Продолжай, – властно приказываю я, поглаживая ягодицы, как бы вскользь попадая кончиками пальцев за резинку трусиков.
– Я думала, что ты умер, я не понимала, что делаю. Сходила с ума.
– Так боялась потерять меня? – я отрываю губы от ее виска, и заглядываю в глаза.
– Ты помнишь, как стрелял? – спрашивает она, закусив губу. Я согласно киваю. Мы оба молчим. Я убираю руку из-под ее свитера, и теперь обеими упираюсь на барную стойку позади нее. Она снова в ловушке, в кольце моих рук.
– Я никогда бы не смог выстрелить в тебя, – наконец, произношу я. – Мы оба сошли с ума в той комнате, Лекс. Я затащил нас туда. Я… Просто я не мог сам, не мог выбраться оттуда. Это моя тюрьма, я не хотел быть там один. Только так я могу объяснить случившееся.
– Когда ты подсыпал в мое вино возбуждающие препараты, когда всячески унижал меня за то, что я испытывала под действием этих самых препаратов… и без них, ты был в своем уме, – голос Лекси прерывается, и я упираюсь лбом о ее лоб.
– Нет, малышка. Я подыхал от ярости. Я хотел быть с тобой, вопреки всему, что нас разделяло. А потом отец выдал мне лживые отчеты. Мне казалось, что мир рухнул. Понимаешь?
– Ты столько раз изменял мне, – устало напоминает Лекси, закрывая глаза. Я смотрю на ее длинные ресницы, получая невероятный кайф даже от такого минимального контакта.
– Это было несерьезно. С ничего не значащими для меня женщинами. Ты никогда не будешь чьей-то еще, детка. Я чуть не умер, когда ненадолго поверил, что ты вышла замуж за Купера, и это ты та жена, которая рожает.
– А если бы это было так? – она неожиданно открывает глаза, вопросительно глядя мне прямо в душу.
– Я не знаю. Не знаю, Лекс, – искренне отвечаю я. – Если бы увидел тебя, то меня бы ничто не остановило. Ни муж, ни дети.
– И ты бы простил, хотя, о чем говорю, что прощать…
– Нет, – обхватив ее лицо ладонями, твердо и непоколебимо отвечаю я. Внутри снова разгорается ярость. – Никогда бы не простил. Только не Купера.
– А если я скажу, что спала с ним? Что у нас все было, и я продолжаю это делать? – ее взгляд сканирует меня, как хренов лазер. Я слишком сильно сжимаю ее лицо, когда до меня доходит смысл ее слов. Всего лишь блеф… Или нет?
– Это неправда, – говорю я, прищурившись. Лекси улыбается коварной улыбкой.