– Ты столько раз угрожал… Ты его ненавидел. Ты знал, что Мик хочет сделать мне предложение, – перечисляла Лекс и, черт возьми, ни разу не солгала.
– Ты бы приняла его? – Я обхватываю ее скулы пальцами, приподнимая ее голову.
– Да. На тот момент. Мне казалось… – Ее голос колеблется. Эта глупая женщина никогда не знала, чего хочет на самом деле. Она надела его кольцо только после того, ка Мик погиб. Она носила мою монету, думая, что убила меня. Любила ли она хоть кого-то, пока тот был жив?
– Тогда он был обречен, детка, – оборвал я ее на полуслове, чувствуя, как от ярости сводит челюсть.
– Зачем Дино было заставлять меня стрелять в тебя?
– Я не знаю, Лекс, – качаю головой. Мне самому этот вопрос не дает покоя.
– Что ты почувствовал, когда я выстрелила? Было больно?
– Злость, боль, восхищение, – перечисляю я, пытаясь вспомнить.
– Что? – не поняла Лекси. В ее взгляде недоумение. Она явно предполагала услышать другое.
– Я был горд тобой. Не всякая бы решилась пойти с пистолетом на человека, подобного мне. Форменное самоубийство. На подобное безрассудство может толкнуть или безумная любовь, или лютая ненависть. Я не сомневался в том, что заслужил второе. Но надеялся, что причины были две.
– Мне нечего было терять… – шепотом произнесла Лекси. Я сильнее сжал ее скулы, накрывая этот болтающий ерунду рот своим. Я трахал эти сладкие глупые губы языком, пока она не расслабилась.
– А как же я.... – задыхаясь, спросил я, пристально глядя в поплывшие глаза.
– Тебя у меня уже не было… – с горечью сказала Лекси, сжимая бедрами мою руку, настойчиво ласкающую ее девочку, которая еще не отошла от предыдущего раунда.
– Я всегда у тебя буду, детка. Всегда. Только я один. Понимаешь?
– Да, – кивает она. Моя глупышка. Почему ты соглашаешься только, когда хочешь, чтобы я тебя хорошенько трахнул?
– Никогда не ищи смысла в том, что я говорю и делаю в моменты ярости. Просто не доводи до этого, и мы справимся. Хорошо? – Я смотрю в ее расширившиеся зрачки. Она так ранима, так истерзана мной. Отпечатки моих пальцев на ее теле, что может быть прекраснее?
– Почему ты вел себя, как ублюдок?
Хочется спросить: «Малышка, ты не слышала предыдущую фразу?»
– Лайтвуд искал мои слабые места… – говорю терпеливо, ласково пробегая тыльной стороной ладони по ее плечу. Пальцы другой руки ритмично скользят между ее ног, время от времени проникая внутрь, заставляя малышку ерзать. – И нашел. Я хотел держаться от тебя подальше, но, когда ты рядом, мозг отключается. Я не смог. Виноват я.
– Это было жестоко, Джейсон. Черт, прекрати… – выдыхает она, когда я сжимаю пальцами ее клитор, отпускаю и щелкаю по нему кончиками пальцев. Лекси вздрагивает, прогибаясь в спине.
– Я всегда буду жестоким, Лекс. Если ты будешь делать вещи, которые мне не нравятся.
– Я не вещь, не домашнее животное, которое можно дрессировать. Я не твоя наложница, в конце концов.
– Моя, – твердо кивнул я.
Еще один болезненный щелчок и проникновение на три пальца. Чуть согнув их, работаю рукой сильнее, заставляя ее выгибаться и бессвязно мычать. Так влажно, горячо и тесно. Бархат… Хочу туда. Слизываю выступивший пот над верхней губой, рывком поворачивая Лекси к себя спиной. Наклоняю вперед, подтягивая к себе упругую круглую задницу. Эта задница не дает мне покоя с тех пор, как я впервые ее увидел. Но до нее очередь еще дойдет. Непременно. Сейчас мне нужен жар и влажность, в которые я погружаюсь одним резким толчком. Лекс вцепляется в простыни, сминая их, заглушая стон собственным кулаком. Пронзившая позвоночник острая волна удовольствия сливается с судорогой боли. Мне кажется, я чувствую, как расходятся мои швы, намокая от крови. К черту. Я работаю бедрами, забив на боль, почти ослепнув от отчаянной потребности и бешеного желания. Мощнее, глубже, острее. Наверное, это слишком сильно для нее… Черт, слишком сильно даже для меня. Лекс пытается или отползти, или просто сменить позу, но я хватаю малышку за загривок, вжимая в подушку, заглушая ее крики. Наши тела вбиваются друг в друга, издавая животные звуки, из-за которых от похоти едет крыша… Почему с другими меня не сносит так сильно? Почему только она пробуждает во мне все самое низменное? Я хватаю ее за задницу, которая уже покрыта синяками от моих пальцев, трахая так сильно, что на местах, где мой пресс встречается с ее кожей, остаются розовые пятна. Это похоже на битву, а не на страстное соитие любовников. Я удерживаю ее на месте, фиксируя голову. И когда моя ладонь опускается на ее ягодицу, оставляя ярко красный след, создавая новый звук в животной мелодии нашей страсти, она кричит, вырываясь, оставляя пучки волос в моем кулаке. Но это не боль, это другая грань нашего безумия. Ее тело содрогается, сжимая меня так сильно, что я следую за ней, взрываясь настолько мощно, что на доли секунды проваливаюсь в состояние нирваны, за гранью этой реальности. Жар лижет нашу кожу. Языки пламени… Мы дома.
– Я всегда говорил, что однажды ты будешь хотеть этого так же сильно, – задыхаясь, шепчу я, обессиленно падая на спину. Мне нужен врач и душ.
– Это ты со мной сделал, – произносит Лекси спустя пару минут. Ее взгляд скользит по моему телу, натыкаясь на кровавые пятна на груди.
– А это ты со мной сделала, – криво усмехаюсь я, опуская глаза вниз, чувствуя, как боль толчками пронизывает мое тело.
– Ты сумасшедший, Джейсон. У тебя швы разошлись. – Ее глаза с тревогой изучают масштаб бедствия.
– Дай мне телефон, – приказываю я сквозь зубы.
– Где?
Я показываю глазами на столик, где бросил свой айфон. Лекси поправляет платье, с трудом сползает с кровати и плетется за моим телефоном. Не могу удержаться от сардонической ухмылки. Не смотря на боль, я испытываю странное состояние эйфории. Мы оба психи.
Когда телефон оказывается в руках, я стараюсь быть кратким.
– Марк, привет. Да. В порядке. Врача мне доставь.
Когда я разъединяю вызов, замечаю, что Лекс пристально смотрит на меня, сидя на краю кровати и сложив на груди руки. Глаза подозрительно прищурены, губки поджаты. Если бы не долбанные швы, я бы добрался до этих губок…
– Как ты выжил?
– Детка, ты не думаешь, что с этого вопроса и стоило начать? – усмехаюсь я.
– Вопрос о сестре для меня был важнее, – приподняв брови, заявила эта стерва.
– Я ждал киллера. Но я не думал, что киллером будешь ты. Бронежилет. Банально и просто. Потом подстава с поджогом.
– А тело?
– Труп подбросили, медэкспертизу подделали.
– То есть, тебя фактически больше нет? – нахмурилась Лекси. – Где мы? Что ты собираешься делать дальше? Когда я смогу вернуться домой?
– Малышка, мы в Африке, – с вымученной улыбкой говорю, пытаясь сесть. Протягиваю ей руку, и она инстинктивно хватается за нее. – Но это временно. Считай, что у нас каникулы. А теперь будь хорошей девочкой и помоги мне дойти до ванной комнаты. Нам обоим нужно всполоснуться до прихода доктора.
Лекси
Я никогда его раньше не мыла… То есть, не мыла ради чистоты, а не как прелюдии к новой порции секса. Он сидел в маленькой ванной, откинувшись назад, его повязка была пропитана кровью, вода, стекающая вниз, становилась розовой. И я между его ног с мочалкой и гелем для душа. Мои волосы, уже чистые, влажными кольцами лежали на плечах, пока я острожными движениями намыливала его огромное, сильное тело, стараясь не причинить боль. Сколько раз я хотела убить этого мужчину? Мне почти это удалось. Я смотрю в его глаза, а он в мои. Бесконечность. Ровно столько длится это мгновение тишины. Нет никаких слов, которые способны передать наши чувства. Я слышу, как он дышит, как плещется вода, когда я выжимаю мочалку. Я вижу, как горят его глаза, бездонные, неистовые, черные, как ночное небо. Я пытаюсь вспомнить причины, по которым стреляла в него, и не могу… Когда он рядом, когда он смотрит на меня так, словно я единственная в мире женщина, я… просто растекаюсь. Джейсон Доминник, мое наваждение, мой ночной кошмар, запретная сексуальная фантазия. Болезнь. Одержимость. Страсть. Моя любовь.
Я могла потерять его. Черт побери… я могла. Я только сейчас понимаю, что сделала…
Откидываю мочалку в сторону, склоняюсь к нему, касаясь лбом его лба. Просто слушаю, как смешивается наше дыхание. Он поднимает руки, зарываясь ладонями в мои влажные локоны, заставляет смотреть на него. Властно и твердо.
– Твое место рядом со мной, Лекс. Не сопротивляйся. Прими это, – произносит он серьезно, очерчивая большим пальцем контур моих губ.
– Я не могу тебе верить, Джейс, – говорю я с болью в голосе. – Я пыталась. Столько раз пыталась и получала новые раны.
– Ты хотела эти раны, детка, – шепчет он, лаская кончиками пальцев синяки на моей шее и ключицах.
Я знаю, как его заводят эти метки. Чтобы Доминник не говорил, он садист и тиран. Абсолютный псих. И я не лучше, раз сижу с ним, плескаюсь и млею от его прикосновений.
– Ты хотела меня. Хоть раз скажи правду. – Его губы ласкают мои веки, и я блаженно прижимаюсь щекой к его плечу. О да, это то, чем он меня взял. Редкие моменты, когда чудовище становится домашним, ручным, ласковым котенком. Перепады боли и нежности… Запрещенные приемы.
– Я боялась тебя. Всегда. И сейчас боюсь, – признаюсь я.
– Это правильно, детка. Меня нужно бояться, – улыбается он. Я не вижу, но чувствую эту улыбку. – И меня нужно любить, тогда я сделаю все, чтобы поводов для страха у тебя не осталось.
– Но я любила. Однако тебе было мало. Всегда мало…
– Никогда не будет достаточно, Лекс, – серьезно произносит он, пробегая пальцами по моему позвоночнику. Нежно, почти неуловимо. Боже, я таю. Кто этот парень? – Даже если я прикую тебя наручниками к себе, мне будет мало. Я хочу все, детка. Понимаешь? Все – это значит все. Без остатка.
– Ты и так забрал больше, чем я могла отдать. От меня ничего не осталось.
– Ты права, малышка. От тебя ничего не осталось. Тебя больше нет. – Джейсон отстраняется, приподнимая за подбородок мое лицо, и я проваливаюсь в пугающую тьму его глаз. О чем он толкует? В этот момент в дверь дома, в котором очнулась пару часов назад, начинают барабанить.