Все. Стоп. Лифт, подпрыгнув, остановился.
Дверь распахнулась сама по себе.
«Неужели его человек?! - пронеслось в мозгу у Костенко. - Оборачиваться нельзя».
- Успел! - крикнул Росляков. - Это я, это я, Славка!
Костенко шумно вздохнул и сделал шаг назад.
- Давай топай, милорд, - сказал Костенко, - быстренько…
В кабинете Садчикова, после обыска, Костенко предъявил Сударю постановление на арест. Тот внимательно прочитал все, что там было написано, осторожно положил бумагу на краешек стола и сказал:
- Никаких показаний давать не буду, подписывать тоже не буду. Если хотите со мной поговорить, дайте марафета. Я иначе не человек.
- Наркотика ты не получишь, - сказал Костенко. - Это раз. Подписи нам твои не нужны. Это два. И показания - тоже. Это три. Понял?
- Ты меня на пушку не бери, я сын почетного чекиста.
- Ты сын подлеца, запомни это, и никогда впредь не смей называть своего отца чекистом. Он им не был.
- Я вызову сюда прокурора.
- Не ты, а я вызову прокурора.
- Какое имеешь право называть меня на «ты»?
- А ну, потише, и не хами. Все равно наркотика не получишь.
- Я требую прокурора! Прокурора! Марафета! Прокурора! Марафета!
Сударя прорвало - началась истерика.
Когда Садчикову рассказали про звонок из прокуратуры - требуют взять под стражу Леньку Самсонова, - он хлопнул по столу папкой так, что подскочила телефонная трубка.
- Перестраховщики, - сказал он. - Ни ч-черта не понимают!
- Позвони к ним, - сказал Костенко. - Надо инициативу перехватить, потом может быть поздно, если он постановление выпишет.
- Ну и ч-что я с ним б-буду говорить?
- А ты с ним не говори. Ты с ним скандаль. Это иногда помогает. Особенно если правда на нашей стороне.
- Т-ты же знаешь - я не умею с-скандалить…
- Пора бы и научиться.
- М-может, ты позвонишь?
- Нет. Это надо сделать тебе. Ты - старший. Я готов идти вместе с тобой куда угодно, ты это знаешь. Но звонить надо тебе… Уважай себя… Уважай так хотя бы, как мы тебя уважаем…
Садчиков позвонил в прокуратуру:
- Послушайте, это С-садчиков говорит. Почему вы с-считаете нужным арестовать Самсонова?
- Потому что имело место вооруженное ограбление кассы.
- Х-хорошо, но при чем з-здесь Самсонов?
- Он был там с бандой.
- Н-ну был. По глупости.
- Вот вы и докажите, что это глупость. И пререкания тут излишни.
- Эт-то не пререкания, поймите. П-парня мы погубим, если его п-посадить. Он же верил нам. Он помог нам задержать бандитов…
Следователь прокуратуры был старым и опытным работником. Он считал, что лучше и безопаснее перегнуть палку, чем недогнуть ее. Так он полагал и ни разу за всю свою многолетнюю практику не ошибся. Во всяком случае, так ему казалось. И не важна, по его мнению, степень тяжести преступления - наказуемое обязано быть наказано. А что принесет наказание - гибель человеку или спасение, - это уже другое дело, к букве закона прямо не относящееся.
- Товарищ Садчиков, - сказал следователь, - мне кажется, не наше с вами дело корректировать законы. Они написаны для того, чтобы их неукоснительно исполнять.
- З-законы написаны для того, чтобы их и-исполнять, это верно, - ответил Садчиков, - но их правильно понимать надо, если речь идет о спасении семнадцатилетнего человека.
- Вы мне передовиц не цитируйте, я газеты сам читаю. Выполняйте мое предписание, а там разберемся.
- Б-будет поздно потом разбираться.
- Разобраться никогда не поздно.
- Д-до свидания.
- Пока. Когда вы его возьмете?
- Н-не знаю.
- Товарищ Садчиков, ваш ответ меня не устраивает. Я сейчас же позвоню комиссару.
- В-валяйте.
Садчиков осторожно положил трубку и снова выругался. И потом быстро поднялся и, не глядя на Костенко, выбежал из кабинета - к комиссару.
Комиссар держал трубку телефона плечом, а руки у него были заняты ремонтом зажигалки. Он дымил папиросой, слушал сосредоточенно, хмуро и лишь изредка повторял: «Ну, ну, ну…» Починив зажигалку, он перехватил трубку рукой и, перебив своего собеседника, сказал:
- Ерунду вы, милый мой, порете. Даже мне странно от вас это слышать. Ладно, хорошо, посадим Самсонова, успокойтесь, только я в данном случае согласен с Садчиковым, а не с вами, и завтра же буду говорить с прокурором.
Потом взорвался:
- Да при чем здесь либерализм? При чем здесь ответственный папаша? Я б папашу с мамашей посадил, а не его! Вы его по карточке знаете, а я с ним целый день провозился! Ладно, хорошо, мы попусту тратим время. Я сказал, что посадим, но согласен в данном случае с Садчиковым и в понедельник буду драться. Вот так. Все.
Положил трубку, поднял голову, хмуро посмотрел на Садчикова и сказал:
- Придется его забирать. Ничего, посидит недельку, а там отобьем.
- Т-товарищ комиссар…
- Ну?
- Это ошибка.
- Пожалуй, что так.
- Неужели нельзя связаться с прокурором города?
- Его нет, я уже звонил.
- З-заместитель?
- Он тоже на совещании.
- Н-но вы в понедельник действительно будете за него драться?
- Боксерские перчатки приготовь.
- Товарищ комиссар…
- Ты меня не обхаживай, Садчиков, я не девушка. Выполняй то, что тебе предписано, и скорее заканчивай все с Читой и Сударем. Молодцы твои ребята, просто истинные молодцы.
- М-может, подождем с Ленькой до понедельника?
- Садчиков, я повторил тебе уже три раза - выполняй то, что предписано. Холку потом мне будут мылить, а не тебе. Так или не так?
- Так.
- Ну и топай. А потом отоспись, на тебе лица нет.
- Машину можно вызвать?
- Зачем?
- Леньку взять.
- Что у тебя, оперативных нет?
- Я за ним на оперативной не поеду.
- Психолог.
- П-приходится.
- Что, открытую «Чайку» прикажешь подать? Долго ты будешь на моем долготерпении играть, а? Дам тебе «Волгу» и поступай так, как тебе подсказывает здравый смысл.
- Прошу р-разъяснить.
- У самого зубы есть - поймешь, если понять хочешь.
- Но я действительно не понимаю…
- Ну и плохо, если не понимаешь…
- Позвольте мне перепоручить это дело Костенко?
- А это как хотите, - сухо ответил комиссар.
- P-разрешите идти?
- Р-разрешаю, - снова передразнил его комиссар и осторожно подмигнул левым глазом.
Успокоившись после истерики, Сударь поудобнее уселся на стуле и спросил:
- Что вы мне предъявляете? И с кем я вообще имею честь беседовать?
- Вам документы показать или, быть может, поверите на слово?
- Москва словам не верит.
- Это что, вы - Москва?
Росляков засмеялся, а Костенко сказал:
- Ну, извини, Сударь, извини…
- Моя фамилия Росляков, я старший инспектор.
- А я - Костенко.
- Звучит, прямо скажем, грозно. Только Костенко - не Олег Попов, мне бы еще и должность.
- Начальник балетной школы.
- Странно. Начальник - и вдруг занимается такой мелкой сошкой, как я.
Садчиков изучающе разглядывал Сударя. Потом зло спросил:
- Ну, в м-молчанку долго будем играть?
- До конца.
- Это к-как понимать?
- Как угодно.
- С Читой хочешь повидаться?
- Не знаю никакого Читы.
- Н-надо говорить «никакую», чудачок, - усмехнулся Садчиков. - Откуда знаешь, что Чита - мужик, а не мартышка?
- По наитию определил.
- В-веселый ты парень. За что Витьку убил?
- Что?
- Л-ладно, ладно, глазки мне не делай. Я спрашиваю, за что ты у-убил Витьку?
- Да я никакого Витьки не знаю.
- Ганкина не знаешь?
- Не знаю.
- Ш-шофера не знаешь?
- Не знаю.
- И Надьку не знаешь?
- И Надьку не знаю…
- А чемодан твой поч-чему у Ганкина в пикапе лежал?
- Вот спасибо родной милиции! У меня как раз неделю назад чемодан сперли.
- Ж-жулики?
- А кто ж еще! Плохо вы с ними боретесь… Кривая преступности ползет вверх. Стыдно, милиция, стыдно. А невинных берете.
- Невинный - это ты? - поинтересовался Росляков.
- Я.
Костенко сказал:
- Ну, извини, Сударь…
- Я-то, может, извиню, а прокурор вас по головке не погладит.
Росляков отпер шкаф и достал оттуда ботинки, изъятые у Сударя во время обыска. Слепок следа возле убитого милиционера Копытова был явно с этих ботинок.
- Это ваши? - спросил Валя.
Сударь равнодушно посмотрел на ботинки, но Садчиков заметил что-то стремительно-быстрое, пронесшееся у него в глазах.
- Что же вы молчите?
- Т-ты отвечай, Сударь.
- Нет, вроде бы, не мои, - сказал Сударь, - нет, точно не мои. Я такую обувь не ношу.
- Что, плоскостопие? - поинтересовался Костенко.
- Да.
- Ладно, сделаем экспертизу.
- А зачем ее делать? Мы ведь беседуем, протокола у нас нет…
- Н-ну что ж, з-значит, не будем делать экспертизы. Только ботинки у тебя в квартире изъяты, в присутствии понятых, понимаешь ли…
- У меня к тебе несколько вопросов, - сказал Костенко.
- Да нет, - улыбнулся Сударь, - это у меня к вам один вопрос: на каком основании я арестован? Что за произвол?
- Ага, - сказал Костенко, - произвол, говоришь? Плохо дело. Произвол - это нехорошо. Тогда ступай отдохни в камере.
- Отвечать вам придется, - повторил Сударь, - за арест невинного человека придется вам отвечать.
- Не то с-слово говоришь. За «невиновного» надо говорить. Н-невинный - это из другой серии.
Росляков вызвал конвой, и те пять минут, пока ждали конвойных из КПЗ, все три товарища сидели вокруг Сударя и спокойно разглядывали его. Садчиков - всего его, Костенко - лицо, а Росляков - руки. Сударь глядел на них и улыбался краешком рта. Только левое веко у него дергалось - чуть заметно, очень быстро. А так - спокойно сидел Сударь, совсем спокойно, здорово сидел.
- Завтра с утра побрейся, - посоветовал ему Костенко, - мы тебе парикмахера вызовем. А то из касс опознавать придут, из скупки тоже, жена Копытова - старичка-милиционера на тебя посмотрит, жена Виктора, которого ты сжег сегодня, - им всем надо посмотреть на тебя.